Они размашисто шли к стенам города, одну сторону которого составлял срез в горе, где карий пласт чередовался с абсолютно белым — так соседствовала глина с песком.
А чуть выше облачный ветер сгонял стадо овец в долину, сияли вершины гор, и лютовала красота еще не набравшего звонкости полдня.
Перед глазами блукал просвет в стене, как бы врезавшийся в лес прогал, образовавший просеку, потому как существовал только в воображении. На самом деле стена была глуха и безответна.
Непривычные и, казалось бы, неуместные слова режут глаз, но создают определенную картину.
У каждого своя истина, не будем спорить о ней, тем более что существует неподкупный и безжалостный судья по имени Время, и вот этот судья раздаст каждому по сережке и подведет когда-нибудь итог. Как говорится, аз воздам! Эксперимент — великое дело, он дает шанс осознать возможное и расширить рамки этого возможного до новых пределов.
Кулькин экспериментирует:
Луг отвлечен от того, что с ним делают, он — цветет и увядает, нянчит в черенках каких-нибудь колокольчиков или ромашек пчел и выпушивает из гнезда робких, но давно оперившихся птенцов; он живет, природствует, сутью своей утверждая непрерывность бытия.
Но этот луг был некопычен, излежан, измят, потому как на нем трое суток вели вьючность верблюдов византийские евреи, готовые навсегда покинуть Хазарию и, казалось, стремящиеся оставить на этой земле как можно больше горестных мет.
О результативности экспериментов автора судить читателю. А что до литературных споров, то они касаются только писателей, читатели обречены на чтение, и единственным мерилом правильности избранной дороги является их любовь и востребованность работы писателя.
В активе Е. Кулькина немало книг.
Начав как поэт сборниками стихов «Иду на зов», «Внезапный дождь», «Песенный причал», он пришел к прозе.
В багаже его три трилогии «Смертный грех», «Хазарань», «Прощеный век», детектив «Черная кошка», сборники рассказов «Дуга с колокольчиками», «Вдовий сенокос», приключенческий роман «Золото ведьмы». С напряженным вниманием Е. А. Кулькин обращается к самым загадочным страницам русской истории. Достаточно взять трилогию «Хазарань», чтобы увидеть, какой труд выполнен, сколько исторических источников изучено, для того чтобы раскрыть тайные страницы становления христианства, Руси и Хазарского каганата, пролить свет на взаимоотношения русичей и печенегов. Его трилогию «Прощеный век» отметило руководство Союза писателей России.
Он много работает. Стараться успеть многое! Вот девиз работы Е. А. Кулькина. И это действительно так — надо спешить, в мире так много интересного, так много того, что надо обязательно попробовать на вкус, чтобы знать, чем отличается «черная вдова» от обычной дыни, почему не сдается тарантул и какие тайные связи соединяли русских князей и печенегов.
Надо спешить, даже если впереди вечность.
Евгений Александрович близится к своему восьмидесятилетнему рубежу, но он еще бодр и полон творческих планов. А задача писателя проста — писать и еще раз писать.
У каждого свой круг читателей. Есть он и у А. Кулькина — это широко эрудированные, умеющие думать люди, не воспринимающие в штыки попытки сказать что-то по-новому.
Сон с тоской напополам
В институте она была одной из самых талантливых. Ее стихи, публикуемые в институтской многотиражке, привлекали внимание. У Лукина в архиве сохранилось кое-что. Я читал, и мне нравилось. В стихах юной Елизаветы была непосредственность и свежесть чувств. С тех пор прошло много лет. Елизавета Иванникова стала известной волгоградской поэтессой, автором ряда сборников.
А еще она руководит творческим объединением «Парнас» и пребывает в вечных хлопотах — организует поэтические конкурсы, выпускает поэтическую страничку «Парнас», готовит к выпуску сборники юных и еще совсем никому не известных поэтов — общественные нагрузки эти ей не в тягость, они — составная часть хлопотливой души.
Она продолжает писать, появилась проза, к которой она постепенно пришла. Странное дело, в определенное время каждый поэт приходит к тому, что начинает излагать свою мысль в прозе. Так случилось с Ю. Олешей, с В. Катаевым, который начинал свою творческую жизнь со стихов. Волгоградская поэтесса Татьяна Брыксина вдруг оторвалась от поэзии и написала отличную автобиографическую книгу. Да и наш известный прозаик Е. Кулькин тоже начинал со стихов, а пришел в результате к многотомным историческим хроникам.
Вот и у Е. Иванниковой готовится в местном издательстве сборник рассказов, некоторые уже публиковались в периодической печати и вызвали хорошие отклики.
Но прежде всего она все-таки поэт. Проза в большей степени зависит от накала мыслей, поэзия — это эмоциональный ком, в котором спутаны все человеческие чувства — от любви до ненависти, от нежности до презрения, от ожидания чуда до ощущения непреходящей тоски.
Проживем при грозе,
При свече на запущенной даче,
При проточной слезе,
При шальной, точно пуля, удаче,
При надежде на кров,
Где осталось окно на примете,
Где в вопросах — любовь,
А ответы просвистывал ветер.
Если для мужчины поэзия (равно как и иные виды творчества) есть способ осмысления окружающей действительности и поиска своего места в ней (этому подчинена даже любовная лирика), то для женщины — это способ выразить свои чувства к любимому. Никогда мужчина не найдет столько слов и эпитетов к своей единственной, сколько их найдет в подобном случае женщина.
И никто, кроме нее, точнее не выразит чувства.
Для моей любви невпопад
На земле не осталось места,
Не успел слепить снегопад
Из меня для тебя невесту.
Прокисающий белый свет
Невзначай не представил случай,
На террасе, накинув плед,
В старом кресле сидеть скрипучем.
Я живу при своей мечте.
А с тобой веселится тайна:
Покрывало на пустоте,
Сохранившее очертанье.
Снежных грез пополам с слезой,
Где под нами скрипела жалко,
Оплетая сухой лозой,
Равновесье ища, качалка…
Женщина в поэзии парадоксальна, зачастую она видит то, чего нет, а чаще то, что ей хочется видеть. Полноте, да только ли в поэзии?
Встречаю твои корабли,
Считаю семейные мели…
Как странно! Все ночи любви
Проспали мы в разных постелях!
На кухне, где в круговорот
Запущенных дел попадали,
Как странно! Один бутерброд
Мы в разное время едали.
На выдохе — ветер беды,
На вздохе — морская пучина.
Стихия земли и воды
Нас порознь дышать приучила.
А если она рассматривает несбывшийся вариант… Тогда она безжалостна даже к себе, пусть говорят, что никто не умеет жалеть так себя, как женщина.
Мне рано быть самой собой,
Мне поздно быть необходимой,
Равна — осколочной судьбой —
С разбитой чашкою любимой.
Была ль счастливой — не была?..
Когда в домашней позолоте,
В наивной будничной заботе
Я выжигала сны дотла?
