Таковы его повести «Двое на дороге», где в самом начале войны конвоир сопровождает преступника в тюрьму, «История яхты „Мария“», таковы его романы «Охота на асфальте», «Золото прииска „Медвежий“», «Лабиринт», да в общем-то все произведения Першанина наполнены живыми людьми, которых понимаешь и которым сострадаешь.
Земцову весной исполнилось сорок шесть. В милиции — двадцать два года. Почти полжизни. Из автоколонны сержантом пришел в райотдел. Сначала рулил на дежурке, поступил в заочную милицейскую школу, затем назначили участковым, а вскоре по собственному желанию перешел в уголовный розыск.
Почему из шоферов перекинулся в милиционеры? Причин было несколько. Но главное — квартира. В автоколонне с этим делом глухо. В милиции давали общежитие и ставили в очередь на квартиру. Николай к тому времени был женат, и жена ждала ребенка.
Несколько фраз — вся человеческая жизнь перед нами. Першанин рисует жизнь лаконичными, я бы даже сказал, скупыми мазками, но это не вредит повествованию, скорее, такие мазки его украшают и придают дополнительный интерес. Начав читать его очередную вещь, не отрываешься, пока не дойдешь до последней страницы, которая не всегда заканчивается хэппи-эндом: порой герои гибнут в неравной схватке с бандитами, а начальство… А начальство рапортует о новой победе над преступностью, ведь подчиненные — всего лишь расходный материал в этой борьбе.
Владимир Першанин знает это не хуже меня. Но мы оба из прошлого времени, из того, в котором присяга была не простым сотрясением воздуха, честь и достоинство были важнее жизненного успеха, а все тяготы и лишения входили в условия жизни. Социализм дал обществу поколение романтиков, такого уже не повторится, пришли прагматики, которые выбрали чистоган. Наше поколение работало без времени, потому что так надо было, этого от нас требовала жизнь.
Сержант милиции Ольга Будникова имела должность младшего инспектора и занималась в управлении уголовного розыска картотечным учетом. Свою службу в милиции она начала на телетайпе, потом вошла в опергруппу, работавшую по карманникам. Ребята в группе подобрались молодые, азартные. Мотались целыми днями, охотились, выслеживая в магазинах, на рынках и трамваях карманных воров.
Работали на голом энтузиазме, за жиденькую зарплату и редкие премии по двадцатке и по тридцатке. Это сейчас про энтузиазм говорить смешно…
Так все и было, так все и было!
Владимир Першанин в своих книгах отдает должное прошедшей молодости. У него это получается. Но я внимательно и с некоторой завистью слежу за другим: растет хороший писатель, умеющий донести до своего читателя все, что ему хочется сказать. Причем донести мягко, ненавязчиво, так, чтобы мысли эти читатель принял, как выстраданные им самим.
Последнее время Першанин уходит от чистого детектива. «Лабиринт», написанный на чеченском материале, скорее следует отнести к социально-психологическому роману, причем роману, сделанному мастерски и с полным знанием мусульманского мира, с осознанием реалий, воцарившихся в горах.
Что я могу сказать? Умный человек стоит на опасной и долгой дороге, мне очень интересно узнать, куда она его приведет.
Быть человеком обречен
Если посмотреть на небеса, можно увидеть звезды яркие, которые сразу бросаются в глаза, и есть звездочки неприметные, которые тем не менее ровно горят на небесном своде, не гаснут с годами, но и не становятся ярче — свет их ровен, и этим они похожи на человеческие души. В поэзии все точно так же — одни ярки и затмевают небосклон, другие малозаметны, но освещают поэтические небеса с не меньшей силой. Только это не сразу бросается в глаза, потому что они в силу звездных обстоятельств дальше от читателя. Рискну к таким поэтам причислить Александра Ананко. Он сам пишет о себе:
Моя стихия — чувства сильные,
Мое житье — искусство чистое,
Как окаянный хохот филина
Или как плач над речкой чибиса.
Прочитав несколько поэтических строк, не всегда можно с уверенностью сказать, кто писал эти строки — мужчина или женщина. По стихам А. Ананко можно определить это сразу — это сильные мужские стихи, написанные человеком, который многое видел и многое пережил. Иногда даже кажется, что жизнь его все-таки надломила, когда безжалостно пробовала на излом.
Не просто в житейской бытовщине стараться каждый день подниматься над собой.
Могущим роком не отмечен,
Быть человеком обречен,
Я ведаю, что я не вечен
И от иных не отличен.
Но живет в поэте бес, который постоянно шепчет:
Не будь ни ангелом, ни чертом,
Иудой иль Христом вторым,
Будь человеком ты. Но в чем-то
Ты должен быть неповторим.
Ему я верю и не верю,
Но чувствую, как жар в крови:
Приговорен я к высшей мере
Страданий, радости, любви.
Это стихи. Настоящие стихи, сквозь призму которых видна измученная человеческая душа.
Иду, спотыкаясь о нищих,
О, господи, сколько же их,
Живых, свое звание сменивших
На статус полуживых.
Иду, спотыкаясь, мимо,
Простите меня, господа,
Я сам из породы гонимых,
Мне нечего вам подать…
У тебя есть многое, Александр. У тебя есть четыре времени года, обостренное чувство любви и ненависти, в твоей душе живет нежность, но люди стали иными — они смотрят на отражения звезд в лужах, они не поднимают головы к небесам. И эта наша общая беда. Людям стали не нужны стихи, они думают о горбушке черствого хлеба. И положение не выправить расстрельными указами об обязательной доброте. Это не поможет. Доброта — это то, что должно жить в человеке подспудно и не зависеть от настроения, с которым проснулся человек.
Трудно быть поэтом. Но только поэт может увидеть и описать такое:
И осторожно бездомные звезды
Бродят, как кошки, по крышам косы,
Путь освещают снега и березы,
Лают на звезды безродные псы.
Сонно снежинки касаются веток,
Пухлые хлопья густы,
Точно березы из лунного света
Ткут голубые холсты.
И только поэт может сказать:
Величавый нисходит закат
Мирозданья улыбкой недолгой,
И дарует он мне свысока
Одиночество с видом на Волгу.
На играющий плес, где стрижи
Ширь косым рассекают касаньем,
Одиночество с видом на жизнь,
Что склонилась уже к угасанью.
Отчеканены полной луной
Беглость волн, бытия быстротечность…
Как мучительно все же оно,
Одиночество с видом на вечность.
Одиночество, одиночество, одиночество — вот один из мотивов его творчества. И неприятие ныне происходящего. И воспоминания о счастливом прошлом. Не последнее место занимают стихотворения о любви, одно из них мне кажется лучшим на эту тему в творчестве Александра:
