Все, чем вспомнишься ты мне,
Как смогу, сберегу.
Напишу твое имя
Я на первом снегу.
Может, это наивно…
Будут вьюги кружить,
Будут вешние ливни
Сугробы крошить.
Но в степи, на полянах,
Сквозь былого былье
Первоцветьем тюльпанов
Вспыхнет имя твое.
Я прочту твое имя
На ранней заре
В улетающем клине
Горевых журавлей.
Станет сумрачно, строже
И в душе и вокруг.
Но однажды пороша
Улыбнется мне вдруг.
В память глаз твоих зимних
И улыбчивых губ
Напишу твое имя
На первом снегу.
Если в душе открываются кровоточащие раны, что-то в жизни пошло не так. У обычного человека непорядок в душе заметишь не сразу, у поэта, наоборот — первое же стихотворение говорит о наступившей дисгармонии чувств.
Поэту плохо. Но справиться со своим состоянием может только он сам, окружающие могут только подбодрить его. И хочется верить, что болезнь пройдет и наступит время гармонии, время единства души и желаний, поэтической строки и окружающего мира.
И Александр Ананко откроет глаза и увидит:
Повсюду золотая тишина,
В ладу и в мире дух с усталым телом,
Как иногда бывает от вина
Да от добротно сделанного дела.
В конце концов, стихи — это конечный и высший продукт поэтической души, живущей в гармонии и вечном споре с окружающей поэта действительностью.
Баобабы в снегу
По профессии он журналист. А вы сами знаете, какой нынче пошел журналист — только палец дай, отхватит руку по самую голову!
И слишком много говорит. Сам косноязычием не страдаю, но он… Даже, на мой взгляд, он говорит слишком много. Поэт должен быть немногословен, чуть-чуть загадочен и меланхоличен до обкусывания ногтей на руке. Поэт, мнилось мне, существо застенчивое, а этот бесцеремонен и говорлив.
Так думал я, пока не взял в руки томики стихов Александра Полануера. И сразу вспомнил его рассказ о том, как он поступал в Литературный институт. До него сдавала экзамен девочка из национальных меньшинств. Предмет она знала плохо, естественно, запиналась, мямлила и получила хорошую оценку исключительно за свое горское происхождение.
Александр это намотал на ус. А надо сказать, что поступать он приехал из Якутии, там и паспорт получал, где в графу «национальность» ему поставили загадочное: нуча. И вот он сдает экзамен, мямлит, запинается и время от времени говорит: а я не знаю, как это сказать по-русски… Сердобольный преподаватель сочувственно спрашивает: «А вы кто по национальности?» — «Нуча!» — гордо объявляет Полануер и в доказательство предъявляет паспорт.
Хорошую оценку ему тоже поставили. Знали бы преподаватели, что «нуча» по-эвенкийски значит «русский»!
Я же говорю, прохиндей! Только вот его стихи…
Впервые мне их процитировал Евгений Лукин. А он, надо сказать, в стихах знает толк. Это были стихи о тридцать седьмом годе.
Что это — Африка или Россия?
Снег ли, зыбучий песок?
Чьи-то следы заметает стихия —
узкий каблук и носок.
С неба замерзшие падают звезды
или струится вода?
Или на вздохе кончается воздух
в легких, уйдя в никуда?..
…Господи, это Россия, а я-то
думал совсем о другом,
это же снегом, как ватой, объяты,
шепчутся сосны кругом.
Это же я добежал до опушки,
снегом давясь на бегу…
Как хороша эта Африка, Пушкин,
и — баобабы в снегу!
Понимаете, стихи это были. Настоящие стихи. Они были просты и душевны, от них исходило тепло.
Мне сказали, что время лечит,
что забудется все, как сон,
что когда-нибудь все же встречу
ту, с которой спою в унисон.
Так сказали, а я, хоть тресни,
не могу позабыть глаза
той, с которой такие песни
пел на разные голоса!
«Э-э, брат, — подумал я, — не все так просто в этой жизни. Не все так просто».
Молчат чугунные узоры,
Молчит их тень на мостовой,
Лишь фонари бросают взоры,
Кивая светлой головой.
И, вырастая вровень с крышей,
Они сгибаются на треть,
И наклоняются пониже,
Чтоб нас получше рассмотреть.
Точные образы, точные строчки. И душа, живущая между строк. Ранимая и нежная душа.
Уже не осень, но зима.
И снежных бабочек порханье,
Как чье-то легкое дыханье,
Беззвучно сводит нас с ума.
Уже деревья на постах
Застыли в вечном карауле —
На Колыме и в Барнауле,
И в прочих избранных места.
Уже последние ветра
Отпели нас, отголосили…
И только звезды над Россией
Чадят до самого утра.
Обманчива внешность. Обманчива. Жаль, что в душу не заглянешь через глаза. До нее можно добраться, только читая стихи человека, которому принадлежит взгляд. Что с того, что человек в постоянном бегу? Время пришло такое — волка ноги кормят!
Судьба с ним играет. Он уже дважды вступал в Союз писателей и оба раза — удачно. В том смысле, что в Волгограде его принимали, а в Москве не утверждали. Наверное, за то, что нуча!
И все-таки он преодолел этот барьер. Потому что писал стихи.
Куда вы спешите, поручик?
Зачем вам чужая земля,
Зачем вам кавказские кручи,
Балтийские что вам поля?
Штандарты великой державы
Не ради хороших манер.
На бой ведь идете кровавый,
На смертоубийство, мон шер!
В глухом позабытом ауле,
В далеком от дома краю
Сразит вас чеченская пуля,
Но вы не очнетесь в раю.
Не встанут над вами с молитвой.
Не вскрикнут с деревьев грачи,
Лишь беглая речь замполита
По цинку в упор прострочит.
И песню споют муэдзины,
Сбивая архангелов влет,
Да белое солнце пустыни
Из кадра навеки уйдет.
