― Я купил это для вас, ― сообщил он ей.

Тогда она прекратила писать и посмотрела на Тома.

― Ох, я подумала, что вы один из местных, ― сказала она, но ее лицо не смягчилось.

― Так и есть, ― ответил он.

― В отличие от меня, ― взбрыкнула она. ― Я прилетела на парашюте, помните?

Затем она смерила взглядом напиток, который он купил ей.

― Что это? ― он открыл рот, чтобы ответить. ― И не говорите, что это бокал вина.

Он снова закрыл рот, так как именно это и собирался сказать. Вместо этого он пожал плечами.

― Предложение мира, ― и, когда ничего не сказала в ответ, он пояснил: ― Послушайте, мне жаль. Я был придурком. Я выпил больше пары бутылок пива и строил из себя не пойми кого, но на самом деле я не имел в виду ни слова из этого. Я вас даже не знаю.

Она посмотрела на него, казалось, с интересом.

― Вот, я признался. Я идиот. Мы можем начать сначала?

― Извинения приняты, ― холодно сказала она.

Девушка использовала ту же самую руку, чтобы придвинуть бокал вина к себе, затем вернулась к письму, оставив его стоять там. Он понял, что завсегдатаи будут наблюдать за этой стычкой из бара, и почувствовал себя глупо.

­­­― Заняты?

Он решительно настроился не быть отшитым ее безразличием.

― Очень.

― Если я отгадаю, чем вы занимаетесь, могу я присоединиться к вам на пять минут? Есть кое-что, о чем я хочу спросить вас.

Хелен вздохнула и одновременно с этим прикрыла свои записи рукой. Она была почти уверена, что ее тонкие каракули, все загогулины в рамках, со стрелочками, указывающими на случайные, поясняющие записи, не мог расшифровать никто кроме нее.

― Дерзайте, ― она бросила ему вызов.

― Вы пишете страницу по вашему округу, ― сообщил он ей уверенно.

― Откуда вы вообще смогли об этом узнать? ― спросила она. ― Я могла писать любую статью.

Он занял место напротив нее.

― Вы сидите в «Грейхаунд» в одиночестве, что необычно для женщины. Не смотрите на меня так. Женщины обычно не сидят в пабах одни, особенно, в пивных как этот, ― рассказал он ей. ― Вы получили мой старый участок, и сегодня понедельник, привычный день для паники из-за страницы по району, потому что у вас осталось только сорок восемь часов до следующего выпуска. Всю неделю мы работали над «тяжелыми снарядами», ну, более-менее крупными, все это относительно, в конце то концов.

― Хорошо, мистер мужчина-ас-таблоидов. Я знаю, что вы думаете, что «Вестник Дарема» отстой.

― Нет, я так не считаю, ― заверил он ее, ― я работал в «Вестнике» шесть лет. Я был намного старше вас, когда мне удалось сделать следующий шаг вверх.

― Ну, у вас неплохо получилось.

― Я узнаю панику из-за страницы по району, когда вижу ее. Мы всегда оставляем ее до последней минуты, потому что она чертовски скучная и ее тяжело наполнить содержимым.

Она посмотрела вниз на свои нацарапанные записи и протяжно вздохнула.

― Вы правы, ― признала она, ― я паникую. Такое случается каждую неделю и не становится лучше. Как вы справлялись с этим на протяжении шести лет?

― Страница по району – заколдованный круг, ― пояснил он, ― как только вы это поймете, вы на полпути к этому ближе.

― Да, ― горячо согласилась она, ― все именно так.

Страница по району было проклятием в жизни каждого репортера в «Вестнике». Также как сообщать о главных событиях, за каждым журналистом закреплялась территория, включающая в себя несколько деревень, и ожидалось, что они будут заполнять страницу, посвященную новостям лишь с этого района, ― если ваш материал недостаточно хорош, он не попадет на страницу по району, но, если он достаточно хорош…

― Редактор позаимствует его для своих новостных страниц?

― Именно! ― он был позабавлен ее огорчением из-за противоречивой логики газеты. ― Каждую неделю я трачу часы на нее. Это сводит с ума.

― Как я и говорил, это парадокс. Вам просто необходимо найти материал, который попадает в середину.

Она покачала головой.

― С ваших слов все звучит легко, ― сказала она. ― Может так и было, для вас, ― и она отпила вина. ― В любом случае, о чем вы хотели поговорить со мной?

― Мы продолжаем встречаться.

― И вас беспокоит, что люди начнут говорить? ― сухо спросила она.

― Нет, я беспокоюсь, что мы встанем друг у друга на пути.

― Как мне кажется, я была здесь первой, ― она помахала рукой в воздухе.

― Сегодня, да, но технически, я опередил вас на годы.

― Хотите, чтобы я ушла?

― Дело не в пабе.

― Я уже поняла.

― Я говорю о том, что, куда бы я ни пошел встретиться с кем-то, вы уже там.

― Мы оба журналисты, ― сказала Хелен. ― Предположу, что мы освещаем один и тот же материал?

― Вероятно, но люди менее вероятно открываются, если мы оба наведываемся к ним в дверь.

― Это был ваш участок, теперь он – мой. Может, вы обижены на это?

― Он не позволит вам опубликовать их, ― поведал он. ― Малколм либо отвергнет ваши статьи или же сделает их тон спокойнее, так что люди будут засыпать в автобусе, читая их.

― Вы говорите по опыту?

― О, да.

― Может и так, но я, по крайней мере, должна попытаться, иначе с тем же успехом могу собрать вещи и поехать домой, а я не собираюсь этого делать.

― Я не собираюсь просить вас прекратить. Вы неверно меня поняли, Хелен.

― Что тогда вы хотите?

― Я подумал, так как мы продолжаем наталкиваться друг на друга, мы можем использовать это в качестве нашего преимущества.

― Как?

― Работая вместе.

― Вместе? ― она оглядела его, пытаясь понять, насмехается ли он над ней. ― Вы серьезно?

― Абсолютно.

Она сделала большой глоток вина, пока размышляла.

― Что вы с этого получите? Вы талантливый журналист, который работает на известный таблоид, а я просто изнеженная юная корреспондентка.

― Я вижу вас не такой. У вас есть мозги, вы были здесь только пять минут и уже говорите с правильными людьми, с контактами, которые я приобретал в течение шести лет, и я читал ваш материал. Он хорош, вы можете писать, не каждый в «Вестнике» может. Плюс, у вас все еще есть удостоверение местной газеты, ― он добавил, прочитать сомнения на ее лице: ― Я работаю на крупнейший таблоид в стране, но это меч о двух концах; иногда, он открывает двери, иногда, их захлопывают у меня перед носом.

Воспоминание о том, как его вышвырнули из дома Бетти Тернер посередине интервью, все еще было свежим.

― Ладно, что я получу с этого?

― Я знаю местность и людей, особенно, поблизости. Я занимался этим долгое время. Думаю, у нас есть разные достоинства, и предлагаю делиться тем, что мы узнаем. Здесь два больших материала и множество дверей, в которые можно постучаться.

― Полиция уже занимается этим.

― Они не уйдут отсюда далеко.

Она задумалась, почему он был так уверен в этом.

― Это не станет таким уж суровым испытанием, не так ли? Мы можем составить довольно неплохую команду.

― Я рискну, ― согласилась она.

― Почему?

― Если мой редактор узнает, что я работаю в команде с печально известным Томом Карни, он придет в ярость.

Том улыбнулся.

― Как же я скучаю по Малколму. Ну, я не скажу ему, если вы не скажете. Скажу вам вот что: если я напишу вашу страницу по району за две минуты, уделите ли вы некоторое время этим материалам вместе со мной?

― Две минуты? Как вы сможете…

― Доверьтесь мне, ― и, когда она бросила на него взгляд, который ясно обозначал, что она ему не доверяла, он добавил: ― Или же вы не продвинетесь вперед. Я могу разрешить проблемы вот так, ― и он щелкнул пальцами.

― Я не понимаю, как вы сможете, ― сообщила она ему.

― Ладно, хорошо, есть целая серия традиционных местных старых историй, которые можно публиковать снова и снова с небольшими вариациями.

― Например?

― Травяные изгороди.

― Что?

― Окружной совет обычно подстригает изгороди раз в неделю. Примерно четыре года назад они изменили это на раз в две недели, чтобы сэкономить деньги, и приходские советы с тех самых пор враждуют.