Дубаку воспитывал поколение Рабов Раввы, превращая толпу бесхребетных уличных воришек в армию, каждый солдат которой способен себя защитить. Его усилиями мы живем в достатке, ибо теперь священная подать стекается не в загребущие лапы Мунаша, а в казну Святого Пути.
Дубаку многое донес мне — его соглядатаи достали сведения из разных источников. Уши старикана есть и в Белом Гнезде, и в Желтоцветье, и в Чаше-на-Роднике, и, конечно же, в Кважьем Копыте. Он рассказал о Ннамбди, о Зарбенгу, об Олэйинке и… Готто.
Буру вновь призвал к себе Олэйинку, сделав своей приближенной телохранительницей. Ннамбди ныне десятник, а Зарбенгу — сотник стражи. Буру оттолкнул от себя многих родичей, наделив верных себе рабов высочайшими званиями. Псы Зарбенгу по его приказу обыскивали трущобы, переворачивали невольничьи рынки вверх дном и даже вломились в Костяную Обитель. И они не скрывали, кого ищут — верного раба Буру, Аджо из Желтоцветья.
***
Абиг — так зовут моего учителя. Его история полна тайн, которые ты не узнаешь. Именно он нашел меня, воспитал и вырастил. И поведал такое, от чего сердце затрепетало, а душа взлетела в небеса. Аджо, можно жить иначе. Скажи мне, заблудшая душа, ты никогда не задумывался о природе вещей — почему бваны правят, а землепашцы пашут, почему Кхато — хозяин всего сущего и весь мир ему служит? Я отвечу — потому что Равва создал мир справедливым, а люди искривили его. Мы живем во лжи, когда надо осознать истину. Как мне поведал ее Абиг, так я поведаю ее тебе.
Давным-давно, когда Кхато был человеком, а не титулом, древнейший из шугаб, древнейший из патриархов, провел священный ритуал богоравности над ним. Лживые мтавы Востока твердят, что так они короновали Кхато на царствие и вверили свои судьбы в его длани. Но праведные мудрецы Запада знают, что тот ритуал величественен и неповторим, ибо человечество впервые взяло на себя право сотворить себе хозяина. С того мгновения люди властны над героями, а не герои над людьми. И мы, чернь, должны властвовать и править, писать законы и вручать титулы. Шугаба — первый среди мтав, избираем великими мтавами. Те же назначают себе преемников и правят землями, сравнимыми с владениями Клалва. Мтавы, в свою очередь, вырастают из аколитов, коими становятся дети простых людей из сел, деревень, городов.
А как же бваны? Братство Лун, Братство Белого Копыта, Братство Чащи — лишь немногие из тех, кто преклонил колено перед Шугабой.
Абиг поведал мне истину и я делюсь ею с тобой. У нас два месяца, чтобы поднять знамя истины, знамя Святого Пути. Народы Клалва будут свободны и только люд будет решать ее судьбу. Ты со мной?
***
Кувшин опустел, я смотрю ему прямо в глаза. Святейший То ждет от меня ответа.
— Да. — Моргнув, отвечаю. — Я с тобой.
***
С того разговора прошел месяц. Я обнимал друзей То, обедал с ними, мы вместе пили и мяли девок. В дружеском поединке наши с Чакайдом мечи танцевали, в добросердечном споре обсуждалась природа божественности героев с Абигом. Эбеле пропала и мой козырь растворился в небытие — я встретил не круглоголового юнца, а заряженного враждебной силой богатыря. Повелитель Рабов Раввы оказался гораздо умнее и опаснее, чем я мог предполагать. Безуспешные поиски возлюбленной То дали плоды — вместо шантажа полезнее оказалось держать Святейшего в неведение. Дубаку нашел и пытал тех, кто видел Сепу с пленницей и доложил, что пути похитителя теряются на Чердаке. Святейший безутешен и безумен — паства напугана, растеряна и потеряна. И тут на пьедестал встаю я.
— Я знаю твою природу с пеленок и до Башни. — Однажды, спьяну, прорычал мне Дубаку. — Ты шел дорожкой разбойника, труса и вора. Знаю, жизнь тебя перевоспитала, но гниль в была в тебе. Всю ль ты ее сжег?..
Абиг — добрый дедушка, что в день моей первой встречи со Святейшем То спал — ни разу не был со мной откровенен. Воспевая его ум и разжигая в нем тщеславие, я добился лучшего успеха — высокомерия. Я — бывший разбойник, солдат. Я — выскочка-селюк. Я умею сражаться — и только.
Спустя время меня приняли и даже дали отряд. Я научил Рабов Раввы строю, стрельбе по указу, почитанию команд. Равенство и братство — друзья пастыря, но не командира. Мой десяток стал лучшим, молниеносным и опасным. Им было не сравниться со стражниками, но на мрачных улицах Чердака ярость впервые пошла рука об руку со слаженностью.
Поэтому мы выбили долги из Тафари.
Позже мы опустошили воз сборщика налогов Клалва.
Наконец, нам удалось принести Святейшему То головы двух стражников.
Тогда мне дали наказ найти Эбеле — и с этим, увы, даже мы справиться не смогли.
***
Поле перед Башней неровно. Нестройные ряды людей с самодельными копьями во всевозможных подобиях доспехов выстроились передо мной. Невольно бросив взгляд на серую крышу вдалеке, к которой, как я знал, ведет ход в канализацию, я вновь посмотрел на толпу.
Полторы тысячи человек. Стражников в Кважьем Копыте чуть больше сотни. Пусть они прекрасно вооружены, обучены и родовиты, но против них пойдет целая армия. Моя армия.
— Рабы. — Обратился я к присутствующим. — Я — не один из вас. Святой Путь чужд для меня и я не вижу в Святейшем То пастыря своего. Он не спасал мне жизнь, не вытаскивал со дна и не защищал перед стражей. Нет, я пришел к нему сам, добровольно, ибо наслышался небылиц, но увидел — все слухи правдивы. Защитник слабых и угнетенных, спаситель простого люда и освободитель — таким я увидел его. И тогда я согласился выковать из железа меч, из отребья — армию, из вас — солдат. Вы будете страдать и ни Святейший То, ни сам Равва вам не помогут — только я. Вы будете молить о помощи, но она не придет, ибо мое наказание справедливо, а ваша мольба — труслива. И если, приходя домой, вы будете падать в изнеможении, то возможно — только возможно — вы сможете одолеть стражника-бвану. Втроем. Вы придете сюда завтра на рассвете и начнете учиться убивать за Святой Путь. Иначе будете за него умирать. Обнимите сегодня возлюбленных и выпейте по последней кружке пульке, дабы было, что потом вспоминать с теплотой.
***
— Это не мы, Повелитель!!! — Крича от боли, возопил Тумус. Тело Ална безмолвной тушей висит на дыбе в полуметре левее. Он дышит. Абиг и Святейший То стоят в пыточной, чуть позади — Дубаку, Чакайд Хан и я. Дело клонится к концу, а результата всё нет. — Молю вас, я служил вам верой и правдой все эти годы!..
— Молчи, отродье! — Рыкнул То. — Сколько раз вы двое шептались за моей спиной. Что вы делали в тот день на лестнице?
— Мы не желали зла Эбеле, Святейший! Молю вас!
— Ложь. — Спокойным тоном произнес Абиг. — Ты смеешь лгать тому, кто спас тебя, дал пищу и кров. Ты жив только потому, что в твоем сердце есть место Святому Пути. Ты обрел возлюбленную, что вот-вот родит тебе сына, нашел друга и смысл жить дальше. Так ты отблагодарил Повелителя?..
— Я не лгу, Мудрейший… — Прошептал Тумус.
— Снова лжешь. — По моей коже прошел холодок. — У Ална больше прав на жизнь, чем у тебя. Он молчал. Ты — лжешь.
— Хорошо! Да, да, да!!! — Тумус зарыдал. — Ее никто не любил! Она — ведьма, которая свела с ума Святейшего То! Нужно было ее убить или спрятать…
— Что вы с ней сделали?! — В ярости закричал То.
— Н-ничего… Мы схватили Аджо. И привели его к вам.
— Он невиновен. — Проговорил Абиг. — Но ты говоришь правду. Кто еще наводил хулу на Эбеле?..
— Абрафо, Мазози, Оби… — Начал перечислять Тумус.
Меня бьет озноб. Больше пыточная не опустела ни на день…
***
Заходя в подземелье, обнялся с Чакайдом и Дубаку, поклонился Абигу и То. Сажусь за стол, мимолетно осматривая чуть подправленный Кважье Копыто в миниатюре.
— Он растворился, его келья пуста. — Доложил Дубаку. — Это может означать только одно — Унати сбежал.
— Я думаю, похищение Эбеле — его рук дело, господин. — Пришла очередь мне взять слово. — Унати…
— Он был мне верен! — Хлопнул кулаком по столу То. — Как… Как ты вообще можешь такое говорить, Аджо? Годами Унати сидел за этим столом. Он не раз спасал мне жизнь. Ты — всего лишь выскочка, недостойная сказанных тобою слов.