Еще один поворот и я слышу какофонию из криков, воя и шума вдали. На мостовой сидят старики — иссушенные, с дрябло висящей кожей, они высокомерно и степенно переговариваются между собой, жуя жвачку из листьев и пальмовых семян, сверкая черными зубами.
Господа сами себя кличут бванами, что на их языке значит хозяин. Старики говорили, что тысячу лет назад они были великим племенем героев, а их повелитель покорил весь мир, ведя за собой тьмы всадников. Каждый получил землю, обзавелся десятками жен и сотнями наложниц, заделав каждой детишек. Они-то и стали кланами. Все бваны со всего мира понимают друг друга, говоря, пусть и ломано, но на родном языке предков. Наречий много — кто-то щелкает, кто-то говорит носом, кто-то шипит — но речь всеобщего общения одна. Шайянская.
С опаской озираясь, выхожу на одну из главных улиц города. Лучом она выходит из западных ворот и входит в кольцо вокруг стен хекалу, где разделится на две дуги, что соберутся вместе и лучом уйдут в восточные врата. Изящная планировка, соединяющая всех жителей всего города в одном очень опасном для простолюдина месте.
Внимательно смотрю на толпу. Невооруженному взгляду селюка она кажется хаотично текущей рекой, но моя мать работала в гостиницах и я слишком долго в них жил. Их объединяет множество деталей — цветастый узор с внешней стороны, кошачий череп над входом, нарядные чистые женщины, одетые лишь в бусы, а также — отбивающая поклоны нищета поодаль, дабы бредущие отдыхать богатеи утолили подачкой собственное эго. И вот она-то мне и нужна.
Два улыбчивых меднокожих стражника стоят близ унылой кузни. Скалясь и смеясь, они живо что-то обсуждают, держа правую руку на рукояти сабли в ножнах на поясе. На них — нагрудник из кожи буйвола и кожаная же шапка.
Группа из восьмерых отроков, крутя головами, мнется с ноги на ногу у входа в здание с черепом гиены над дверью — трактир. Гладко выбриты, одеты в бледно-красные туники. Утонченные черты лица видны метров за пятьдесят, равно как и полное отсутствие ювелирных украшений и костей животных. Духовники, если не кастрированы, то аколиты. Интересно, заселяться идут или наслаждаться женщинами, как в последний раз?..
В нескольких метрах от них разодетые в желто-зеленые дорогие ткани сидят на тюках три наймита. Бугры мышц, уложенные косичками волосы с вплетенными в них знаками отличия — брошками, знаками, авторскими монетами. На поясе — две сабли, пара ножей, за спиной — короткий лук с нечетным числом стрел. Совершенно не представляю, что всё это означает, но знаю одно, наймиты — не стража, им репутация дорога, их нужно обходить десятой дорогой.
Изящная женщина благородного бледно-бурого цвета кожи в сопровождении слуги-охранника идет в сторону гостиницы. Высокая — выше и слуги, и многих мужчин. Тощая — статус получила не браком, а по праву рождения. Движения плавные и изящные, тело расписано тонкими узорами, преимущественно бежевых тонов. Манерная. На лбу — клеймо, два треугольника. Слуга, что идет рядом — худощав, молчалив, услужлив, вооружен ятаганом, одет в плотно прилегающую к телу конопляную рубашку да штаны.
Вливаюсь в толпу, колени подкашиваются от резкой боли в животе, держусь за него и шагаю дальше в сторону гостиницы. Аристократка манерно кидает серебряную лиру нищему, тот прячет драгоценность в вонючих складках и отбивает поклоны красавице. Она начинает подниматься по ступеням в дом удовольствий, как наемники, встав и подхватив тюки, начинают следовать за ней. Замечаю, краем глаза, как ее слуга кладет ладонь на рукоять едва-едва выпирающей из-за пояса сабли — вижу это, потому что уже в десяти метрах. Нищий собирает пожитки, довольный богатством — не торопясь, дабы никого не спугнуть. Стражники увлечены беседой — слава Равве! Аколиты начинают заходить в трактир, отвлекая на себя внимание десятков пар глаз, столь похожих на мои.
Чуть не падаю, не доходя пяти метров до нищего от резкой боли — схватившись за живот и картинно поскуливая, подбираю маленький камешек и сжимаю в кулаке для веса. Я уже в трех метрах от попрошайки…
Мгновение — и на него наваливаются два паренька на голову ниже меня с кухонными ножичками. Замечаю движение вдалеке — из боковой грязной улочки выходит дородный детина с пудовыми кулаками. Не стражник, но высок, мускулист и страшен лицом. Парни опешили, я про себя посмеиваюсь — слишком прямой налет в не слишком правильное время. Даже если бы этого нищего защищал сегодня дурак, то и он бы напрягся в такой момент. Что сказать — молодняк!
Несколькими шагами оказываюсь близ другого соседнего нищего в метре от них и одним движением хватаю его грязную шапочку, полную медяков. Детина занят, я же, не замечая завываний попрошайки, бегу в толпу. Последнее, что успеваю заметить — изумрудно-зеленые глаза обворованного мной нищего, столь необычные и крайне редкие.
После минутного бега, затылком чуя погоню, понимаю, что вот-вот рухну от боли. До хруста стискиваю зубы, щурюсь, концентрируясь на точке перед глазами — продолжаю бежать к спасительному кольцу вокруг хекалу. Если удача будет на моей стороне, то это место должно быть нейтральной зоной между бандами, где мстительный бег за мной будет менее важен, чем нарушение границы.
От сильнейшей одышки вынужденно замедляюсь. Чувствую лед хладной ладони на левом плече — кричу в полубреду и с разворота бью по преследователю. Обернувшись, не вижу врага — рука пропорола воздух. Вместо здоровенного детины — худощавый малец с обсидиановым стеклом в руке и изумрудными глазами…
Если бы мой лоб не горел пламенем жара, я бы побледнел от ужаса. Отрок с ножом хуже бешеной бабы — страх смерти притуплен возрастом, самомнение раздуто до предела, а песья жажда выслужиться еще не тормозится усталостью и болезнями. Короче говоря, его рука не дрогнет. Быстрым движением я сделал первое, что пришло мне в голову — сунул руку в шапочку с деньгами, взял горсть из пяти-шести медяков и что есть силы бросил парнише в лицо! После чего развернулся и рванул со всех ног… Направо не побежать — там уже бежит второй малец, в спину дышит первый, бегу что есть силы прямо, боясь свернуть в улицы.
Заметив вдалеке, на границе районов, маленькое глиняное одноэтажное домишко с черепом гиены над входом, я бросился к нему. Дешевый трактир — какая удача! Ворвавшись внутрь и трясущимися руками закрыв дверь, я наконец-то окинул комнатушку с тремя грязными глиняными столами и бежевой стойкой.
На меня уставилось семь пар зеленых глаз.
***
— Похлебку, да погорячее. — Вальяжно подойдя к стойке, унимая трясущиеся сердце и руки. — И скажите, снимает ли комнатушку у вас ведьма?
— Не местный? — От уха до уха улыбается мне тощий, выше меня на полторы головы, парень за стойкой. Гладкая лысина, угольно-черная кожа и неожиданно огромные ладони внушают опасения. Меня свербит пара его изумрудных глаз.
Устало картинно покачал головой. Спохватившись и испугавшись, что в их среде этот жест может означать нечто иное, быстро говорю:
— Нет-нет, я из… саванны. Село Серая Нора.
— Звать-то как?
— Аджо.
— Что ж… Аджо… — Парень размял костяшки пальцев и посмотрел куда-то за мою спину. Тело пронзила молния лютого ужаса, по спине пробежал холодок предчувствия смерти. Пока я не начал молиться, он, продолжая недобро улыбаться чернёными зубами, ответил. — …с тебя три медяка. Но ты ведь дашь пять, не так ли?
Быстро-быстро киваю и дергаными руками вытаскиваю из набедренной повязки медяки. А куда мне еще было прятать шапочку, дабы она точно не выпала при беге?!
— Меня кличут Готто. По поводу ведьмы — есть такая, матрона наша. Вот только берет она лиру в час и ничем, — голос парня стал жестче, — ничем, кроме советов не торгует. Есть у тебя лира?
— Ээ… Нет, Готто. Всё, что собрал — всё перед тобой. — Вздыхаю. Надо выбираться отсюда поскорее!
— Понятно. Что ж, я могу тебе подсобить и с матроной нашей свести. — Ухмыльнулся он, елейным голосом добавив. — Но ты так не вовремя зашел. — В это время в дверь вломились бежавшие за мной зеленоглазые мальчуганы и, завидев меня, расплылись в улыбке, присев за столик, не сводя нас взглядов. Готто, тем временем, продолжал. — Мы тут людей ищем для ям. Вижу, ты чистый — без единого узора — так что гордись, сможешь наконец-то выбраться со своего дна. Ну и что с членом родился радуйся, а то послужил бы нам… иначе. — Готто взял из-за ширмы глиняную полусферу, наполненную ароматной сорговой кашей с сушеным бананом и пряными травами, после чего протянул ее мне с ложкой, шириной в ладонь. Быстро хватаю, сориентировавшись.
