— От меня вам будет мало пользы. — Жру, не жуя. — Каша вкуснейшая! Но я сделаю. Всё, что… уф… В моих силах! Я хочу с пользой для себя… Жить. Чтобы с похлебкой. С кроватью. И чтоб кровать теплая была.

Готто благосклонно кивнул.

— Замечательно. Восьмым будешь. Всего вас дюжина наберется, а супротив — Вепрь. Тварь, каких мало, но некоторые из соперников выживают. Будь осторожен, мы согреваем друг другу постель, так что убьешь его — и ты покойник. Усёк? — Я быстро кивнул в ответ. Готто продолжил, смягчившись. — Мы празднуем совершеннолетие младшего сына нашего патриарха, так что ожидаем долгий упорный бой. Ты, вижу, парень смышленый, раз без друзей в городе, без клейма, но еще жив. Бой должен идти достаточно, чтобы именинник удовлетворился, но так, чтобы не заскучал. Услышишь трубу — получай удар и картинно падай. Вепрь имеет наказ не убивать врагов, но это ж Вепрь! Молись Равве, чтобы набралась дюжина — иначе вам придется туго. Койка — там. Помои — там. Чистым быть тебе не нужно. Выспись, к ночи разбужу, пойдем в ямы.

***

Хотел бы я взять и очнуться посреди ямы. Открыть глаза вместе с десятком мне подобных, а передо мной — здоровенный верзила в чем мать родила. И я, подставляя людей, которых вижу в первый раз в жизни, пытаюсь заработать себе на сорговую кашу, потому что идей, как выбраться из этого кошмара иначе, у меня попросту нет.

К сожалению, этого не произошло.

Меня не растолкали — я не спал и пошел на окрик.

Меня не оглушили — наоборот, раздели и повели в подвал.

Меня не посадили в деревянную клетку — я топал по подземным тоннелям добрый час.

Но, о свет небесный, как же было приятно после всего этого упасть на желтый чистый песочек арены!

Меня ввели последним. Бегло посчитав, я понял, что восьмым и это знание мне совершенно не понравилось. Повсюду — шум, ор, дергающиеся словно в припадке разукрашенные тела и искаженные в гримасах лица. Пульке льется как вода, за железной решеткой впадины ямы — три зрительских уровня. На первом беснуются простолюдины, на втором чинно сидят мхарану, пожирая шматы перченого вяленого мяса, на третьем — вальяжно разлеглись бваны, окруженные нагими красотками, фруктам и расписными кувшинами с дорогим пойлом. В самом центре, в исполинской ложе, на алых перинах — худощавый мускулистый мальчуган, обнимающий за тощую задницу ту самую аристократку, которую я своими собственными глазами видел поднимающеюся в дорогую гостиницу. При этом на ней нет ни единой татуировки — она смеется, как шлюха, широко разинув пасть, изгибается, как шлюха, щеголяя голым бритым телом, тесно прижимаясь грудью к распаленному ожиданием боя парню. Что я еще заметил, так это его изумрудные глаза — ровно перед тем, как перевожу взгляд на поднимающуюся решетку напротив.

Нервно сглатываю — бой барабанов предвещает начало представления. Начинаю лихорадочно размышлять. Здесь происходит что-то странное. У этой девки были символы и цвета Клалва, а его похитители прибыли в хекалу для совершения ритуала богоравности, меня хотели принести в жертву. Но возница необычайно легко воспринял мой побег — неужели цель была иной? Все подходы в светский город перекрыты иноземцами, Белое Гнездо переполнено аколитами и первенцу Клалва нужна была серьезная причина для въезда, дабы усыпить бдительность священников. К парнише не подпустили бы простую шлюху — она принадлежит Клалва и разыгрывает здесь партию. А это значит…

— Да здравствует Вепрь!!! — Слышу над собой знакомый голос… Готто. Конечно, кто же еще! Поднимаю голову — в решетчатой железной люльке почти под потолком во всю глотку вещает трактирщик. — Для всех старых друзей Изумрудных Братьев, сегодня мы покажем подлинное пиршество разъяренной твари! Восемь человек, восемь добровольцев, что без медяка в кармане решили подзаработать — все они сейчас перед вашими глазами, друзья мои! И они постараются совершить невозможное — убить Вепря!

Крики, овации, рёв. Под стук барабанов решетка напротив нас открывается, медленно, с нарочитым пафосом оттуда выходит тело. И… о, Равва, трибуны взорвались истошными воплями!

Абсолютно нагая, с угольно-черной бритой бархатной кожей, огромной сочной грудью и бесподобной задницей, с кубиками пресса, выше меня на голову, с тугими бедрами, заплетенными в косички волосами, золотыми драхмами вместо серег и мускулистыми длинными руками, вошла она — Вепрь!

Стоящая первой, троица взревела и бросилась на неё — эти низкорослые задохлики ушли в забытье практически сразу. Нас осталось пятеро и парни выглядят более-менее крепкими.

— Окружай, идиоты! — Скомандовал мне стоящий рядом высокий парниша. Умный? Смею надеяться. Только вот я поумнее буду.

Два малолетних идиота начали окружать девку слева, не сводя глаз с острых сосков. Оставшийся замешкался, пока, наконец, после выданной оплеухи, не пошел справа.

— Тебе что, меднокожий, особое приглашение нужно? — Рявкнул он мне. Я в ответ махнул в его сторону раскрытой ладонью — крайне оскорбительный жест в наших землях. После чего, картинно встав в удобную для драки стойку, дернул подбородком в сторону драки, приглашая насладиться зрелищем.

Вепрь, оскалившись здоровыми зубами, должна была поймать за их красоту мои персональные лучи любви, но вместо этого чуть не пропустила молодецкий удар слева. Прошипев что-то на родном языке, эта чёрная змеюка бьет в ответку — ребром ладони, целясь в шею, но чудом малец поднырнул под руку и, оказавшись прямо перед ней, прыгнув, повалил Вепря на песок, оседлав. Под завывание, сальные шуточки и улюлюканье, она резким движением скинула с себя незадачливого седока, после чего, резко вскочив и оказавшись сверху, одним ударом кулака расшибла в кровь нос. В этот момент я с превеликим удовольствием насладился фактурой ее спины, поэтому картину лица паренька себе лишь представил по звуку хруста и комментариям стоящего рядом умника.

Второй малолетний идиот набросился на Вепрь сзади, начал душить, в своих мечтах уже повалил на землю, но это сотканное из мышц и воли создание бросило его через голову. Затем она в прыжке встала и, развернувшись, размозжила челюсть бегущему на нее справа парню. Пока лежащий кое-как пытался оклематься, умник присвистнул и поймал на себе гневный взгляд Вепря. Я прикрыл глаз рукой. Всё очень-очень плохо. В культуре этой змеюки свист — это презрение.

Сзади на неё набросился лежащий недомерок — Вепрь рухнула на песок. Не сговариваясь, мы с умником бросились вперед — нанести хотя бы несколько ударов перед тем, как она встанет.

Перепрыгнув трех валяющихся задохликов, мы обогнули по дуге валяющегося всхлипывающего паренька с кровоточащим носом, хнычущего рядом его товарища с разбитой челюстью, дабы с наслаждением обступить лежащую Вепрь.

— Руки заламывай, идиот! — Только и успел сказать я, осознавая, за что девка заслужила свое прозвище. Изо рта у нее пошла слюна, глаза загорелись безумием — осознав, что её душат и видя бегущих на нее два обнаженных мужских тела, Вепрь захрипела, зарычала и, крутанувшись, освободившись, с разворота ударила локтем по шейному позвонку душителя, убив его на месте.

Я смачно выругался.

Умник отреагировал первым и, прыгнув вперед ногами, массой тела повалил змеюку на песок. Я тут же дернулся, инстинктивно отшатываясь от падающего на меня тела, после чего резко захватил руки Вепря. Вскочивший умник заломил ей ноги — она хрипела, верещала, шипела, но выскочить не могла. Опасливо отползая от дергающейся головы, ни на миг не ослабляя захват, я загляделся на изгибы ее талии и бедер. Бесподобная женщина.

Под оглушающий шум труб, рёв беснующийся толпы простолюдинов, сдержанные овации мхарану и стоны ублажающих бван шлюх, мы отпустили Вепря и упали без сил на песок.

— Аджо. — Тяжело дыша, представился я.

— Зарбенгу. — Отозвался умник.

— Нкиру. — Услышали мы хрип из глотки этой прелестницы.

— Ну что, как махач? — Готто услужливо наливает мне неразбавленное пулько. Опрокидываю пойло из глиняного стакана прямо в глотку. Прошел месяц и я понемногу привыкаю к новой жизни.