Иные квагги уже спеклись бы от зноя, но в Клалве таких не держат. В этом клане вообще слабых не держат. По слухам, до брачного возраста доживает каждый третий мальчик и каждая четвертая девочка — говорят, только в день двенадцатилетия они получают настоящие, взрослые имена. Жесткой отбраковке подвергаются и квагги, и верблюды, и домашние гиены. Всех их клеймят не раньше, чем убедятся в дюжем здоровье. Слава Равве, стены города все больше и больше…

Хекалу Белое Гнездо — тучное и обширное место. Как и обо всем, о нем я слышал от стариков. С основанием этого хекалу связана старинная легенда — тысячи лет назад, задолго до рождения первых пророков, некий великий завоеватель обращал бессчетные тьмы всадников на врагов. И однажды с несметным войском подошел он к древнейшему из городов, чьи стены были неприступны. Молвил Завоеватель: “Я обращу в пыль твои стены, уведу в полон твоих женщин и оскверню твои святыни, коль не склонишься ты передо мной”. И ответил ему Город: “Неисчислимые века подходят ко мне властелины и неисчислимые века слышу я угрозу. Но вечен я и смертны вы”. Посмеялся Завоеватель над Городом, пять лет стоял под ним и взял его. Обратил в пыль стены, увел в полон женщин и осквернил святыни. Шли годы — кичился Завоеватель победами, оставил после себя обширное потомство и с почестями покинул мир. Ветер навеки унес прах его и на кострище выросла молельня Равве Всемогущему. Обернулась она стенами, обросла домами и выросла в величественную белую хекалу, став гнездом для уставших торговцев и трудолюбивых мастеров. Город воскрес, как и предрекал. Издревле жизнь и смерть здесь бродят неразлучно.

В центре высится глиняная башня — ядро хекалу — скребя десятью этажами небо. Ночами она сияет небесным светом, что питается пальмовым маслом и виден за сотни полетов стрелы. Каждый этаж скован кольцом позолоты, а опоясывает башню винтовая лестница. Вокруг башни высажены сады, проведены рукотворные ручьи и выращены фруктовые деревья. Опоясывает цветник жирное кольцо стен, в казематах которых трудятся, молятся и живут многочисленные духовники. За его пределами кончаются священные земли. Город мирен и богат — снаружи стены отделаны мрамором и золотом, украшены барельефами с изображениями священных событий, животных и героев.

Выросший из хекалу, город Белое Гнездо опоясал ее дорогами и трактами. На восточной стороне, у врат, хаотичными кляксами поделили землю особняки знати — высятся укрепленные квадратные глиняные четырехэтажные башни, вокруг которых разрослись увитые плющом округлые глиняные дома, разукрашенные в синий, желтый, зеленый цвета, с вкраплением правильных геометрических фигур и линий — особый язык символов, понятный лишь знати. Число строений измеряется десятками, вокруг которых — цветущие сады, главный признак богатства. Защищает владения массивная трехметровая каменная или глиняная стена с тяжелыми деревянными двустворчатыми воротами.

На юге Белого Гнезда — ярмарочные площади, увеселительные заведения, царство денег и наслаждений. Здесь буйство красок столь не в меру, будто хозяева соревнуются между собой в безвкусице. Красавиц можно встретить отовсюду — и с аристократичной кофейного цвета кожей, и с экзотической обсидиановой, и с местной — бронзовой. Бесподобные цветастые наряды, затейливые линии тату, ухоженная кожа и высокомерное спокойствие, подчеркивающее чувство собственной безопасности.

Северный квартал — уверенный в себе крепенький город мастеров. Потомственные жители Белого Гнезда, живущие в обширных домишках, торгуют трудом на первом этаже и живут на втором. Степенные беседы многочисленных скупщиков на местном наречии с характерными носовыми звуками, резвящиеся голышом детишки и манящий запах уличных кухонь. Но мы въезжаем с запада — в душную обитель оборванцев, навоза и дешевого пойла. Радости моей нет предела.

Здоровенный меднокожий детина в тканевом нагруднике с саблей в ножнах, вернув меня из воспоминаний о стариковских рассказах. Остановив конвой, он о чем-то почтительно шептал первенцу Клалва, после чего, склонив голову, пустил в город знатного гостя.

Улицы полны людей — какофония запахов и звуков, мешанина цветов и одежд, спешащие мальчуганы, просящие милостыню оборванцы, гадящие прямиком на мостовую квагги. Мысленно потирая руки, я лег головой к вознице, изображая недомогание и поджидая случай. Он не заставил себя долго ждать — нищенка бросилась в ноги к знатному первенцу Клалва, моля о серебряной лире для оплаты сожжения умершей от проказы матушки. Ватага парнишек, скорее всего, сговорившись, обступили конвой. Один повел ножом близ кошеля возницы, но старый молчун отдернул ткань джеллабы и быстро отбросил парня кулаком.

Чувствую, как вспотели ладони. Дыхание сперло — закусив нижнюю губу, в толчее и шумихе вытягиваю руку как можно дальше между досок клетки. Молюсь Равве и радуюсь — удивительным совпадением возница носит ремешок на шее узлом ровно на позвонке. Хватаю его и тяну к себе — возница теряет равновесие, падая на камень мостовой. Сдергиваю с него связку ключей, трясущимися пальцами нахожу отмеченный двумя треугольниками и вскрываю замок. Краем глаза вижу, как тварь на верблюде обнажает саблю, ускоряюсь. С силой срываю замок, бью обеими ладонями по засову, не чувствуя впившиеся занозы. Наконец, дерево поддается — не чувствуя своего счастья, под утробный рев возницы, не помня себя и не оглядываясь бегу как можно быстрее вглубь отвратительных улиц!

Гиеновы отродья! От боли в животе хочу выть и лезть на стену ближайшего дома. Всюду помои, серость и смрад, многократно усиленный зноем. Чем эти твари меня накормили, что было в том мясе?! Пряности всегда бьют по носу и глушат язык — даже тухлятину нельзя учуять, если сдобрить специями до огненной отрыжки. Я знаю их план — дескать, даже если сбежит, все равно вернется или сдохнет от яда. Но им так просто мою шкуру не получить! Нужно найти ведьму — они всегда ошиваются при хороших гостиницах. А для такой нужны деньги. И добротная дашики, а не эта куча тряпья. И помыться бы не помешало.

Смотрю по сторонам. Злачный переулок — две ровные линии глиняных стен домишек в три этажа очерчивают прямую мощеную дорогу, ближе к крыше меж окон натянуты манящие конопляные бельевые веревки, до коих при всем желании не допрыгнуть. Для отвода воды крыши округлые и, конечно же, до них не добраться — никто в здравом уме здесь на улице не оставит ничего ценного. Вдоль домов, подобно защитному рву крепости, протекают канавки, уходящие под редкий настил перед арочным глиняным сводом за которым, спустя несколько метров тесного узкого прохода — небольшая крепкая, окованная железом дверь.

Здесь точно домушнику не место — нужно двигаться на улицу, где есть хотя бы одна живая душа. Поскуливая от лютой боли, иду ровно, держа спину прямо и крепко сжав кулаки. Где, как не в городе тяжелее всего неклейменным — на нас не распространяется большинство законов, потому что нас некому защитить. Порядок поддерживается легко — у всякой живущей твари есть хозяин. На земле правит великий клан, татуированный линиями своих цветов, имеющий личный боевой клич, животное-покровитель и символ, коим клеймят имущество, покушаться на которое столь же опасно, как и на его хозяина.

Прохожу поворот. Скрутило живот, но держусь стойко. Здесь уже бегают одетые в лохмотья детишки и их тощие нищие мамаши.

Простолюдины мечтают о клеймении. Человек и так извечно кланяется и редко может за себя постоять. Когда же у него появляется могущественный хозяин, он задирает нос. Ценнейшие простолюдины даже могут дерзить чужим господам — особенно, когда вместо земли у тех лишь гонор от титула, доставшегося по линии безземельного предка. А еще клейменная чернь женится на господских ублюдках, усиливая свой статус. Детей от наложниц — не жён — зовут мхарану. Промежуточная каста, что выше простых людей, но никогда не будет ровней господам. Мхарану занимаются недостойными, но сложными занятиями — торговлей, бумагами, деньгами, кормлением войск и управлением имуществом.