Сепу появилась вовремя — том жития с молельни обрушился на череп Эбеле, заставив ее тело бессильно упасть на меня.

— Свяжи её. — Выбираясь из-под туловища, киваю на него. — Она вскоре очнется — сооруди кляп. Надень её платья, а на нее накинь лохмотья — особенно на лицо. Возьми горсть драгоценностей, дождись ночи и веди прочь из трущоб. В Костяной замок. Передай Мунашу эти письма и расскажи всё, что видела. Поняла?

Сепу кивнула.

— Справишься? — С волнением смотрю на нее, оценивая, сколько человек захотят её ограбить.

— Я смогу постоять за себя. — Улыбнулась она. — У меня был хороший учитель.

Я погладил её кудрявые волосы. Затем усмехнулся, поднял нож и отрезал локон у Эбеле — от корней до кончиков, вырвал страницу книги и смотал в нее. Забрал у Эбеле связку ключей.

— Сепу не любит Дару. — Произношу ей на ушко. — Если такое скажут Рабы Раввы, постучавшись в двери Костяного замка, знай — они от меня.

Обняв её напоследок, открываю незапертую дверь и запираю снаружи на замок.

Винтовую лестницу окружает тьма. Глубоко вдохнув, резко выдыхаю — назад пути нет.

Время знакомиться со Святейшим То!

***

Спустившись на пролет и опуская ногу на камень третьего этажа Башни, слышу из-за стен голоса. Стряпают повара, орут и хохочут жрущие в общей столовой воины, гулко топчут разносчики. Топят по-черному — в воздухе чувствуется гореч. В общую столовую ведет массивная дубовая дверь с тяжелым замком — теперь понятно, зачем Эбеле целая связка ключей. Впрочем, мои догадки только подтвердились.

Еще один пролет вниз — и я на второй этаже. Плечи обнимает приятной прохладой ветер, голоса стихли, кругом лишь безмолвие и еще две двери — друг напротив друга. Одиноко догорает факел и мне надо быстрее решать, куда идти. Быстро осмотревшись, двинулся к источнику сквозняка — на первый этаж.

— Ты уверен, что… — Послышался оттуда голос.

— Да! И не спорь! Святейший То отдал этой шлюхе целый этаж! Он совсем обезумел! — Крики бились о камень, шумом улетая по винтовой лестнице вверх.

— Тише ты! Если нас услышат…

— Я разговаривал с парнями, нас поддержат. Да ты и сам это знаешь. Пора бы уже ему вынуть голову из песка и вспомнить про Святой Путь. У него есть верные люди. Ему не нужно…

Голоса приближаются. Спрятаться негде! Достаю нож.

— Он — Святейший, Тум. Святейший. Без его воли и духа не было бы ни Башни, ни спокойствия в наших трущобах. То имеет право на слабости — он и так святой. Меня, например, он достал из помойки Чердака, когда мои родители погибли. Думису — когда ему руку хотели отрубить за воровство. А тебя?

— Поэтому наш долг, как верных сторонников и друзей — вернуть ему разум.

— Хорошо… Хорошо. Я пойду с тобой… Кто-то должен удержать одного безмозглого Раба Раввы от совсем уж идиотских поступков!

Расслабляюсь. Жду гостей, чувствуя, как потеют ладони. Миг. Второй. Показались тени, спустя секунду — их обладатели. И… Я успокоился. Два парня — кожа темно-бурого цвета, гладкое лицо, неровно подстриженные волосы, в руках — небольшие удобные арбалеты, одеты в дешевые конопляные доспехи и рваные сандалии. Левый ниже на голову, тощий и нервный, а правый — грузный широкоплечий косолапый мужик.

— Ты новенький? — Приветливо спросил правый. Щедрая лучистая улыбка гармонирует с ласковым голосом. — Прислуживаешь Госпоже, не так ли?

— Ты один? — Быстро проговорил левый.

Я кивнул.

— Вы только что от Святейшего То? — Обращаюсь к обоим. Они переглянулись. — Ваши арбалеты пусты, а ножи я метать умею.

Они замерли.

— Я бы убил вас уже сейчас, но… — В памяти всплыло личико Сепу. — …Не хочу. Пожалуйста, отведите меня к То и вернетесь в свои спальни целыми и невредимыми.

— Мы не пускаем чужаков с оружием. — Буркнул правый. — Даже на территорию Башни.

— Я только что вышел из палат на четвертом этаже. — Улыбаюсь левому. — Думаю, вы знаете, о чем идет речь. Боюсь, навещать вам уже некого. И, боюсь, То будет убит горем. Поэтому отведите меня к нему, дабы я смог утешить вашего хозяина.

— Сдай нож. — Настоял правый. — Я обещаю, что доведу тебя в целости и сохранности.

Я захохотал.

— Ты не оставляешь мне выбора, здоровяк! — Хмыкнул я. Они напряглись. — Я готов пойти на худшее. Мне придется позвать охрану.

— Что?.. — Скривил тот лицо, но тощий понял, о чем идет речь. Меня все равно отведут Святейшему, а вот им двоим быть на винтовой лестнице явно не положено.

— Только одному человеку Святейший То доверяет внутренние ключи, не так ли? — Нежно говорю им. — Вы точно проникли сюда… Законно?

— Ладно! — Рявкнул здоровяк. — Как скажешь! Тумус, следи за этим уродом. — С этими словами он зарядил арбалет.

***

Подземелье Святейшего То разлеглось на шесть пролетов ниже первого этажа. Низкие потолки, держащиеся на семи простецких каменных колоннах, исполинский стол в центре комнаты с любовно вырезанной на нем миниатюрной копией Кважьего Копыта, валяющийся повсюду хлам, отвратительно чадящие факелы, начатые и закупоренные бочки с пульке, библиотечный шкаф и молельня со множеством икон — таков дом повелителя Рабов Раввы.

Святейший окружен свитой. В кровати спит немолодой человек — заросший бородой, дурно пахнущий, с проплешиной, весь в морщинах. Укутавшись двумя одеялами, он ворочается и бормочет проклятия. На старикашку то и дело с любовью поглядывают три спутника То, склонившиеся над столом. Первый разодетый манерный красавец, совсем молодой безусый юнец, шепчет изящно и с бванским, клалвийским акцентом, а тело украшают многочисленные шрамы. Совсем мал, но уже прошел достаточно схваток, чтобы обсуждать дела наравне с господами. Впрочем, сам он, видимо, считает иначе… На седого старикана с горой мускул малец смотрит свысока, а тот, посмеиваясь в усы, подыгрывает ему. Впрочем, быть может, это его наставник?.. Если парниша одет с иголочки в цветастые наряды, то старик — в верблюжий панцирь, сидящий на нем как влитой. Третий — мужчина средних лет с длинными женственными волосами, худой, высокий и молчаливый, чья манерность чувствуется в каждом шаге, а длинные ногти заставляют строить догадки о чиновничьем статусе.

Святейший же… Прекрасен. Высок, но не худ, широкоплеч, но не толст, стрижен, но изысканно. Лицо сияет внутренним светом веры, оно одновременно горит добротой и праведности, но вместе с тем излучает уверенность и силу. Мощь, сокрытая в этом человека, пробивается во взглядах, в движениях, в манерах. Он вежлив со стариком, не высокомерен с мальчишкой и, самое главное, спокоен. За таким бваной хочешь идти на смерть, такие мтавы учат благому, такие мхарану успешны в делах. Но Святейший То — чернь, ибо ни единой метки и ни единого символа на его коже нет.

Спустившись в подземелье, я стою в каменном мешке. Передо мной — решетка и решетчатая же дверь, позади — винтовая лестница и два арбалетчика с натянутой тетивой. Впереди — непонимание в глазах свиты.

— Аджо… — Широко и тепло улыбнулся Святейший То. — Тумус, Алн, уберите арбалеты. Он наш гость.

Один из конвоиров отворил мне решетчатую дверь, второй ждет.

— Можете быть свободны, друзья мои. — Улыбнулся им Святейший. Тумус и Алн поклонились и молча ушли вверх по лестницу — уже оттуда эхом донесся их неразборчивый шепот.

— Подойди ко мне, Аджо. — Широко взмахнув ладонью, мягким голосом приказал То.

Шаг. Как я ни откладывал этот миг, но настало время делать выбор. Война за власть, за влияние, за будущее решается здесь и сейчас. Буру убил отца, убил Старика, он видит в нас лишь чернь… Но он дал жизнь мне. И жить мне в разбое по локоть в крови, если б не его милосердие.

Шаг. Зарбенгу, Готто, Ннамбди, Адонго… Их кровь — моя кровь. Подуй божественный ветер чуть иначе и мое тело он бы развеял тогда в Желтоцветье. Я поверил предателю — я защитил предателя.

Шаг. Мунаш учил идти своей дорогой, выбирать путь черни, ибо я плоть от плоти ее. Не родившись с честью, не нужно к ней стремиться. Мои предки росли с сохой — предки Буру росли с мечом. Его кровь обязывает жить в достоинстве, моя — в страхе.