— Как бы ни был молод Аджо, он прав. — Деликатно вставил слово Абиг. — Унати исчез прямо перед боем. Можно было бы начать искать тело, но Дубаку нашел кое-что получше… Прошу, говори сам.
— Спасибо, Мудрейший. — Поклонился ему вставший старик. — Мои ищейки обнаружили следы Унати — его видели у ворот замка Саггота — там, где он и заточен. Крыса вернулась к своему подлинному хозяину. Он действительно нас предал. Мой повелитель, возможно, он всегда…
— Я отказываюсь в это верить, Дубаку. — Железным голосом ответил То. — И у нас слишком мало времени для этих разговоров. Аджо! Армия готова?
— Да, господин. — Осторожно киваю.
— Замечательно… — Впервые за долгое время улыбнулся Святейший. — Чакайд возглавит левый рог, Дубаку — правый. На вас лежит главная надежда нашего натиска. Абиг… Ничто так не поднимет дух армии, как твое и мое присутствие в ней. Грудь должна сдержать основной удар стражи и ее возглавляем мы. Аджо… Ты доказал свою верность. Резерв, тыл — туловище — возглавишь ты.
Я поклонился. Унати был до смерти напуган и риск себя оправдал — как добросердечный человек, я намедни помог ему сбежать из логова гиены, в который превратилась Башня…
***
Солнце в зените.
Словно переполненный встревоженный улей, трущобы наполняются огнями и криками. Камень не горит, но тканевые и деревянные пристройки, пропитавшие остатки некогда благородной цитадели, вспыхивают лучше пакли. Вой матерей, плач детей и побоища отцов за путь на волю окутали поступь Рабов Раввы ореолом ужаса и тьмы. Трущобы загорелись в разных концах сразу, а раскаленный солнечными лучами воздух насыщает все новые и новые дома пламенем.
Подобно тому, как вода порожистой реки огибает каждый камушек, лавина истово верующих огибает дома. Солдаты вооружены копьями с наконечниками из меди, а тыл им прикрывают копьеметатели — если их короткие полуметровые дротики язык повернется назвать копьями.
Подгоняя беженцев, фанатики сеют панику. Пламя разгорается все сильнее и все больше, стража перебрасывается на Чердак и стягивается вокруг гарнизона. Сердце кольнул страх — неужели, я переоценил Зарбенгу?! Неужели, он настолько глуп?..
***
Солнце покатилось на запад.
Мародерство доведенного до отчаяния и нищеты люда не знает себе равных. Я вышел из трущоб, в окружении верного десятка телохранителей и отшатнулся — передо мной, зияя дырой на месте двери, обрушиваются остатки трактира Тафари. Осматриваю землю.
Юнец с отрубленной ногой — полз долго, пока не истек кровью.
Малыш до последнего не отпускал подол матери — за что поплатился, затоптан.
Бородач с угольно-черной кожей в окружении трех трупов — он отбивался жердью до конца.
Три бродячие гиены обгладывают чью-то ногу.
Смотрю вперед — Рабы Раввы озверели. Вытаскивая за волосы из хижин женщин и детей, они галдят и хохочут. Клинки у горла жертв, обляпанные кровью пальцы, в глазах похоть.
— Хозяин, надо навести порядок в тылу. — Робко проговорил один из моих телохранителей. Его русые волосы и веснушки непривычно контрастируют с бледно-бурым телом.
— Абрафо… — Бросаю в его сторону взгляд. Парень абсолютно прав. — Я сам решу, что нужно делать. Эти твари слишком долго наслаждались высокомерием, глядя на отбросов вроде нас. Пусть поплатятся.
— Да, господин… — Поклонился Абрафо.
***
— Господин Аджо, господин Аджо!!! — Посыльный добежал и рухнул наземь, пытаясь отдышаться. — Святейший То передает — мы захватили гарнизон! Стража отступила на лифте и разрушила опоры! Дубаку остановился и ждет приказа, но Чакайд Хан прорубился через казарму в подземные галереи. Стражники забарриковались, но он не оставляет попыток…
— Абрафо — ты остаешься со мной. — После чего обратился к остальным. — Вы, пятеро — собираете каждый по десятку и отправляетесь к Чакайду. Эй, посыльный! Как тебя?..
— Гу, господин… — Ответил тот.
— Передай Повелителю, что подкрепление уже идет на помощь.
Когда они скрылись из виду, я осмотрел тыл.
Первоначальный хаос кристаллизовался в аккуратные кучки драгоценностей — бижутерии, ценной мебели и статуэток, в связанных наиболее красивых женщин и девочек, в оружие. Десятники, яростно споря друг с другом, недовольно подчинились моим телохранителям и пошли с ними, нервно оглядываясь и дрожа — впереди фронт, впереди бой. Оставшиеся переводят дух, спорят друг с другом или вламываются в дома.
— Парни! — Зычно кричу им. — Берите всё, что способны унести. Вы — мои люди и ваша добыча останется с вами. С нами правда, с нами Равва!
Под счастливые крики верящих мне людей, веду их дальше по улице — к Костяной Обители…
***
Барабаню в дверцы.
— Кто там?! — Полный злобы голос.
— Сепу не любит Дару! — Отвечаю я.
Тишина. Толпа из нескольких сотен рыл за мной стала тише. Мгновения текут друг за другом, пока наконец двери не открываются и я не вижу Мунаша. Он все тот же — лысый толстенький мужичок в церемониальном алом халате со шлейфом, ползущем за ним по полу. Его взгляд не отрывается от моих глаз.
— Эй, парни! — Наваждение спало, я услышал голос Мунаша, обращенный к Рабам Раввы. — Затаскивайте свои туши ко мне…
— Отряды Анана, Нсия, Мо и Одала — затаскивайте добычу.
— Сколько их, Аджо? — Быстро спросил Мунаш.
— Три сотни. Тебе хватит яда? — Киваю на сектантов.
— Рассвет они увидят только перед казнью. — Расплылся в улыбке мтава.
— Время не ждет! Анан, Нсий, Мо, Одал — затащите всё, сколько можно. Остальные, за мной! — Кричу солдатам.
И рать двинулась на юг.
***
Пожар разгорается — весь Чердак объят пламенем. Клубы дыма выгоняют кошек из домов, крыс из канализации, гиен из переулков. Твари отгрызают пальцы у трупов и смачно хрустят ими и бегут прочь из горящих улиц. Бандиты и нищие наравне с потерявшими человечность сектантами насилуют беззащитных женщин и детей, режут глотки друг другу, не желая делить награбленное. В этом хаосе стервятник мог бы разглядеть бегущую по улице кляксу — то остатки резерва Священного То прорываются к гарнизону.
Залитые кровью улицы, вповалку валяющиеся трупы беззубых, израненных и грязных фанатиков, напротив — окровавленные тела родовитых сынков. Голые — победителям нужны их панцири, копья, луки, шлемы и сапоги…
— Аджо! — Слышу чей-то голос. Метрах в двухсот, прислонившись к деревянной жерди, держась за живот, тяжело дыша, сидит Дубаку. — Аджо, помоги! Ты… Ты должен мне помочь…
— Стойте там!.. — Приказав войску, пошел к старику, делая вид, что не слышу его. Говорю громко. — Дубаку, ты жив?.. Дубаку!
— Аджо… Позови Абига. Он — лекарь, я знаю… — Зашептал мне ветеран стражи. — Он поможет, я продержусь тут немножко…
— Дубаку… — Я осмотрел рану. Он выживет — потроха на месте, сердце не задето. Косая рана на груди кровоточит, но она неглубока. Я после Желтоцветья выжил. И он выживет. Осторожно и незаметно достаю нож. — Ты предал своих.
— Что?.. Аджо, ты бредишь! — Гаркнул он. — Зачем?..
— Ты предал господина, ты разжег в его душе ересь. И погубил его род. — Не желая сдерживать злость, вонзаю нож в рану.
С наслаждением гляжу в угасающий взгляд старика, наполненные пониманием и злобой. Облизываю пересохшие губы. В ушах — крики умирающих…
— Нет!!! О, Святейший, нет! — Истошно кричу, обнимая лежащее тело. Качаю в руках труп. Наконец, выдержав передышку, встаю. Прерывистое дыхание отдается эхом в легких. Оборачиваюсь — опьяненные убийствами, безнаказанностью и верой солдаты молятся. Спокойным шагом иду к ним.
— Он умер, прорубая Святой Путь. Он, как и иные погибшие наши братья, вознесется к Равве. Но рано скорбеть об умерших — надо спасать живых. Рабы! Раввы!
— Рабы Раввы! — Сотни глоток поддержали жалкий клич жестоких фанатиков…
***
Подземные галереи я нашел быстро — по коридору из тел. Чуть поодаль расположилась каменная казарма — ныне пустая. Ступая по мертвому мясу, мы прошли холл, внутренний дворик и двери в галереи. Бесконечная винтовая лестница, прорытая в толще земной породы, скользкая от крови, спускает нас вниз. Ноги немеют от усталости, в голове — тупость и мрак, на губах — привкус крови, ладонь, держащая копье, дрожит.
