Она потерлась щекой о его грудь.

– По крайней мере, до тех пор, пока ты не начнешь видеть у себя воображаемые признаки безумия. Пока не отошлешь меня прочь, чтобы защитить меня, независимо от того, хочу ли я защиты и нуждаюсь ли в ней.

Макс издал тяжелый вздох, и она разочарованно сглотнула. Каким же он был упрямым! И с какой решимостью был настроен на то, чтобы все было так, как он запланировал!

Лизетт соскользнула с постели.

– Нам пора идти. Паром скоро отчалит.

Он сел в постели.

– Лизетт, я хочу, чтобы ты знала, что независимо от того, что произойдет, когда мы найдем Бонно, мое предложение брака остается в силе. Мне все равно, что совершил твой брат, кем была твоя мать и действительно ли я являюсь герцогом. Ты – единственная женщина, на которой я когда-либо женился бы.

Его слова прозвучали настолько нежно, что Лизетт чуть не расплакалась. Она печально улыбнулась.

– А мой ответ – все тот же. Именно потому, что ты – единственный мужчина, за которого я хочу выйти, наш брак должен быть настоящим. Это не изменится.

Макс шепотом выругался, но, по крайней мере, не стал с ней спорить.

Через час они уже были на борту парового парома, направлявшегося в Лондон. И в этот раз плавание было столь же отвратительным, как настроение самой Лизетт. Шквалистый ветер швырял судно по бурному морю с такой легкостью, словно оно было спичечным коробком. Потому они сидели в салоне вместе с остальными пассажирами, стараясь оставаться в тепле и сухости.

– Все еще скучаешь по своей яхте? – спросила Лизетт Макса. – Осмелюсь предположить, что этот шторм разнес бы ее в щепки.

Он покачал головой:

– У меня опытный капитан, а само судно – очень крепкое. Готов поспорить, что оно пересекало этот пролив чаще, чем ты. – Его глаза блеснули. – И пересечет его еще много раз. В конце концов, я в самое ближайшее время планирую взять в жены особу, у которой есть родственники во Франции.

Вздохнув, Лизетт отвела взгляд. Он не намерен сдаваться, не правда ли? Девушка не знала, радоваться ли ей его решимости или же приходить в отчаяние оттого, что он по-прежнему настаивал на своих условиях.

Ясно было одно: если она не сбежит от него в самое ближайшее время, он победит. Потому что с каждым мгновением она теряла волю к сопротивлению.

Максимилиан стоял на темном лондонском пирсе вместе с Лизетт и их сумками. С момента их прибытия прошло уже несколько часов, которые он потратил на организацию этой встречи. Его сердце бешено колотилось при виде освещенной фонарем гребной лодки, двигавшейся в их направлении. Грузового корабля, от которого она плыла, видно не было, однако Максимилиан знал, что он там. «Грек» стоял здесь на карантине все время, прямо у них под носом, с тех самых пор, как вошел в лондонский порт под желтым флагом.

Максимилиан обнаружил в пассажирском манифесте два имени – Джек Дрейк, один из наиболее часто использовавшихся Бонно псевдонимов, и Виктор Кейл. Он не знал, почему Питер решил использовать другое имя, однако фамилия Кейл совпадением быть не могла. Им с Лизетт наконец удалось найти иголку в стоге сена.

Поразительно, что человек может найти, если он знает, где искать… и может использовать свой титул. Уже оказавшись в Лондоне, Максимилиану пришлось даже угрожать членам Тайного совета и представителям портовых властей, чтобы получить от них информацию и добиться разрешения отправиться на борт «Грека».

На его губах заиграла циничная улыбка. Похоже, попасть на стоявший на карантине корабль было несравнимо проще, чем сойти с него на берег. Особенно когда власти сами не могли разобраться, есть ли у кого-нибудь на борту холера.

В этом случае история безумия в его семье сыграла Максимилиану на руку. Никто не был слишком удивлен, что герцог Лайонс возжелал совершить нечто настолько безумное, как визит на борт стоящего на карантине корабля. А он сам тщательно избегал объяснения причин. Максимилиан даже не упомянул имена людей, с которыми хотел увидеться. Не было смысла давать прессе лишние поводы для сплетен, прежде чем он сам не разберется в ситуации. Вдобавок Бонно путешествовал под вымышленным именем и находился в розыске.

А вот убедить власти допустить на борт Лизетт оказалось сложнее, особенно учитывая его отказ сообщить им, кем она была. Впрочем, несколько взяток позволили решить и этот вопрос.

Максимилиан взглянул на девушку.

– Ты уверена, что хочешь это сделать? – спросил он, подавив желание взять ее за руку прямо в присутствии сопровождавшего их карантинного офицера. – Как только мы окажемся на борту, они могут не выпустить нас оттуда, пока карантин не отменят. Что подумает твой сводный брат, вернувшись из Шотландии и обнаружив, что тебя нет дома?

– Я отправила посыльного с запиской для Скримшоу, которую он передаст Дому в случае, если тот вернется слишком скоро. – Она украдкой покосилась на карантинного офицера. – Я не сказала ему, где я, – только то, что я в безопасности. Я не хотела, чтобы Дом встревожился из-за карантина. Но я предупредила его насчет Хакера.

– Хорошая мысль. Этот тип уже должен был вернуться в Англию, и очень вероятно, что он продолжит свою слежку за «Расследованиями Мэнтона».

– Знаю. Именно поэтому я и должна отправиться на борт с тобой. Я должна поговорить со своим… другом по поводу того, чем он рискует, приплыв сюда.

– Понимаю.

Именно поэтому Максимилиан и не стал заставлять ее отправиться домой. После всего, через что они прошли, она заслуживала получить возможность избавиться от своих опасений по поводу Бонно.

Кроме того, крошечная, эгоистичная часть Максимилиана хотела, чтобы Лизетт присутствовала на его встрече с человеком, который, вполне вероятно, мог оказаться его братом. В данный момент он был слишком взволнован, чтобы мыслить ясно, и ему было нужно, чтобы она могла делать это за него.

– Так есть на борту кто-нибудь с жаром или нет? – спросила Лизетт. – Если корабль простоял здесь полтора месяца и карантинные свидетельства у всех чисты, то его уже давно должны были выпустить из-под карантина. Поскольку ты заставлял меня сидеть в карете во время большей части твоих визитов к правительственным чиновникам, я так и не услышала всю историю.

– По правде говоря, я тоже. На борту максимум один больной пассажир. Однако они не смогли сказать мне, холера это или нет. Мой друг в Тайном совете говорит лишь, что они проводят консультации с врачами. – Он быстро на нее взглянул. – Это единственная причина, по которой я тревожусь, беря тебя туда. От мысли о том, что ты можешь подхватить холеру, у меня по спине бегут холодные мурашки.

Лизетт мягко улыбнулась.

– Я о тебе тоже беспокоюсь. Но сомневаюсь, что это холера. И если она всего у одного пассажира, то мы вообще можем не встретиться с больным.

Максимилиан, черт возьми, очень на это надеялся.

Лодка причалила. К кораблю они плыли в тишине, нарушаемой лишь звуком волн, бившихся о борта, да весел, рассекавших воду.

Как только они оказались на корабле, их встретил капитан. Карантинный офицер представил их как герцога Лайонса и его «спутницу». Максимилиана это заставило вздрогнуть, однако Лизетт, похоже, не слишком волновало, что ее представили подобным образом. Покончив с этим делом, карантинный офицер спешно ретировался обратно в лодку.

– Ну, ваша милость? – сказал капитан, когда они остались втроем. – Очень надеюсь, что вы прибыли сюда, чтобы вытащить нас из карантина.

Его слова стали для Максимилиана неожиданностью.

– По правде говоря, нам нужно увидеться с двумя вашими пассажирами – Джеком Дрейком и Виктором Кейлом.

Глаза капитана сузились.

– Они – ваши друзья?

– Можно и так сказать, – ответил Максимилиан. – А что?

– Дело в том, что Виктор Кейл и является причиной, по которой «Грек» до сих пор здесь. После того как нас загнали в карантин, Кейл заболел. Мой корабельный врач, которому я готов доверить свою жизнь, убежден, что у него пневмония, следовательно, причин сохранять карантин из-за него нет. Но проклятые карантинные офицеры не снимут его без разрешения от Тайного совета, а там боятся поставить себя под удар. Так что мои люди и груз останутся в ловушке, пока он не выздоровеет. Или не умрет.