Она видела достаточно, чтобы понять, что чувству гордости и собственного достоинства Макса сегодня был нанесен серьезный удар. Если он и правда был ей небезразличен, то Лизетт должна была уважать его право не рассказывать свои тайны, что бы там ни говорил Видок.

Потому она приняла решение.

– Не обращай внимания на требование Видока сказать мне «правду». Ты можешь хранить свои секреты, Макс. Меня они не касаются.

Лизетт устала от попыток понять Макса, устала от того, что это занимало все ее мысли. Если он хотел жить, закрывшись ото всех, кому мог быть небезразличен, то она не станет ему мешать.

Порешив на том, она встала из-за стола и вышла из столовой. Стоявший на другом конце коридора слуга позвал ее на французском:

– Все в порядке, мисс? Мы можем вам что-нибудь принести?

– Нет, ничего, – ответила она. – До вечера нам больше ничего не потребуется. Нам нужно кое-что сделать в квартире моего брата.

– Очень хорошо, мисс, – сказал слуга.

Поспешив по коридору, Лизетт услышала, как из столовой донесся скрип стула, на котором сидел Макс. Появившись из комнаты, он зашагал следом за ней. Выйдя из дома Видока, они прошли через внутренний двор к зданию, в котором располагалась квартира Тристана.

– Мои секреты касаются тебя в гораздо большей степени, чем ты можешь предположить, – произнес Макс отрывисто, когда они вошли в комнаты ее брата.

Увидев, что Лизетт идет через маленькую гостиную Тристана не останавливаясь, он обогнал девушку, встав у нее на пути.

– Мои секреты являются той самой причиной, по которой я не могу на тебе жениться. По которой я на тебе не женюсь.

Его лицо вновь приобрело то закрытое выражение, которое всегда навевало на Лизетт мысль о том, что ей нужно следить за своими словами. Вот только в этот раз в его глазах читалась боль.

Внезапно сердце девушки забилось чаще. Это было глупо, но, что бы она до этого момента ни говорила сама себе, что бы ни говорила ему, ей очень хотелось стать его женой. А выражения, в которых Макс говорил о возможности их брака, указывали на то, что он сам всерьез рассматривает подобную возможность.

Или же он просто играл с ее чувствами, подобно ее отцу.

С усилием Лизетт заставила свой голос звучать легко:

– Только не говори, что у тебя где-то припрятана тайная жена, как в случае английского короля с его миссис Фицгерберт20.

К облегчению девушки, Макс сухо рассмеялся.

– Нет, моим единственным тайным родственником может быть брат. Или нет. Я уже и сам не знаю.

Лизетт решила уцепиться за это, чтобы избежать необходимости вновь услышать, что он на ней не женится. Девушка, наверное, просто бы не вынесла, расскажи он ей о причине этого. Она должна была быть очень серьезной, если о ней знал Видок.

– Значит, ты думаешь, что Тристан действительно мог найти твоего брата?

– Полагаю, это возможно, – ответил он. – В истории с пожаром всегда оставалось слишком много вопросов. Если мой дед был безумен, то как ему хватило здравомыслия отправиться в Гел в поисках лечения? Или он оказался там не по своей воле? Но если его отправили туда власти, как они иногда делают с агрессивными безумцами, то почему об этом нет записей? Проблема в том, что я никогда не получу ответов на свои вопросы. Сыщик уже давно умер, а отчеты, которые он присылал моему отцу, исчезли.

Лизетт моргнула.

– Почему?

– Мой отец сжег их незадолго до своей смерти.

Его слова шокировали девушку.

– Но это… Это бессмысленно! Зачем бы ему совершать такое безумие? – сказала она, тут же пожалев о неудачно подобранных словах.

Однако ответ Макса был прямым:

– Вероятно потому, что он был безумцем.

Внезапно сердце девушки сжало от страха, который она не могла даже выразить словами.

– Что ты имеешь в виду?

– Видок хотел, чтобы ты знала именно это. – Макс тяжело вздохнул. – В старости с ума сошел не только мой двоюродный дед, но и мой отец тоже. В свете чего вполне вероятно, что и я умру сумасшедшим.

Сумасшедшим? Он думал, что сойдет с ума? У Лизетт внутри все похолодело. Ее бедный, милый Макс! Это было тем, что он от нее скрывал?

Не дожидаясь ответа, Макс развернулся на каблуках и зашагал в кабинет Тристана.

Разум Лизетт лихорадочно работал. Все, что он сказал или сделал за несколько последних дней, представало теперь в совершенно ином свете. А одна вещь – в особенности.

– Нет! – сказала она, поспешив за ним следом.

Это заставило Макса остановиться, резко развернувшись к ней.

– В каком смысле «нет»?

– Одно лишь то, что твои отец и двоюродный дед сошли с ума, – еще не причина полагать, что с ума сойдешь и ты.

– Боже, помоги мне. Лизетт, ты должна послушать…

– Нет! Не буду! – Быть может, в ней говорило отчаяние, но сердцем девушка знала, что Макс делает безосновательные выводы. – Твой дед был безумен? А прадед?

Макс мрачно посмотрел на нее.

– Нет, но это ничего не значит.

– Конечно же значит! Ты не такой, как твой отец, я в этом уверена. Ты – самый здравомыслящий человек из всех, кого я знаю.

– Сейчас. Кто знает, каким я буду через десять или двадцать лет? С ними в молодости тоже было все в порядке.

Лизетт глядела на него, начиная понимать.

– Поэтому ты никого к себе не подпускаешь? Из-за постоянно преследующих тебя ужасных мыслей, что ты сойдешь с ума?

– Не опекай меня! – произнес он резко, но, увидев, как она вздрогнула, смягчился: – Я не подпускал тебя к себе, потому что не хотел, чтобы ты знала. – Макс всматривался в ее лицо измученным взглядом. – Впервые в моей жизни женщина смотрела на меня без предрассудков, не меряя меня по моему богатству или по слухам, ходящим вокруг моей семьи.

На его лице было выражение такой тоски, что у Лизетт заболело сердце.

– Ты была единственной женщиной, которая всякий раз, когда я говорил что-то необычное, не смотрела на меня с мыслью: «Это начинается? Он сейчас возьмет вилку и ударит меня ею?»

Голос Макса стал холодным.

– Именно так высшее общество и узнало об отце. Однажды, когда он ужинал у герцога Веллингтона, ему привиделся какой-то враг и он воткнул вилку в руку одного из достопочтенных гостей Веллингтона. После этого скрыть факт того, что он сходит с ума, было уже невозможно. – Он мрачно посмотрел на Лизетт. – Равно как и невозможно было скрыть факт, что я, вероятно, закончу так же.

– Если это – то, что говорят тебе люди в твоих достопочтенных кругах, то они сами безумцы, – сказала девушка.

– Возможно, – скрипнул он зубами. – Но они все равно смотрят на меня в ожидании момента, когда я начну проявлять признаки безумия. А даже если бы никому об этом не было известно, то я сам все равно знал бы, что с такими родственниками я с большой долей вероятности его унаследую.

Лизетт стало ясно, что он действительно в это верит. Борясь со слезами, она положила руку ему на предплечье, однако Макс сбросил ее.

– Не жалей меня, черт возьми! – прорычал он с выражением злости на лице.

Однако Лизетт решила, что в этот раз она не позволит ему себя оттолкнуть.

– Не принимай заботу за жалость. – При мысли о том, через какие страдания ему довелось пройти, девушке хотелось рыдать в голос. – Мне очень жаль, что тебе пришлось все это пережить. Но ты не убедишь меня, что это означает, будто бы и сам обречен на ту же судьбу. Я в это не верю. И не поверю.

– Это еще одна причина, по которой я не говорил тебе об отце. Потому что знал, что ты проигнорируешь очевидное. – Он невесело усмехнулся. – Женщина, которая верит в честность своего брата, даже когда все указывает на обратное, ни за что не поверит, что человек, в данный момент кажущийся нормальным, может не остаться таким в будущем. – Его голос превратился в полный боли шепот: – Особенно если этот человек – мужчина, который ей небезразличен.