Максимилиан страстно целовал ее бюст, чувствуя, что вот-вот изольется.

– Быстрее, дорогая, – произнес он хрипло, продолжая осыпать поцелуями ее нежную грудь. – Больше. Скачи еще сильнее.

– Да, mon cœur. – Ее движения ускорились. – Все, чего захочешь.

– Я хочу тебя.

– Я уже у тебя есть. – Ее дыхание стало громким и неровным. – Бери меня всю целиком… И тело… и сердце… и любовь… Я люблю тебя, Макс.

Эти слова заставили его достичь вершины. Он с силой вошел в нее и полностью потерял себя внутри. Пока она кричала, осушая его до последней капли, в ушах Максимилиана продолжали греметь ее нежные слова.

Я люблю тебя, Макс.

И в то самое мгновение крепость, окружавшая его сердце, раскололась от верха до основания.

Лизетт лежала в объятиях Макса, прижимаясь к нему на узкой койке. Он по-прежнему был полностью одет, а она – совершенно обнажена. Девушка должна была бы ощущать стыд, но она уже давно совершенно перестала стыдиться в присутствии Макса. Должно быть, это было хорошо, ведь она приняла предложение выйти за него замуж.

Она жалела лишь о том, что призналась ему в любви. Он не был к этому готов. Не был готов к такой близости. Потому ее неосторожность могла оттолкнуть его.

И все же он обнимал ее с такой лаской и нежностью, целуя ей волосы, гладя ее по бедру.

– Правда? – прошептал он сзади.

Она напряглась. Не было сомнений в том, что он имел в виду, однако девушка ожидала, что он притворится, что не услышал ее слов.

– Я обещала никогда тебе не лгать, помнишь? Разумеется, правда.

Повернувшись к нему, она взглянула на его затененное лицо, пытаясь понять, о чем он думает.

Выражение лица Макса было задумчивым.

– Ни одна женщина – кроме моей матери, разумеется – никогда не говорила мне этих слов.

Лизетт положила руку ему на щеку.

– Тогда ты все время встречал глупых женщин.

На его лице появилась тень улыбки.

– Возможно.

– Или ты так замыкался, что они просто не осмеливались.

Он вышел из задумчивости.

– Это, вероятно, ближе к истине. Хотя, по правде говоря, ни одна женщина еще не пыталась преодолеть мои замки с такой решимостью.

Она погладила волосы у него на затылке.

– Тебя это тревожит?

– Иногда. Я не привык… подпускать людей близко.

– Я заметила, – сказала она, пряча улыбку.

Его лоб прочертили морщины.

– Лизетт, я… Ну, дело просто в том, что…

Она прижала пальцы к его губам:

– Ты не должен ничего говорить.

Ей очень хотелось услышать «Я тоже тебя люблю», но она решила, что не станет его торопить.

– Просто… С того самого дня, когда твой брат отправил мне эту записку, в моей жизни все перевернулось вверх дном. Уверен я лишь в одном: я хочу, чтобы ты стала моей женой.

У девушки перехватило дыхание.

– В богатстве и бедности, пока смерть не разлучит нас?

Он кивнул:

– Никаких условий.

Сглотнув, она прижалась к нему.

– Меня это устраивает.

Пока что.

Какое-то мгновение они еще пролежали так, нежно обнявшись. Затем Макс приподнялся, опершись на локоть.

– Мне нужно идти. Я должен быть с Виктором.

В памяти Лизетт всплыли его полные боли слова: «Я собирался остаться с ним в этой треклятой каюте на ночь, но смотреть, как он у… умирает – это слишком тяжело. Я не могу… Не могу…»

– Нет, – сказала она твердо. – С ним Тристан и доктор. Тебе нужен отдых. Ты провел весь день, сражаясь за него, и ты измотан. Если окажется, что Виктор действительно умирает, доктор Уорт придет за нами.

– Еще одна причина, по которой мне нужно идти. Вероятно, это не самая лучшая идея – позволять кому-нибудь обнаружить нас в таком виде.

– Потому что они могут заставить тебя на мне жениться? – поддразнила она его.

Он улыбнулся.

– Разумно.

– Давай же, – сказала Лизетт, гладя его по лицу. – Спи.

– А ты любишь командовать, не правда ли? – ответил Макс, однако вновь улегся в постель.

– Мои братья мне тоже так говорят. Но это неправда. Это мужчины всегда думают, что никто не может указывать им, что делать, если только речь не о генерале, размахивающем мечом на поле боя.

Макс усмехнулся.

– Не повезло Наполеону, что тебя не было в его армии, – прошептал он, закрывая глаза. – Он выиграл бы войну. Или, возможно, просто… просто…

Когда он замолчал и его дыхание замедлилось, Лизетт улыбнулась и вновь прижалась к нему. Вскоре она тоже заснула.

Когда в дверь постучали, она не знала, сколько так пролежала. Должно быть, довольно долго, поскольку в иллюминатор уже лился свет. Стук послышался вновь, и в этот раз он уже был громче. Девушка села в постели.

– Да? – отозвалась она.

– Это доктор Уорт, – донесся из-за двери голос врача.

Ее сердце замерло, и она почувствовала, как лежавший рядом с ней Макс напрягся, и Лизетт поняла, что он тоже проснулся, однако все равно поспешила к двери.

Девушка приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы можно было увидеть стоявшего в коридоре доктора.

– Что такое? – спросила она, слыша, как у нее кровь стучит в ушах. – Что произошло?

Врач широко улыбнулся.

– Мистер Кейл пришел в себя. Несколько часов назад его жар прошел, и этой ночью он впервые за все время спал по-настоящему. Он все еще очень слаб, однако уже проснулся и пребывает в совершенно здравом уме, так что все указывает на то, что он полностью поправится.

– Слава Господу всемогущему, – произнесла Лизетт хрипло. – Это чудесные новости!

– Я ходил сказать об этом герцогу, но в каюте Бонно его не было.

Девушка выдавила из себя улыбку.

– Я найду его и обо всем ему скажу.

– Благодарю вас. Мне нужно вернуться к моему пациенту.

Закрыв дверь, она оперлась о нее и улыбнулась Максу, который сидел на койке с ошеломленным видом.

– Поверить не могу, – прохрипел он. – Я так боялся… – На его лице заиграла улыбка. – Возможно, у меня действительно есть брат.

– Но это означает, что ты, возможно, больше не герцог, – не сдержалась она.

– Это не важно, – ответил Макс. Его глаза сияли от радости. – У меня есть ты. Если только ты не планируешь отвергнуть меня, когда и правда окажется, что я не герцог, – поддразнил он ее.

На мгновение она притворилась, что задумалась.

– Ну… Я надеюсь, что ты сохранишь свою яхту.

Моргнув, он рассмеялся. Девушка расслабилась. Они оба знали, что с этого момента их жизни больше не будут прежними. Но если его это не волновало, то это не волновало и ее.

Если у нее будет он, будет надежда, что однажды он научится ее любить, ей этого хватит.

Вскоре Максимилиан, следуя за Лизетт по узкому коридору в лазарет, размышлял, почему не решился сказать ей, что любит ее.

Ведь он действительно ее любил. Любил и когда она была милой, и когда вредной. Любил и розу, и ее шипы. И в минуту пылких объятий, и в следующую, когда она напоминала, что ему чертовски повезло появиться на свет герцогом у родителей, любивших его, вне зависимости от того, унаследовал он безумие или нет.

Так почему же он не сказал ей этих слов?

Он вздохнул. Потому что, обнажив этой ночью свои страхи, показав ей, как отчаянно в ней нуждается, он чувствовал, что должен сохранить хоть какую-то частицу себя такой же, какой она была раньше. Частицу, которую все так же будет держать под контролем.

Трус.

Возможно. Но открывать свое сердце было рискованно – даже перед его дорогой Лизетт. Он просто еще не был готов рискнуть подобным образом.

Хотя в то мгновение, когда он, открывая дверь, увидел, как она мягко ему улыбнулась, Максимилиан едва не изменил свое мнение.

Однако затем он увидел того, с кем хотел встретиться всю свою жизнь, и это мгновение прошло. Потому что изможденный и бледный Виктор Кейл, сидевший прямо и явно казавшийся человеком в гораздо более здравом уме, чем до этого, со своими взъерошенными каштановыми волосами и изрядно отросшей бородой, выглядел просто копией отца в его последние дни.