А его глаза пылали решимостью.

– Я так легко не сдамся, Лизетт.

Она встретилась с ним взглядом.

– Как и я.

С этими словами девушка метнулась прочь из комнаты.

Максимилиан смотрел вслед Лизетт. Его горло сжало. Господи боже, как же глупо он поступил! Да что, черт возьми, вообще с ним не так? Даже герцог не может приказать женщине выйти за себя. Женщины не любят, когда кто-то вот так вот не считается с их чувствами.

Он провел рукой себе по лицу. Увы, но что-то в темноволосой, знойной Лизетт каждый раз заставляло его терять контроль над собой и вести себя как последний дурак.

Она, вероятно, ждала нежных слов и обещания любви и долгой, счастливой семейной жизни, а уже никак не полных логики и здравого смысла заявлений вроде «Ты знаешь, что мы должны пожениться».

Но, черт возьми, логика и здравый смысл были единственным, что он мог ей предложить. Долгая, счастливая семейная жизнь была крайне маловероятна. Возможно, любовь…

Скрипнув зубами, он начал одеваться. Он не был влюблен в Лизетт, черт возьми! Он не мог быть настолько глуп. Любовь заставляла мужчин совершать странные вещи, полностью оказываясь во власти женщин, которых они любили. А такого Максимилиан не допустит, как бы ему ни нравилось быть с Лизетт в одной постели.

Он замер, держа рубашку в руке. Ему и правда понравилось. Не только заниматься с ней любовью, но и то, как она соблазняла и провоцировала его, пытаясь затащить в постель, после чего отдалась ему со столь невыносимой нежностью.

Такое сложно забыть. Но забыть то, что произошло после этого, было просто невозможно. То, как они просто лежали, ощущая тепло друг друга, как она смотрела на него с выражением такой нежности на лице, что это растопило его сердце… Даже то, как она отвергла его предложение.

Несмотря на все ее слова о том, что она считает брак тюрьмой для женщин, он почти ждал, что она сыграет на его понятиях о чести, потребовав жениться на себе. Любая другая девственница поступила бы именно так, особенно если бы ее лишил невинности столь завидный жених, как он.

Но не Лизетт. О нет.

Ты прекрасно знаешь, что меня не волнует, герцог ли ты.

И она рассмеялась! Ей нужен был он сам, а не его титул или богатства. Нужен был, даже несмотря на то, что он сказал ей правду о своем семейном проклятии.

В горле Максимилиана встал ком. Лишь Лизетт видела того человека, которым он был, невзирая на все окружавшие его слухи. Видела не герцога Лайонса, а Максимилиана Кейла. Или Макса, как она его шутливо называла.

Это для него тоже было непривычно. Она не стеснялась его поддразнивать. Этого никогда не делала ни одна женщина, включая сестер и жен его друзей. Они все слишком боялись холодного и замкнутого герцога.

Но Лизетт относилась к нему как к равному. И это чертовски опьяняло. Ему хотелось, чтобы она стала его герцогиней, так сильно, что он готов был ради нее убивать драконов.

Максимилиан застонал. Одно это указывало на то, что ему следовало действовать осторожно. Разумеется, он в любом случае был обязан на ней жениться – Максимилиан не позволил бы ей страдать от последствий того, что она лишилась девственности вне брака, – однако следовало убедиться, что она сделает это на его условиях. Лизетт должна была понять, сколь особенной была его ситуация.

Проблема заключалась в том, что она чувствовала слишком глубоко и желала слишком страстно. Ей нужно было научиться не делать этого, чтобы их брак был приемлемым.

И все же.

Mon cœur. Она назвала его «сердце мое».

Его сердце забилось чаще. Одно лишь воспоминание об этих словах, произнесенных с такой нежностью, пробудило в нем чувства, которые он столько лет старался запереть в темнице своего сердца. Подобно дикой розе, которой Лизетт и являлась, она прорастала сквозь стены, проникая в любую трещину и кроша камень…

Нет, черт возьми! Он не позволит ей разрушить его стены. Это приведет лишь к боли и страданиям. Разве ему было мало тех, которые он уже пережил?

Он сделает ее своей женой. Исполнит в ее отношении свой долг, причем исполнит его с удовольствием. Однако это – единственное, что Максимилиан себе позволит. Любовь… Нет, любовь не была частью этого. Не могла ею быть, если он хотел защитить Лизетт.

Окинув взглядом комнату, столь очевидно принадлежавшую Лизетт, он выругался и направился к двери. Ему нужно будет не пускать очаровательную девушку в свои мысли достаточное время для того, чтобы залатать свою броню. Возможно, осмотр кабинета Бонно поможет ему в этом.

К сожалению, через час он понял, что все, находившееся в кабинете, совершенно для него бесполезно. Ящики письменного стола были полны бумаг, однако ни одна из них не имела отношения к его семье.

Вдобавок записи были сделаны каким-то шифром, указывавшим на то, что брат Лизетт был еще большим параноиком, чем отец самого Максимилиана. Впрочем, чего еще было ждать от агента французской тайной полиции?

Максимилиан как раз закрыл последний ящик, когда внезапно послышался кашель. Оглянувшись, он увидел, что в дверях стоит дворецкий Видока.

– Да? – сказал Максимилиан на французском. – Что такое?

– Мадам говорит, что вы, возможно, хотите принять ванну.

От мысли о заботливости Лизетт сердце Максимилиана слегка сжало.

– И в самом деле, – сказал он. – Благодарю.

Слуга издал типично французское раздраженное пыхтение. Максимилиан привык к нахальству французских слуг, однако это было уже за гранью.

– Это проблема? – спросил он резко.

– Я просто подумал, что вы должны знать, что это может занять некоторое время. Мадам настаивает, что вам нужна свежая вода, а нагреется она не сразу. Если вам действительно нужна свежая вода.

Максимилиан был в замешательстве.

– Разумеется, я предпочитаю свежую воду. Что-нибудь еще?

Дворецкий закатил глаза так, словно имел дело с кем-то чрезвычайно забывчивым.

– Во Франции жены и мужья часто моются в одной воде, мистер Кейл. Я забыл, что вы, англичане, можете быть… брезгливыми.

Максимилиану в голову пришло сразу три мысли. Во-первых, он забыл, что они с Лизетт были якобы женаты. Во-вторых, он забыл, что слуги не знали о его герцогском титуле. И в-третьих: неужели люди действительно мылись в одной и той же воде?

Однако прежде, чем он даже успел осознать, что в мире возможно что-то столь возмутительное, в дверях появилась Лизетт, проинформировавшая дворецкого, что лучше бы ему поскорее организовать ванну со свежей горячей водой, иначе Видок лично оторвет ему голову. Дворецкий высказал все, что думал по поводу англичан и их глупостей, в ответ на что Лизетт высказала все, что думала о нем.

Впрочем, Максимилиан перестал обращать внимание на их разговор в ту же минуту, когда заметил, как идеально пеньюар облегал соблазнительную фигуру Лизетт. Ее волосы были обернуты полотенцем, однако несколько локонов выбились, обрамляя ей шею и заставляя девушку выглядеть еще восхитительнее, чем обычно. И, о боже, она пахла цветами.

Впрочем, она всегда пахла цветами. И это заставляло его желать ее вновь и вновь.

Судя по всему, из их спора с дворецким победительницей вышла Лизетт, поскольку слуга отправился выполнять ее распоряжение. Девушка взглянула на Максимилиана.

– Ты нашел что-нибудь в бумагах Тристана?

– Нет.

Это все, что он смог произнести. Перед его глазами все еще стоял образ обнаженной Лизетт.

К счастью, она, похоже, не осознавала, какое наслаждение ему доставляет вид ее полураздетого тела.

– Этого я боялась. Будем надеяться, что Видок выяснит что-нибудь в Sûreté.

– Да, будем надеяться.

– Что ж, тогда я пойду вздремну. Приятного купания.

– Лизетт! – позвал он ее, увидев, что она уходит.

Замерев, она обернулась.

– Что?

– Семейные пары во Франции и правда моются в одной и той же воде?

На лице девушки появилась самодовольная улыбка.