– Во Франции, в Англии и, вероятно, еще в половине стран Европы, ваша милость. Это позволяет не тратить лишнее время на нагрев и таскание ведер с водой. Причем речь не только о парах. Иногда целые семьи моются в одной и той же воде.

– Господи боже, – пробормотал он. – Это… Это…

– Отвратительно? Да. Радуйся, что слуги Видока делают скидку на то, что ты – «брезгливый англичанин». – Девушка весело рассмеялась. – В том, что касается купания, я сама «брезгливая англичанка».

– Жаль, – сказал он быстро, прежде чем она вновь начала уходить. Увидев в ее глазах насмешку, он окинул ее тело жарким взглядом. – Мне могло бы понравиться разделить купание с тобой.

Она моргнула, и ее щеки залились краской.

– В таком случае очень жаль, что тебе вряд ли представится такой шанс.

С этими словами девушка вышла. Ее спина была негнущейся, однако Максимилиан достиг своей цели.

Если он не мог завоевать Лизетт здравым смыслом, то он завоюет ее соблазнением. Она была чувственной девушкой, желавшей его. И он не сомневался, что этого будет достаточно для того, чтобы в конце концов заставить ее за себя выйти.

Впрочем, в тот момент ему было от этого не легче. Она скрылась в своей спальне, а он вновь остался в одиночестве, не имея возможности удовлетворить свое желание. Сдержав вздох, Максимилиан вернулся через внутренний двор в дом Видока, где его ждала ванна, подготовленная двумя слугами, которые оказались более учтивыми, чем дворецкий.

К тому моменту, когда Максимилиан закончил купаться, он уже умирал с голоду. К счастью, повар Видока, похоже, хорошо относился к англичанам. Он дал ему целый поднос хлеба, сыра и фруктов, который Максимилиан взял с собой в квартиру Бонно, чтобы разделить трапезу с Лизетт.

Обнаружив ее спящей, герцог судорожно вздохнул. Как же соблазнительно она выглядела во сне, со своими изящными руками, подложенными под щеку, волосами, разметавшимися по подушке, и алебастровой кожей на плече, с которого соскользнул пеньюар!

Больше всего на свете Максимилиану хотелось ласкать девушку так же, как ее ласкали плясавшие лучи закатного солнца. Хотелось забраться прямо к ней в постель и разбудить ее долгими ленивыми поцелуями.

Но ей нужно было поспать. Нельзя было сказать, когда такой шанс представится им в следующий раз. Все зависело от того, что удастся выяснить Видоку.

Так что он отправился в небольшую гостиную, где оставил поднос с едой, и, сев за маленький столик, начал ужинать. Вскоре приехал Видок.

Француз присоединился к нему за столом.

– Где Лизетт?

– Спит. Она устала.

– Вы сказали ей правду? – спросил Видок.

Тон Максимилиана стал холодным:

– Да.

– И как она это приняла?

– Лучше, чем я ожидал, – ответил герцог с ледяными нотками в голосе.

Откинувшись на спинку стула, Видок смотрел на него до неприятного пристальным взглядом.

– Вы уложили ее в постель?

Максимилиана охватил сильнейший гнев.

– Это не ваше чертово дело.

– Значит, уложили.

Сжав кулаки, герцог встал.

– Послушайте меня, Видок. Если вы когда-либо скажете кому-нибудь хоть одно слово о своем возмутительном предположении…

– Я никогда бы не причинил вреда ее репутации. – Он посмотрел на Максимилиана тяжелым взглядом. – Но не уверен, что могу сказать то же самое о вас.

Максимилиан покраснел, чего с ним не случалось никогда. С другой стороны, он никогда еще не беседовал с человеком, бывшим, по сути, отцом женщине, которую он только что уложил в постель.

– Я предложил ей выйти за меня.

– Правда?

Странно, но голос Видока совсем не казался удивленным.

– Она меня отвергла.

На лице сыщика появилось задумчивое выражение.

– А вот это – неожиданно.

– С ней приходится ожидать неожиданного, – произнес Максимилиан резко. – В жизни еще не встречал настолько непредсказуемой женщины.

– Она любит ходить своими путями. – Видок жестом указал на стул, и герцог с неохотой опустился на него. – Но вы всегда можете рассчитывать на ту слабость, которую она питает к безнадежным предприятиям. А вы – одно из них, ваша милость.

Максимилиан потер себе переносицу.

– Тогда почему она меня отвергла?

– Возможно, она считает, что именно так может вас спасти.

Меня нельзя спасти.

Однако он не готов был это признать перед не в меру наблюдательным Видоком. Сыщик и так уже знал о нем и его делах слишком многое.

– Как бы там ни было, это не имеет отношения к тому, почему мы здесь. – Герцог скрестил руки на груди. – Что вы выяснили о Бонно?

Видок напрягся и кивнул в сторону спальни Лизетт. Обернувшись, Максимилиан увидел ее, стоящую в дверном проеме – растрепанную, сонную и совершенно очаровательную.

Вот только блеск в ее глазах был совершенно не очаровательным.

– Надеюсь, вы не собирались обсуждать это без меня, – сказала она, томно двинувшись к ним.

Видок улыбнулся.

– И в мыслях не было, mon ange21.

Встав, чтобы уступить ей стул, Максимилиан задумался, слышала ли она другую часть разговора. Он надеялся, что нет. Лизетт бы не понравилось, что ее обсуждают за ее спиной.

Девушка села на стул, а Максимилиан оперся об исцарапанный буфет, который, по-видимому, исполнял в доме роль «кухни». Ему лишь хотелось, чтобы на ней было еще что-то, кроме проклятого пеньюара. В таком виде она мешала ему концентрироваться на чем-либо, кроме себя самой.

– Узнать мне удалось немного, – сказал Видок, – но я выяснил две важные вещи. Два месяца назад, еще будучи в Антверпене, Тристан написал письмо, в котором просил предоставить ему месячный отпуск. Он его получил. И они не знают, почему он до сих пор не вернулся. – Тон Видока стал жестче: – Судя по всему, они считают, что он ушел из Sûreté, чтобы работать на меня, и не счел нужным даже уволиться.

– Вместо этого он решил следовать своему плану, – произнес Максимилиан цинично. – Как я и говорил с самого начала – он нашел лучший способ обеспечить себе будущее, чем подниматься по карьерной лестнице в Sûreté.

Лизетт сердито сверкнула на него глазами, а Видок произнес:

– По правде говоря, я думаю, что дело и не в этом тоже. Тристан поймал фальшивомонетчика и посадил его за решетку в Антверпене, после чего написал своему начальству, чтобы оно отправило кого-то забрать заключенного, потому что у Тристана были дела, требовавшие его личного присутствия.

– Где? – спросила Лизетт.

– Очевидно, в Лондоне, – вставил Максимилиан.

– Надеюсь, что нет, – сказал Видок. – Если бы Тристан собирался сесть на паром до Лондона, он бы отправился в Остенде, а там недавно была вспышка холеры.

– О нет… – произнесла Лизетт с тревогой в голосе.

Видок похлопал ее по руке.

– Он молодой и здоровый. Уверен, что, даже отправившись в Остенде, он не подхватил бы холеру.

– Ну, когда он писал мне ту записку на прошлой неделе, он явно пребывал в добром здравии, – заметил Максимилиан. – Разве что у него тогда был бред.

– Такого быть просто не могло, – отрезала Лизетт. – Если бы у него была холера, его бы даже не пустили на… – Девушка резко замолчала, и ее глаза расширились. – Карантин!

Максимилиан немедленно понял направление ее мыслей.

– Да. Это объяснило бы многое. Для применения законов о карантине на борту корабля даже не обязательно должны находиться заболевшие. Капитан обязан поднимать желтый флаг всякий раз, когда его судно идет из города, где свирепствует заразная болезнь. Так что в ту же минуту, когда корабль достиг бы Лондона, его бы поставили на карантин. Тайный совет имеет склонность… – Он замолчал, заметив, что Видок на него странно смотрит. – Что такое?

– Вы знаете о карантине поразительно много, ваша милость.

– Я много путешествовал, – сказал Максимилиан, защищаясь. – А несколько членов моей семьи служили во флоте. – Увидев, что Видок лишь поднял бровь, он добавил холодно: – И у меня есть друг в тайном совете.