Сердце Лизетт едва не выскочило из груди.
– Ты и правда мне небезразличен. Настолько, что я не отпущу тебя из-за опасений, что тебя может ждать столь ужасное будущее. Иногда просто нужно не обращать внимания на свои страхи.
– Так же, как ты не обращаешь внимания на свои? – спросил он коротко.
Она замерла.
– Ты о чем?
– Ты так боишься, что с тобой случится то же, что случилось с твоей матерью. Что ты останешься одна с двумя детьми и без средств, чтобы о них позаботиться. Так боишься, что мужчины тебя разочаруют. Я не вижу, чтобы ты не обращала внимания на свои страхи, Лизетт.
Он был прав. Она так боялась, что герцог разобьет ей сердце, что не замечала в нем человека глубоко несчастного, даже несмотря на все окружавшее его богатство и роскошь.
Что ж, теперь Лизетт это заметила. Именно этот секрет заставлял его быть таким жестким и отстраненным, заставлял бояться своих собственных желаний, опасаясь, что малейшая оплошность может оказаться первым проявлением безумия. Именно он заставлял Макса тосковать по всему тому, что тот утратил, когда смерть брата превратила его в наследника герцогского титула.
И именно этот секрет был причиной всей той доброты, которую Макс то и дело проявлял в ее отношении. Потому что он знал, каково это, когда над тобой все время тайно насмехаются. Кто бы мог подумать, что у нее с герцогом было столько общего?
– Да, это правда, – сумела произнести она, сражаясь с выражением сочувствия, которое, как Лизетт была уверена, явственно читалось на ее лице. – Слишком долго я позволяла своим страхам управлять моей жизнью. Но я начинаю думать, что за время нашего путешествия избавилась от многих из них. Возможно, пришло время перестать жить прошлым моей матери.
Это явно не было тем ответом, которого ожидал Макс. Он покачал головой:
– Ты права в том, что тревожишься из-за мужчин. И тем более из-за меня. Я однозначно тебя разочарую.
– По крайней мере, ты никогда мне не лгал, – сказала она. – Ты не такой, как отец, который, пользуясь тем, что мать надеялась на то, что он на ней женится, затащил ее в постель. Ты ни разу не утверждал, что у нас может быть что-то большее, чем твоя… твоя…
– Дикая страсть к тебе, которая владеет мной, несмотря на все мои попытки задушить ее? – обжег он ее взглядом. – Нет. Но от этого не легче.
Но Лизетт и не хотела, чтобы ему стало легче загубить свою жизнь из-за страха перед чем-то, что могло так никогда и не наступить.
– Значит, ты решил никогда не жениться? – спросила она прямо. – Или ты решил, что «не можешь» жениться конкретно на мне?
Макс расправил плечи.
– Женюсь ли я, зависит в основном от того, жив ли Питер. Если нет, то я должен произвести на свет наследника герцогского титула. Других прямых наследников нет, а делить и продавать свою собственность я отказываюсь. На ней живут люди, которые от меня зависят, а в моих поместьях – тысячи слуг. Я не могу подвести их, не женившись.
Лизетт была озадачена.
– Значит, ты планируешь жениться.
– Если Питер не выжил – да. Но это должен быть очень специфический брак.
– Насколько специфический? – собравшись с духом, спросила Лизетт.
– Я видел, как моя мать медленно умирала внутри, наблюдая за сходившим с ума отцом. Ее это так убивало, что я поклялся никогда не подвергать подобному женщину, которая будет мне небезразлична. – Увидев, что девушка нахмурилась, он добавил: – Но есть женщины, которые с радостью откажутся от любви ради тех привилегий, которые дает титул герцогини. Женщины, которых их положение и статус волнуют больше, чем привязанность, и чьи сердца не разобьются при виде сходящих с ума мужей, если они будут знать, что им обеспечено достойное место в обществе.
– И ты правда думаешь, что тебе хочется, чтобы такая женщина заботилась о тебе, если ты сойдешь с ума?! – вскричала Лизетт. – Какая-то… жадная гарпия, которая будет стоять рядом с твоей кроватью в ожидании, когда ты умрешь?!
Ее прямота заставила Макса побледнеть.
– Уж лучше так, чем рыдающая вдова при живом муже, которая будет жить в аду на протяжении всего периода безумия. В случае моего отца это длилось четыре года. Четыре года, Лизетт. Представь, что кто-то, кто тебе небезразличен, забывает все, кем он являлся. Превращается из могущественного человека в посмешище, о котором шепчутся по салонам.
– Это не значит, что ответ – в том, чтобы найти кого-то, кому ты безразличен.
– Это означает, что ответ в том, чтобы найти кого-то, кто согласится на мои условия. – Его челюсть упрямо напряглась. – Любая женщина, на которой я женюсь, должна будет согласиться отдать меня сиделкам сразу же, как только я начну скатываться в безумие. Моя мать загубила себя, пытаясь заботиться об отце в его последние дни. Именно поэтому она умерла всего через год после него.
– Возможно, ей просто его не хватало, – сказала Лизетт мягко. – Супруги часто умирают практически одновременно, особенно если они были очень близки.
– Дело не в этом, – возразил Макс отрывисто. – Ее сгубило глупое чувство вины. Она обвиняла себя в его смерти, потому что он умер после того, как она дала ему настойки опия, чтобы помочь уснуть. После того как на протяжении всех лет безумия отца возила его по континенту в поисках лечения, а я сопровождал ее.
А, вот, значит, почему он столько путешествовал, почему имеет собственную яхту.
– Я бы поступила точно так же.
– Именно! – с мукой в голосе произнес он. – Ты бы никогда не позволила другим заботиться обо мне. Никогда не умыла бы руки. Ты не такая.
– Конечно же не такая! И слава богу! – Возмущенная тем, какой брак он считал единственно возможным, она спросила: – Тебе когда-нибудь приходило в голову, что в браке людям все время приходится смотреть на то, как их супруги стареют, слабеют и становятся слабоумными? Что это – часть брака? Разумеется, тяжелая его часть, но не настолько, чтобы отвергать весь институт брака в целом.
– Это не одно и то же. – Он сверкнул на нее глазами. – У них есть целая жизнь вместе, куча времени на то, чтобы быть друг с другом, чтобы наслаждаться хорошими сторонами брака. Это позволяет им проходить через плохие его периоды.
– А у моего отца была целая жизнь со своей женой, которая умерла, рожая дома? Нет, не было. И такое случается чаще, чем ты думаешь. Иногда люди умирают молодыми. Такова жизнь.
Лизетт взяла его милое измученное лицо в свои руки.
– Именно поэтому ты должен наслаждаться ею, пока можешь. Потому что ты не можешь знать, когда она прервется. Папá откладывал то, что, как он знал, должен был сделать, уверенный, что у него есть еще время. Но у него его не было.
– Я не откладываю, – сказал Макс мягко, беря ее за руки. – Я вообще не собираюсь этого делать. – Его взгляд стал суровым. – И именно поэтому, если Питер действительно жив, я вообще не женюсь. Пусть он передает семейное безумие, если хочет. Это, слава богу, снимет с меня ответственность.
Отступив, он начал расхаживать по комнате.
– Отец не завещал мне никаких денег или титулов на случай, если Питер жив, потому мне придется рассчитывать на щедрость своего брата. Что означает, что я, возможно… не смогу позволить себе врачей и сиделок, которые могли бы ухаживать за безумцем. Такой груз на плечи жены я тоже возлагать не стану.
Подойдя к нему, Лизетт взяла его за руку.
– Значит, вместо этого ты собираешься оттолкнуть от себя всех, кому можешь быть небезразличен? Вести стерильное существование в холодном браке без любви или вовсе в одиночестве? Таковы твои планы на будущее?
Напрягшись, он сердито посмотрел ей в глаза.
– Тебе не понять. Мне гораздо легче… не позволять себе испытывать чувства к женщине, чем испытывать их, зная, какое будущее ей со мной уготовано.
– Во-первых, ты не можешь знать, что ждет тебя в будущем. Никто из нас не может этого знать. – Увидев, что Макс собирается что-то ответить, Лизетт прижала палец к его губам. – А во-вторых, уже слишком поздно пытаться не испытывать чувств. – Она погладила его по уже начинавшей покрываться щетиной щеке. – Одна женщина тебе уже небезразлична. Я. Ты сам сказал это прошлой ночью. Если только это не было ложью.
