Его веки опускаются, и он шепчет:

— Каждую ночь. Я думаю о тебе. О тебе рядом со мной. Снова. Как сейчас.

Я дрожу. Каждую ночь я боялась, что это произойдет, и буду сходить с ума от желания и ярой необходимости находится с ним рядом после. Все время.

— Я здесь, Майкл, — отвечаю я, не отводя взгляд. — Что ты хочешь сделать?

— Удержать тебя, Стейси. Это единственное, чего я хочу со дня, когда мы встретились.

Черт. Прямо в этот момент, когда я боюсь, что эмоции могут меня искалечить, Майкл начинает двигаться. Его бедра изгибаются, пока округлый кончик его члена прижимается к моему входу. Мое внимание сосредоточено на невыносимой потребности, чтобы он не останавливался, и Майкл скользит в меня своим членом. Но спустя два толчка этот ублюдок останавливается.

— Майкл, — стону я, умоляя.

Но он лишь улыбается и остается неподвижным.

— Ты хочешь меня?

— Ты знаешь, чего я хочу, — отвечаю я.

— Ты хочешь меня, Фостер? — настаивает он на своем, и мы оба знаем к чему он ведет.

Его голос серьезный и звучит словно призрак. Блять. Он толкается в меня еще буквально на дюйм, убивай мой рассудок.

— Стейси!

Я ощущаю, как бьется его сердце. Быстро и стабильно. Я могла бы сказать ему нет. Спрятаться в безопасном месте. И это положило бы конец всему, в том числе и самому потрясающему событию в моей жизни. Но я не хочу этого. Я скольжу трясущими пальцами к его влажным волосам на виске.

— Да. Я хочу тебя. А теперь трахни меня, пока я не передумала.

Он громко сглатывает, и его тело содрогается, будто от облегчения. Он рад, что мы прояснили это, как и я. Только вот черт. Как только я собираюсь заставить его двигаться снова, Майкл опережает меня:

— Презерватив!

— Я не понимаю твоего юмора сейчас.

— Я мог бы оставить их у тебя, но это было бы слишком самонадеянно, — я вижу его улыбку, и он входит до конца, и снова покидает, дразня.

— Боже, — выгибаюсь я всем телом. — Забудь о презервативе! Просто трахни уже меня.

По его телу пробегает мелкая дрожь, и голубые глаза смотрят прямо на меня.

— Ты уверена? Прошлый раз ты оказалась беременна после этого.

Мы оба смеемся, но кажется, оба доверяем друг другу. Нервничаю ли я? Да. Доверяю ли я ему? Да. Рада ли я, что это произошло прошлый раз и родилась Эстель? Больше всего на свете. Его член резким движением погружается глубоко внутрь моего лона, а язык трахает мой рот. Это резкое движение заполняет меня до предела, от чего я начинаю задыхаться.

— Святой ад, — рычит Майкл. — Ты ахренительно ощущаешься, Эс.

Он раскачивается с каждым своим движением. Его толчки, моя пульсирующая киска, и те беспомощные звуки, которые каждый из нас издает после каждого его движения. Его пальцы находят мой сосок, и Майкл скручивает его до боли, от чего я еще больше завожусь. В сочетании с тем, как он облизывает и покусывает мою шею, это простое действие ощущается греховным и грязным. Мы проделывали такие вещи, что этот секс в сравнении можно было бы детям показывать, но почему-то каждая клеточка моего тела дрожит.

— Ох, бля, — ахаю я ему в рот.

Оргазм накатывает на меня с медленной омывающей волной жара, от чего я дрожу, и задыхаясь не могу сдержать крики, пока Майкл продолжает брать меня.

— Вот так, милая, — шепчет он напротив моих губ. — Пусти все на самотек.

Его руки накрывают мои щеки, а глаза наблюдаю за тем, как я кончаю, и от этого зрелища в них как будто вспыхивает пламя. Я беспомощно хватаюсь за его волосы, когда еще одна волна оргазма ударяет меня.

— Майкл! Майкл, ты…

— Я знаю, — отвечает он, словно знает все, что я хочу сказать.

Он хватает мою руку, заставляя оставаться неподвижной, пока сжимает мой сосок, и толкается в меня своими бедрами. Я снова на грани, когда он теряет контроль. Дрожь проходит по моему телу, а затем он поднимается на руках и начинает в меня вколачиваться с дикой силой. От силы ударов мой позвоночник выгибается. Я такая влажная. Такая возбужденная. И я люблю это. Майкл что-то говорит мне, но я не могу разобрать ни слова, когда он продолжает двигать своими бедрами в необузданном, жадном ритме, и в этот момент мой мир словно погружается в темноту, и я снова кончаю. Ощущения взрываются во мне, и я выгибаюсь еще сильнее, толкаясь ему навстречу, а руки царапают твердый рельеф его плеч. Майкл кончает, испуская продолжительный тихий стон, наполняя меня своим теплом. Его щека прижимается к моей, и мы несколько секунд лежим, не двигаясь, пытаясь перевести дыхание.

Но тут случилось это впервые. У нас был секс, а после о себе напомнила Эстель. Она начала плакать, и я — быстро выбираться из простыней, когда Майкл остановил меня.

— Я сам, Эс, — поцеловал он меня в лоб. — Отдыхай.

Я чувствую себя странно. Меня приводит в замешательство то, что я нуждаюсь в ком-то так сильно. Но когда Майкл уходит, я еще несколько минут лежу в постели, не двигаясь, и осознавая, что, кажется, уже все изменилось. Конечно, я буду копаться в себе и в нем, но это будет завтра. Сегодня все хорошо, и я просто встану с постели, поцелую его и нашу дочь, а затем приготовлю самый вкусный кофе. Надев на себя длинный шелковый халат, я направляюсь в комнату Эстель. Майкл качает ее на руках, а я наблюдаю, как она смотрит на него и слушает, словно все время ее жизни, только ее отец и был рядом с ней. Я немного завидую этим отношения. Хоть и говорят, что до трех лет у ребенка существует лишь мать, понимаю, что мне придется побороться за это внимание.

— Было время, когда я часто вот так, как ты мне сейчас, смотрел отцу в глаза. В доме, наполненном счастьем. Я был словно король на троне, — Майкл отклоняет голову, и увеличивает глаза, на что Эстель смеется. — И он всегда говорил мне: «Не волнуйся, мой мальчик. На небесах твоя жизнь расписана, и пусть пустые вещи тебя сейчас не волнуют».

— Ты скучаешь по нему? — спрашиваю я, войдя в комнату, и Эстель все-таки тянет ко мне ручки, крича «Мама».

Я улыбаюсь и с радостью укрываю ее своими руками.

— Да. Я скучаю по всей семье, но она больше не будет такой, как прежде.

— Ты просил у них прощения?

— За что? — нахмурился Майкл. — Мы все кого-то потеряли.

— Да, — смотря я ему в глаза, пытаясь достучаться. — Но ты потерял брата, которого уважал, а они сына. Своего ребенка. И сейчас я буду звучать отвратительно, но, если бы тебе пришлось выбирать между Заком и Эстель, кого бы ты выбрал? — когда Майкл ничего не отвечал, я продолжила: — Это неправильно, что умирают дети. Так не должно быть никогда. Но потерять брату брата легче, чем родителям ребенка. Это не сравнимо ни с чем. Кажется, что ты готов похоронить себя заживо, чтобы только быть ближе к нему. И твоя мать не наказывала тебя своим отношением. Она наказывала себя. Она думала, что не имела права испытывать счастья рядом с сыновьями, которые еще живы, поскольку одного из них потеряла. Она ни одного дня не испытывала покоя, даже во сне. Я не говорю, что твоя боль не важна. Она важна, особенно для меня. Но эта женщина — твоя мать, и то, как она любит Эстель, значит, что она любит тебя. Ведь в этом ребенке трудно увидеть кого-то, кроме ее отца.

— Кажется, это все сложно, — сглатывает он и садится на диван. Я вижу, как ему больно и некомфортно говорить о чувствах, но он делает это. Майкл наконец-то выходит из своей зоны комфортна, чтобы быть честным со мной.

— Знаешь, нам кажутся сложными самые простые вещи, — все еще качаю я дочь. — На самом деле не сложно пить кофе из самой красивой чашки в доме. Не сложно пожелать хорошего дня соседу, кассиру и садовнику. Маленькие приятности делают нашу жизнь светлее, а мы думаем, что это стыдно и неловко.

— Кем бы ты стала, если бы пришлось превращаться в животное?

Он задает этот вопрос настолько неожиданно, что я буквально мгновение нахожусь в ступоре. Мы говорили о грустных вещах и о теме, над которой даже шутки звучат, как кощунство, но это было мило. Он не хотел больше говорить об этом, а я сделала вид, что не против.