— А тут красиво, — сказала я, собираясь открыть дверь машины.

— Нет, сиди, — перебил меня Майкл, выходя из машины, и прежде чем забрать дочь, помог мне выйти.

Я усмехнулась ему, и одними губами прошептала «Воображала». Он ничего не ответил, и мы направилась к дому. Одно дело хотеть чего-то. Но как часто мы готовы чем-то пожертвовать, чтобы достичь этого?

Не успели мы позвонить в дверной звонок, как двери открыла женщина лет пятидесяти в брюках, блузке и черных лодочках. Наряд, когда она могла надеть что угодно, выбрала строгий, скорее всего, эта женщина занимает руководящую должность. На ее руках был идеальный маникюр, что доказывает то, что она редко делает какую-либо работу, но ее глаза засветились, когда она перевела взгляд на Майкла, затем на меня, а потом и на свою внучку. Это была мать мужчины, который являлся отцом моего лучшего произведения искусства — моей дочери.

— Входите, — сказала она через мгновение, приняв серьезный вид.

— Мама, — поцеловал Майкл ее в щеку.

— Миссис Вудс, — качнула я головой.

— Дайте ее мне, — сказала женщина.

— Мама, где отец и брат? — спросил Майкл, когда мы направлялись в гостиную.

Я чувствовала на себе взгляд этой женщины, и мой ребенок сейчас был у нее на руках. У меня складывалось такое впечатление, что я попала в дом к англичанам. Тут все было слишком сдержанно, чисто и даже чуть вычурно. Жители этого дома определенно были педантами. На столе стоял поднос с чашками из фарфора, и эти странные бархатные шторы под старинку складывали впечатление, что я находилась в 70-х. Я посмотрела на Майкла, и он понял, о чем я думаю.

— Они уехали на футбол, — ответила женщина. — Мы не знали, что ты приедешь. Чай?

— Да, спасибо, — ответила я.

— Она похожа на вас обоих. Значит, у меня появилась внучка, а я об этом даже не знаю? — со злостью спросила леди. — И ты живешь с женщиной, у которой кости пальцев сбиты не один раз. Когда ты хотел мне рассказать об этом, Майкл?

Я думала, только моя мать была без материнского инстинкта, но, оказывается, мы так хорошо молчали с Майклом по причине того, что он понимал меня. Я взяла его за руку, а он посмотрел на меня с благодарностью.

— Это не прилично, миссис/

— Фостер, — ответила я. — Мы не женаты. Уверена, вы рады познакомиться.

— Вы живете вместе?

— Да.

— Вам не стыдно?

— Мама! — повысил голос Майкл. — Не начинай.

— Сколько времени моей внучке?

— Времени? — спросила я в непонимании.

— Ей полгода и четыре дня, — ответил Майкл. — И она живой человек, а не цветок, мама. Именно поэтому я и не привозил женщину, которую люблю, и нашу дочь.

— Ну в этом только твоя вина, сын. Ты ушел из дома, зная, как отреагирует твоя семья. Перед этим должен был женится на женщине высокой морали, но ты…

— Хватит! — встала я с места, забирая у нее дочь. — Нам не нужно уезжать, и передавайте привет мужу и сыну. Майкл, на выход.

Он ничего не ответил, но сделал так, как я сказала.

— Я вижу вы очень воспитанная леди, мисс Фостер, — говорила она, следуя за нами.

— Так и есть. И судя по всему, следующий раз свою внучку вы увидите через восемнадцать лет.

— Но….

Мы покинули дом, и Майкл был зол. Я же была не просто зла, у меня было внутреннее бешенство. Мы сели в машину и несколько минут просидели в тишине, прежде чем тронуться с места.

— Извини за сцену, — сказал он. — Я не хотел…

— Ничего, — ответила я, целуя нашу дочь. — Извини, но твоя мать — та еще сучка.

Он засмеялся и поцеловал в щеку Эстель, а затем и меня.

— Как думаешь, что нас определяет? — спросила я, переводя взгляд на дорогу.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Наше прошлое? Наш выбор?

— А если не помнишь прошлого, и у человека нет выбора?

— Тогда женщина.

— В каком смысле?

— С женщиной ты можешь жить в мире иллюзий, но в действительности в мире мужчины нет ничего более настоящего, чем женщина, которая трезво смотрит на жизнь.

Я улыбнулась, положив свою руку на его. Ожидание всей моей жизни — момент, когда я буду счастлива. Момент, когда моя семья будет рядом, любимый мужчина не сможет отвести взор, а самое большое сокровище, смотря на меня, будет улыбаться.

— Когда мы начали спать вместе, я и понятия не имела, что ты станешь еще и моим другом, Майкл Вудс. Что ты делаешь сегодня вечером?

— Ты же не разговариваешь со мной.

— А я с тобой и не разговаривать хочу.

Все чаще и чаще я вспоминала свое детство. Вспоминала свою мать, и каким ребенком я была. Отец. Мне всегда его хотелось. Хотелось того, к кому я смогу обратиться за помощью, кто защитит меня от себя самой и будет рядом, несмотря ни на что. Но со временем ты понимаешь, что не всем так везет. Любовь, как ракушка. Думаем, что слышим море, а это наша кровь, и если бы мы чаще прислушивались к нашему сердцу, возможно, слышали бы не только его стук, как жизненно-необходимого органа, но и его советы, которые всегда были самыми правильными.

***

— Стейси, иди к себе в комнату!

— Мамочка…

— Иди к себе в комнату!

Потом я получила пощечину от матери и снова увидела пьяную физиономию отца. Нормальное детство, нормальная жизнь, счастливые года студенчества — все это не про меня. Я была несчастным ребенком и никогда не любила помещение, которое, по воле судьбы, стало моим домом. Раньше я ненавидела каждую минуту своей жизни. Сейчас я все чаще и чаще прокручивала моменты в своей памяти о своих родителях, и понятия не имела, где сейчас один из них. Согласно искусству войны, главное знать врага. Но что если я сама себе враг?

***

Четыре часа утра. Я держала Эстель на руках, крепко прижимая к себе. Она плохо спала этой ночью, и я пыталась каждую секунду быть с ней. Я забросила чертову работу и не отвечала на звонки друзей последние два дня, пытаясь быть той матерью, которой не хватало мне.

— Почему ты не в постели?

— Тсс, — прошептала я, не оборачиваясь. — Она только уснула.

Майкл не ушел, а наоборот, сел в кресло рядом и показал мне жестом, чтобы я отдала ему ребенка. Я так и сделала, а после села на пол, смотря на свою семью.

— Мне не нравится этот дом.

— Ну тогда давай его изменим, — я промолчала. — Что происходит, Стейси?

— Не знаю.

— Знаешь.

— Мне не нравится этот дом.

— Мы его поменяем.

— Я не знаю, какой жизнью живу, Майкл. Иногда мне трудно.

— Когда на улице падает дождь, он меня успокаивает, — прошептал он, целуя нашего ребенка в лоб.

— Я хочу мстить. Во мне столько ненависти, что иногда я боюсь сама себя. И еще я не хочу, чтобы мои сны сбывались.

— Почему?

— Чаще всего мне снятся кошмары.

— Ты часто разочаровывалась в своих родителях?

— Мое максимальное разочарование, наверное, было уже в роддоме.

За годы работы у меня были свои рычаги давления, и я часто давила на самые больные места. Каким бы человек не был беспечным, он всегда будет боятся потерять родных, и самое страшное — своих детей.

На следующий день я пришла домой к детективу, ребенка которого несколько лет назад посадила за решетку. Не скажу, что ни за что, но он, скорее, сидит за ошибки своего отца, нежели свои.

— Что тебе нужно? — спросил он, как только я вошла в дом, который был пуст и пропах алкоголем и сигаретами. — Ты сделала достаточно.

— Сегодня я сделала больше, чем достаточно, — ответила я, сильнее сжимая ключи от машины в руке. — Мне нужна услуга.

— Проваливай!

— Не забывай о том, что только я могу вытащить твоего сына из места отдыха.

— Что я должен сделать?

— Мне нужна вся информация об этом человеке, — отдала я фото мужа Долорес. — Нужно знать, когда он ест, где бывает, и сколько ударов в минуту стучит его сердце.

— Ты же знаешь, что это невозможно.

— Возможно, — скрестила я руки на груди. — Каждый раз, когда думаешь об этом, вспоминай своего ребенка, и я уверена, что ты сможешь перевернуть мир.