Еда объединяла.
Этот простой принцип почти моментально перерос в негласное правило, которому все охотно следовали вплоть до обидного инцидента в системе Мерклин-71 на ледяном планетоиде под названием «Коля», когда оператор буксира Ноль-Девять стала для своих товарищей пятым колесом. Она все еще была новенькой в экипаже и, не смотря на то, что экипаж принял ее как должное, она упрямо стремилась оправдать их доверие. Отчаянная попытка с треском провалилась, и пока ее сослуживцы занимались тяжелой работой, она вынуждена была отсиживаться на корабле и умирать от стыда. Чувствовать себя лишним винтиком в механизме было невыносимо, особенно для маленького, но идейного человека, который всеми силами хотел насытить общественной пользой свое жалкое существование. Она перестала чувствовать себя достойной этого корабля и этого экипажа, и впервые нарушила славную традицию совместной трапезы, а чуть позже и вовсе отправилась в добровольное изгнание на две палубы вниз в складской отсек.
Да, Ирма очень хорошо умела себя накручивать.
Никто вслух не говорил ей, что хочет прогнать ее с борта в место, где она будет по-настоящему полезной, но Ирме не нужно было быть «отборной», чтобы додуматься до этого самостоятельно. В мечтах она ярко представляла себя на руководящей должности, и четко осознавала, что ей в таком случае совсем не был бы нужен член экипажа, не способный исправить то, что сам же и натворил. Так или иначе, ее сослуживцы совсем не являлись хладнокровными циниками, готовыми обрушить на коллегу праведный гнев, и пару раз звали ее обратно в свою компанию, но помимо правила совместного употребления пищи был и один простой принцип: совместное употребление пищи не оказывает должного эффекта без желания всех участвующих.
Теперь же ситуация изменилась. Ирма вновь почувствовала себя равной, вкусила все прелести труда во благо экспедиции, заработала несколько производственных травм и вопреки всем невзгодам с гордостью вспоминала последние два дня. Ей предстояло вновь наладить отношения со своим экипажем, и началось все с Вильмы. После третьей смены она зашла на склад, как бы невзначай пробежалась пальцами по полкам, случайно упомянула свою недавнюю «хворь», и их языки сцепились в беззаботной сугубо женской болтовне, которая началась с промывания костей их капитана, продолжилась обсуждением хода работ на Шесть-Три, а окончилась фразой, которую Ирма очень ожидала услышать: «Эй, а от чего бы тебе не отведать с нами новую стряпню Эмиля?»
Еда вновь объединяла.
Кажется, прошел месяц или двадцать лет с того момента, как Ирма в последний раз заходила в кают компанию не ради того, чтобы что-то утащить в свое логовище на нижней палубе. Чувство, когда ждешь сбора всех участников, будоражило аппетит не хуже любого аперитива, и когда кают-компания сосредоточила в себе весь экипаж, никто не обратил внимание на то, что на обед собралось на одного человека больше, чем обычно. Ирму вновь воспринимали как должное. Ей этого не хватало.
— …а поскольку для нас сейчас наступили тяжелые времена, мы теперь вынуждены питаться только свежей пищей, — выдавал Эмиль застольную тираду, когда все уже успели усесться за стол, но никто еще не успел прикоснуться ложкой к кашеобразной субстанции пастельно-желтого цвета, — Я еще не придумал название этого блюда, но я постарался компенсировать нехватку жиров, немного поиграл со специями, добавил уксуса, и получился этот замечательный суп-пюре, который еще очень не скоро начнет вселять в вас чувство глубочайшего отвращения.
Экипаж вооружился космическими ложками. Говорят, что нельзя болтать во время еды, но что есть еда, если не топливо для непринужденной беседы? Такого мнения придерживались все люди, которым по долгу службы приходилось вместе жить и работать. Обед был частью рабочего перерыва, а лучший перерыв — этот тот, в котором от работы отдыхает не только тело, но и разум. И если телу для этого достаточно принять горизонтальное положение, то разум — более капризное создание. Для качественного отдыха ему требуется смена трудовой деятельности, и застольная болтовня для этого подходила идеально.
— И ты сделал это из суперпаслена? — недоверчиво вопросил Радэк, просмаковав две ложки, — Похоже, у тебя действительно получилось меня удивить.
— Всего лишь удивить? — переспросила Вильма, приподняв брови, — Эмиль, да ты превзошел сам себя. Хоть ты и любишь в свои блюда бросать много масла, но ради такого мне и пару килограмм набрать не страшно.
— О, благодарю, — скривил губы Эмиль, — Но я бы сильно слукавил, если бы сказал, что это целиком и полностью моя заслуга. Даже после двойной термообработки примерно сорок процентов вкуса зависят от условий, в которых были выращены ингредиенты, поэтому на сорок процентов мы все обязаны Ирме.
— Мне? — едва не подавилась Ирма, и тут же пришла в сознание, — В смысле, да, я смешивала концентрат с водой и заливала в гидропонику. Но с этим и дурак бы справился, так что не стоит сильно преувеличивать мой вклад.
— Вот за что ты мне нравишься, так это за скромность, — облизнулся Радэк и тряхнул перечницей над своей тарелкой, — Как-то раз, когда я был проездом на Дариусе, я разговорился с мужиками о выращивании суперпаслена. В тот раз они мне рассказали об одной метафизической составляющей, обитающей где-то на тонких материях, про которую ты мне сейчас напомнила.
— И что же это за составляющая?
— Любовь, — выдал Радэк совершенно рядовым тоном, — В любом деле любовь является определяющим фактором. Без любви невозможно вырастить здоровый урожай, построить крепкий межзвездный корабль и основать благополучную колонию. И так уж получилось, что ни одному мужчине природой не дано любить так, как это дано женщине. Поэтому твой вклад в этот обед нельзя преувеличить.
Где-то в судовых инструкциях тирада Радэка про любовь должна была описываться в перечне нештатных ситуаций с подробным указанием действий. Но поскольку в инструкциях такое событие не было учтено, Ленар лишь смог озадаченно ткнуть ложкой в так и не открывшийся рот, и навострил уши. Происходило что-то интересное, даже по меркам их текущей экспедиции.
— Спасибо… — неуверенно промолвила Ирма, на секунду забыв о тарелке у себя под носом, — Но тут получается одна нестыковочка. Ноль-Девять очень большой, тяжелый и, простите, старый корабль. Чтобы он до сих пор не развалился на кусочки, требуется приложить очень немало любви. А я бы даже сказала, что он в практически идеальном состоянии. И все благодаря тебе, Радэк.
— Не совсем, — возразил он все с той же невозмутимой гримасой, — Это наши совместные с Эмилем плоды. Если бы не его содействие, у меня бы ни за что не получилось удержать кормовую секцию прикрепленной к носовой.
— Именно поэтому очень важно не забывать, что одной любви недостаточно, — подытожил Эмиль, — Необходимо так же работать сообща, четко осознавать, что твой сослуживец — не просто сослуживец, но еще и твой друг, который в нужный момент без лишних вопросов подставит тебе плечо. И я рад, что у меня есть такой друг.
— Звучит как тост, — улыбнулась Вильма.
— Только не начинай.
— Ребята, ну мне правда очень стыдно за тот случай. Простите меня, если сможете.
— О, нет, Вильма, тебе совсем не стоит просить прощения… — поперхнулся Радэк.
— Я знаю, что моим поступкам…
— …на такую как ты…
— …совсем нет оправдания…
— …просто невозможно…
— …но в тот день я…
— …долго держать обиду.
— …чувствовала себя уродливым мешком с костями.
— Что? — прищурился Эмиль, — Ты же по жизни цветешь и вдохновляешь. Ты страшна, как сама смерть, когда вылезаешь из криостата, но после всего трех часов в душевой ты выглядишь так, будто снаружи тебя ждет космическая карета, которая доставит тебя на галактический бал. У тебя самые длинные волосы во всем межзвездном пространстве, ногти всегда идеально чистые, осанка такая, будто на тебя не действует искусственная гравитация, а одежда даже самого универсального размера смотрится на тебе безукоризненно. Рядом с тобой мне становится стыдно за каждую складку на моей спецовке, за каждый проросший волосок на моем лице и за каждое пятнышко графита на моих руках, — Эмиль сделал паузу и, наконец, позволил легким глотнуть свежего воздуха, — Ты можешь быть мешком чего угодно, но уж точно не уродливым.
