А ведь он, Ратибор, не душегуб. Ему приходилось убивать, и не раз. Не зря он числился лучшим подручным Марьи, и та не жалела для него своих диковин. Он организовывал побеги, выкрадывал важные письма, шпионил и да, убивал опасных людей. Но почти всегда это был кто-то из князей или бояр, подобравшиеся слишком близко к тайнам, которые Марья пыталась скрыть, или просто мешавшие ей. Да, он убивал; это война, где он свою сторону выбрал, и до сей поры его вера в разумность Искусницы и предсказания птицы Гамаюн не колебались. Но убить ребенка, проклятье – младенца! – как он вообще мог на такое согласиться?
Он помнил, как это было. Святогор вызвал его к себе, передав призыв через Марью, и он не смог отказать. Тогда никаких предчувствий у него не было, с богатырем он имел дело не раз, тот всегда был разумным. Даже когда он почти обернулся в чудовище, богатырь не бросился на посланника, а кладенец лежал рядом, и вовсе не для того, чтобы с кем-то сражаться: богатырь не позволил бы появиться на свет такому опасному чудищу, он просто отсек бы себе голову. Чем бы эти письма ни были, но задумка Марьи сработала – как и все остальные ее задумки, впрочем. Теперь Святогор был жив и прекрасно себя чувствовал, разве что короткая бородка, которая не успела вырасти заново, напоминала о том, что еще недавно у ее обладателя разве что огонь изо рта не шел. Рога Ратибор точно видел, как и когти с клыками. И вот теперь исцелившийся богатырь отправил его убить наследника трона Белого королевства, потому как если его оставить в живых, убьют уже нашу княжну, то есть уже царицу, Аленушку. Ну и убили бы, делов-то. Когда мы так успели ее полюбить? Еще недавно объявляли самозванкой и шли свергать, под знаменем настоящего царя, а теперь у нас любовь неземная. Нет, ну ее к лешему, эту политику. Не будет он убивать ребенка, не сможет – и все тут. Это же немыслимое злодеяние…
Вот только наемники короля никакими угрызениями совести не мучились. Вонзили девочке в спину кинжал, а она еще даже в пору цветения не вошла. Теперь катается на троне с колесами и ходить на своих ногах уже не будет. Это что же получается: посланники короля не подвели своего нанимателя, а он своего подведет? А значит, девочку будут убивать и дальше, потому что у него рука дрогнула? Испугался? Да не испугался, просто… это же ребенок. Проклятье, проклятье!.. Что же ему делать?
Ратибор попытался забыться сном; завтра он сходит во дворец на разведку, посмотрит, что да как. Ничего предпринимать не будет, просто глянет.
Миновать внешнее кольцо охраны было несложно, особенно тому, у кого есть шапка-невидимка. Просто идешь себе, и все, а стражники стоят, как истуканы, и ничего не видят. Ратибор заглянул в тронную залу, там как раз шло какое-то совещание. Король восседал на троне, а подле него вокруг стола сидели шляхта и знать Белого королевства. Так, и кто тут у нас?.. Ага, Бронислав стоит, как бы показывая, что он тут выше всех, хотя и ниже короля на троне. Ходят слухи, что Сигизмунд совсем плох, но нет, сидит себе, на вид вполне бодрый. Этих я не знаю, архиепископ, сразу видно по шапке с крестом, какие-то шляхтичи… О, это же Василиса наша, а рядом Марфа Галицкая; перешептываются о чем-то, смеются. Подружились, что ли? А почему бы и нет: если король помрет, роль Василисы возрастет многократно, а когда ребенок войдет в тот возраст, который позволит ему самому ставить подпись на документах, так и вовсе вознесет бывшую княжну на вершины местного олимпа.
Вот и шляхта возле нее собирается, управитель Кракова тут же, старый соперник Бронислава, еще какие-то шляхтичи, возможно, влиятельные. Интересные тут дела намечаются, но пока король жив – все ждут, прямо как стервятники подле умирающего льва: сгрудились и делают вид, что ничего такого не ожидают, так просто сидят. Ага, знаем. А что будет, ежели убить наследника? Других нет, род прервется, смута начнется и междоусобица. Это сразу, шляхта она такая, русским князьям до шляхты далеко в плане бунтарства. Здесь, в Белом королевстве, вообще шляхта имеет право восстать, если что им не по нраву, называется такое – рокош. Знали бы вы, любезные, что тот, от кого зависит, погрузится ли ваше государство в кровавую войну, стоит прямо тут, подле вас… Ладно, дорогие мои любители бунтовать, вряд ли вам что-то грозит, потому как решиться на детоубийство не так просто, как может показаться. Интересно, а где наследник? За столом нет, значит, где-то во дворце, надо поискать.
Стало быть, здесь крыло дворца, где живет королева-мать, а значит, и наследник должен быть недалече. На самом деле Василиса никакая не королева-мать, она лишь мать наследника, но ее тут все равно так зовут. Подслушать слуг было несложно, как и найти покои. Теперь пойдем и посмотрим на ребенка, только посмотрим… Ратибор повернул за угол, и тут же отшатнулся. Возле двери в опочивальню наследника стоял караул с собаками. Собаки! Об этом он не подумал; даже если звери его и не видят, то уж учуять-то смогут. Из-за угла раздался рык, собаки сделали стойку на угрозу, и стражники тут же обнажили оружие. Зазвенел колокольчик, и снизу затопали десятки сапог. А стража тут серьезно относится к своим обязанностям… надо было что-то делать. Идея пришла в голову быстро: он стрелой метнулся назад, помня, что проходил мимо спящего кота. Ратибор схватил непонимающее животное, не привыкшее к такому обращению, и бросил в сторону собак, желая отвлечь. Кот проскользил по чистому полу и оказался прямо напротив ощетинившихся псов. Несчастный зверь мяукнул, зашипел и кинулся прочь. Сзади уже подбегало подкрепление: четверо стражников с мечами наперевес во главе с шляхтичем.
– Пиес зобачил кота? – смеясь, спросил шляхтич.
– Ние. Псы вышколоны. Кота не зауважае. Тутаж шпиег, – серьезно ответил стражник, и шляхтич тут же выхватил меч:
– Так шукай его!
Это Ратибору уже совсем не понравилось, он не стал дожидаться, пока на него спустят собак, и кинулся прочь. Пробежав по башне, он спустился вниз, открыв массивную дверь, затворил ее за собой. Ну и запашок тут, надо сказать… хотя это и к лучшему, здесь его собаки не учуют. А охрана-то у короля дельная, так запросто не подобраться. Отравить собак? Других пришлют, да еще и насторожатся. А впрочем, не больно-то и хотелось. Вот так и скажет Марье и Святогору: ничего не вышло, собачки объявились. Вы мне против собачек дали средство? Нет? Вот и вините себя сами. Будете кого отправлять, учтите этот момент. Я? Нет, сильное недомогание в животе ощущаю. Пища и вода Белого королевства не по мне, как и климат, вы уж извините, ага. Вот и хорошо, вот и ладненько, вот все и устроилось само-собой.
Ратибор собрался уже было выйти и отправиться восвояси, как услышал снизу стон. Здесь стража была без собак, так что удалось пройти легко. Похоже, он попал в королевскую темницу. Лазутчик шел, разглядывая развешанные по стенам орудия пыток. Пожалуй, ему тут не место, неуютно как-то здесь… Снова он развернулся, собираясь уйти, и опять его остановили стоны, в этот раз он услышал какие-то слова на русском. Возможно, он просто ошибся, языки похожи, многие слова похожи, но совесть не позволяла ему просто так уйти. Да чем он рискует, его все равно никто не видит? И все же знакомиться лично со всеми этими орудиями пыток не хотелось.
Дверь отворилась, и из камеры вышел палач в заляпанном кровью фартуке.
– Я до ветру. Ты ждать, – на ломаном русском сообщил он кому-то в камере и, прикрыв дверь, удалился. Сомнений не было, в камере содержат сородича. Возможно, это просто кто-то из Галицко-Волынского княжества, кто не смирился с властью Марфы, но была немаленькая вероятность, что там попавшийся лазутчик. А это уже собрат по ремеслу, негоже его бросать. Ратибор отворил дверь и заглянул внутрь: покачиваясь, на дыбе висел обнаженный по пояс мужчина в обрывках одежды. Все тело было в ранах, мужик тихо постанывал, не поднимая головы. Ратибор присмотрелся, нет, незнакомый человек.
– Слышь, друг, ты кто? – позвал он тихо из угла.
