– Слушай меня, убогий, – ягга склонилась над магогом, – твоя баба – она взрослая была или ребенок?

– Баба-то? – задумался Магог. – Щуплый баба был. Щуплый и мелкий. Совсем плохой баба, козяивн, совсем негодный баба.

– И ты меня предал ради «совсем плохой баба»?

– Так-то если подумать, баба был годный, – тут же спохватился магог, – очень, очень ничего такой баба. Веселый. Но предал. Предал баба, обманул, плохой баба, злой баба.

Кощей снова ударил магога сапогом; не похоже, что его подопечный расстраивается из-за того, что совершил предательство. Скорее, Шмыга переживал о том, что не получил обещанной награды.

– И как мы теперь справимся с Вием, если он заявится?

Пленный белый колдун давал хоть какую-то иллюзию защиты. А что теперь делать, когда Вий восстановит свои силы и вернется для того, чтобы требовать назад жезл? Мертвяки его не тронут, как ни приказывай. Ягги тоже не остановят, не та сила у них. И все из-за одного маленького уродца!..

Кощей нехорошо взглянул на магога, и тот снова сжался, пытаясь придать морде выражение любви и обожания.

Коротышка не прекращал метаться из одного конца палат в другой; двое богатырей угрюмо смотрели за перемещениями неугомонного князя Глеба, но в ответ на проклятия, изрыгаемые этим комком ярости, больше молчали.

– Два здоровенных лба, два дуболома. – Красноречие князя не иссякало и гиганты ждали, когда же их собеседник утомится, но энергия новгородского воеводы казалась неиссякаемой. – Две каланчи, нет, башни. Точно: две башни глупости. Две цитадели глупости.

Князь на секунду замер и обернулся к богатырям.

– Обгадились?

– Так мы всё как надо… – начал было оправдываться Черномор, но Святогор его перебил:

– Ага, промашка вышла.

– Промашка – это когда ты пошел опорожниться и встал против ветра. И вот стоишь такой весь мокрый с глупой физиономией и понимаешь – промашка вышла. А то, во что вы нас втравили, – это не промашка, это… я даже не знаю, как назвать.

Надо сказать, князь имел некое право на возмущение, потому богатыри и сносили его излияния молча и без возражений. Поначалу все шло прекрасно: людей, указанных боярином Игнатом, устранили быстро. Если уж богатыри за что-то берутся, то исполняют обычно хорошо. Вот только последствия этих действий были оценены неверно. Вместо того чтобы затихнуть, Великий Новгород забурлил. Сторонники республики пока еще не понимали точно, что произошло и куда делись все вожаки, но расходиться люди не стали. Наоборот, возмущенные новгородцы собирались вместе, спорили и ругались, но разойтись и не думали, большинство требовало действий. Кто-то предлагал немедленно собирать вече, самые горячие головы открыто призывали идти жечь терем бывшей княгини, где собирались сторонники Глеба и богатыри. Некоторые их сторонники уже под шумок сбежали, боясь попасть под намечающийся замес. Племянники Черномора перекрыли все подходы к терему, что на какое-то время остудило наиболее горячие головы, но лагерь Глеба был по сути в осаде.

– Вы говорили, что все пройдет как по маслу – ты, белобрысый, ты обещал!

– Недооценил, – кивнул Святогор, – было бы больше времени – я бы тщательней все проработал, но времени мне не дали. Вече должно было собраться вчера вечером, и нас обоих, и тебя тоже, из Новгорода бы вышвырнули. Пришлось поспешить.

– Поспешишь – людей насмешишь, – отрезал Глеб, – только вот никто чего-то не смеется. Это они еще тела не нашли.

– Не найдут, – в один голос ответили богатыри.

– А это уже и не важно. Не сегодня, так завтра выдвинутся новые вожаки, и тогда пиши пропало. Что делать будем, дубины вы березовые? Бежать?

– Бежать можно, – кивнул Святогор, – но это не наш путь. Я все же считаю, что еще есть шанс на победу, только нужно действовать быстро и решительно.

– Ох, он еще что-то там считает, – рассердился Глеб, – все уже пропало. Ты попытался и обделался. Всё. Лично я даже согласия своего не давал, вы же меня перед фактом поставили, не спрашивая. А теперь ты собрался действовать решительно. И кто будет действовать решительно, могу я поинтересоваться?

– У нас есть войско и ребята Черномора…

– Извини, Святогор, – тут же возразил второй богатырь, – мои ребята не пойдут воевать с простыми горожанами. Не так воспитаны. Одно дело защитить нас от расправы, другое – участвовать в карательной резне. Не рассчитывай. Даже я не пойду. Ты меня убедил по-тихому убрать нескольких вожаков, я согласился, о чем уже жалею. Но в войне с новгородцами давай без нас.

– На меня работает пара сотен людей – соглядатаи, доносчики, информаторы. Но если до драки дойдет, я могу рассчитывать только на троих, – вставил свое слово присутствующий здесь Игнат. Этот пока не сбежал, видно понимая, что всех, кто был частым гостем княжеского терема, вряд ли пощадят.

– Видишь, – ткнул пальцем в чернобородого богатыря князь, – а я еще добавлю, что и войско не пойдет. Почему? Да потому что состоит оно из тех же самых новгородцев. А я, хоть и числюсь воеводой, но в таких вопросах воинством не управляю. Потому как войны тут нет никакой. У меня во всем войске не больше двух сотен людей, на которых я могу хоть как-то рассчитывать. И я их на убой не погоню в таком соотношении, даже не надейся. Мне проще сбежать, не впервой.

– Упустишь такой шанс? – Святогор в удивлении поднял брови.

– Да какой тут шанс, – махнул рукой Глеб, – да и на что – стать ненавидимым народом князем? Как там твои греки такого называли?

– Тиран. Греки называли это тиранией. И они не мои, я только был знаком с несколькими их них. Нет, я совсем про другое говорю. Ты же новости из Киева получил? Великая княгиня ранена во время покушения, говорят, смертельно.

– Тем более. Никакой помощи из Киева не будет, они там сейчас власть делить начнут.

– Все еще не понимаешь, да… ну ты же не дурак, князь, подумай.

Глеб собрался сказать что-то колкое и едкое, но передумал.

– Излагай.

– Если Аленушка умирает, а детей у нее нет, кто становится следующим претендентом на трон?

– Да кто угодно, любой из князей своего предложит.

– Не-а. Ты не забывай, у Сигизмунда последний наследник Финиста, законный наследник, который может предъявить права, и предъявит. Не удивлюсь, если покушение он и организовал: уж очень все для него удачно складывается.

– Сигизмунд только что заключил с Тридевятым царством мир.

– Так тогда великая княгиня была жива, и ее права на престол куда весомей, чем у его внука. Да ему даже и нападать не нужно: объявляй своего наследника законным и жди, пока Киев ослабнет; а случится это, поверь мне, очень скоро. Как ни крути, а князья в ловушке.

– И чего? К чему ты клонишь?

– А к тому, что выход из этой ловушки – один. Объявить продолжение старой династии. И, учитывая, что остальные погибли, то кто ближайший, да и чего там говорить, практически единственный претендент?

– Не ты ли мне объяснял, что я слишком дальний родственник, чтобы какие-то права на престол иметь?

– Так все и было. Вот только обстоятельства изменились. Теперь либо ты, любо страшная смута с малопредсказуемыми последствиями. А чем ты плох как кандидат? Детей у тебя трое, сам ратник и воевода. А главное, для всех князей одинаково чужой.

Глеб открыл было рот, а потом медленно его закрыл.

– Но ведь Аленка-то еще не померла. А ну как не помрет?

– Я знаю то же, что и ты, – сам же читал свиток, что гонец принес: великая княгиня ранена, лекари говорят – смертельно. Так что смотри: можешь и убежать, конечно; но тут ведь можно столько получить, если все получится!.. Будь я на твоем месте – обязательно рискнул бы.

– Только вот ты не на моем месте, – огрызнулся князь, но было видно, что глазки его азартно заблестели; Глеб был тщеславен, и это знали все. Он заявлял о своих правах даже тогда, когда его шансы были смехотворны, а уж теперь…

– Что ты предлагаешь?