— Эй, — отозвался Гаренше. — А кто проведёт вас мимо органики? Кто, если не повелитель машин?
— Твоя машина-подружка? — расхохоталась Никка.
Теперь мои губы немного дрогнули при этом воспоминании.
А ещё оно вернуло тот шепоток страха.
Я очень не хотела, чтобы эти люди погибли.
Разведчики разошлись вокруг спереди и сзади, и я позволила себе просканировать взглядом вверх.
Гладкие, похожие на цистерны резервуары из составного органического металла тянулись на несколько этажей ввысь по обе стороны, оставляя между собой коридор, уставленный лестницами и одиночными панелями управлениями. Лестницы поднимались до самого верха 15-метровых резервуаров, устремляясь вдоль их округлых боков. Толстые трубы, внутри которых спокойно прошла бы собака, выходили из самих цистерн в небольшие проходы между ними. Похожие на шестерёнки вентили располагались рядом с длинными панелями управления в основании цистерн, и они выглядели на удивление анахроничными, словно им место на старом корабле.
Я попыталась связать это с планами, которые изучала вместе с Врегом, и вспомнила что-то про резервуары с охлаждающими жидкостями. Но эти штуки чертовски огромные для таких резервуаров, какой бы крупной ни оказалась комната с мёртвыми машинами, ждущая впереди.
Я задавалась вопросом, для чего на самом деле использовалась эта комната, и внезапно заподозрила, что Ревик мне чего-то недоговаривает.
А может, Ревик сам чего-то не знал.
Движение вызвало рябь конструкции и отвлекло моё внимание от цистерн.
Я послала импульс через щит.
«Люди впереди. Минимум четверо. Не видящие».
Когда я обернулась, Врег смотрел на меня. Он поднял ладонь для остальных, которые тоже тут же остановились, ощутив посланный мной импульс.
Врег использовал серию жестов руками, чтобы показать, где он хотел расположить всех.
Я вновь пробежалась по территории вокруг.
Люди, на которых я наткнулась, казались техниками, но учитывая, где мы находились, я не могла быть абсолютно уверена. Сейчас середина ночи, но Ревик сказал, что подземные учреждения никогда не пустуют полностью. Они могли держать здесь людей 24/7, хоть в качестве мер безопасности, хоть по каким-то техническим причинам.
И всё же присутствие их четверых разом в одном месте заставляло меня понервничать.
Просканировав их ещё раз, я ощутила, как моя паранойя усиливается.
Я честно не могла сказать, был ли этот страх вызван каким-то серьёзным основанием, или просто чем дольше мы здесь находились, тем сильнее я нервничала.
Если хоть один из людей, которых я ощутила, активирует сигнал тревоги, то нам придётся выстрелами прокладывать себе путь к отступлению. Мы зашли уже слишком далеко, чтобы другие варианты казались вероятными, особенно если к нам спустятся военные отряды СКАРБ. Плюс, учитывая, что стояло на кону, и как далеко мы зашли, я предполагала, что мы хотя бы попытаемся завершить операцию, даже если нас раскроют.
Ну, если только их реакция не обрушится на нас так быстро, что такой вариант даже нельзя будет рассматривать.
Я вновь осознала, что эта операция пройдёт бескровно только в том случае, если всё пройдёт без сучка, без задоринки. А ещё я осознала, какой я была тупой, раз не понимала этого, пока не зашла так далеко.
События всегда могут пойти не по плану, разве не так сказал Ревик?
А ещё он говорил, что что-нибудь непременно пойдёт не так. Это само собой разумеющееся в любой полевой операции. Ничто и никогда не шло в точности по плану. Он говорил, что план служил отправной точкой, но управление любой операцией в полевых условиях сводилось к поправкам по мере развития событий, к маленьким корректировкам курса или кардинальным переменам в зависимости от того, как всё складывалось.
В то время всё это казалось мне логичным — в теории.
Я слушала, как они шутят про операцию, которую они чуть не запороли потому, что швейцар оказался не на должном месте, а дрочил в туалете на портативное видео. Они рассказывали истории об операциях, которые пошли псу под хвост из-за неполадок с оборудованием; из-за ложных разведданных от разведчика, который работал на обе стороны; из-за дерьмовой проводки, которая не дала открыться двери в хранилище, когда они пытались вломиться туда и украсть органические машины.
Подумав обо всём этом сейчас и просканировав вперёд, мой разум слетел с катушек.
Что, если у них имелись охранники, которые посылали импульсы света и маскировали свои личности, притворяясь людьми, безвредными или попросту невидимыми?
В конце концов, разве мы занимались не тем же самым?
Им нужно всего-то активировать тревогу.
При этой мысли я остановилась посреди прохода как вкопанная.
Я вновь быстро просканировала людей. Пронизав их своим светом, я изменила свою частоту, пронзив щит, который ощущался как несколько сотен шёлковых ниточек — и надеясь, что моё проникновение достаточно деликатно, и они его не почувствуют.
Щит вокруг них засветился как рождественская ёлка.
Четыре человека по-прежнему находились там, но они были уже не одни.
Шестеро видящих. Четверо из них тоже были техниками.
У двух имелось оружие — так что эти двое, скорее всего, были какой-то охраной. Из быстрого сканирования я не могла получить точной информации о том, что это за оружие, или кто они такие, но то, что у них при себе имелось, вибрировало на частоте, которая мне совсем не нравилась.
Одежду и фартуки четырёх видящих-техников покрывала какая-то жидкость. То же «что-то» покрывало толстые резиновые перчатки, которые доходили им до самых плеч. Поскольку теперь они были менее прикрыты своим светом, я даже уловила от одного из них проблески мыслей.
«Что-то не так со смесью, — услышала я. — Что-то из нового гниёт, не соединяется с полуфабрикатом… нужна новая поставка, может, в этот раз моложе».
Отключившись, я осознала, почему это меня тревожило.
Волна тошноты ударила по мне, как только мысль отложилась в сознании.
По мере того, как эта мысль складывалась со словами техника и другими вещами, я ощутила тошноту — такую сильную, что я едва не выблевала содержимое желудка прямо на пол. Вытеснив это осознание из своего света, я заставила себя думать, сосредоточиться на удерживании щита, но это тошнотворное ощущение усилилось, когда я посмотрела на цистерны.
Они здесь строят органические машины. Они используют для этого тела видящих.
Я стиснула руку Врега.
Врег посмотрел мне в глаза. Взглянув ему в лицо, я поняла и почувствовала, что он уловил всё, включая последнюю часть — благодаря конструкции и нашей непосредственной близости друг к другу. Сделав очередную серию жестов руками, он показал на Никку и другого видящего, которого звали Тороу, кажется.
Я поняла лишь несколько жестов.
— Оставайтесь с Мостом, — показал он с суровым выражением лица.
Повернувшись, он трусцой побежал вперёд, двигаясь совершенно бесшумно.
Я держала свой свет подальше от видящих, которых ощутила, но продолжала наблюдать за ними какой-то частью своего света, и одновременно обернула более тесным щитом Врега и видящих, которые ушли с ним.
Никка взяла меня за руку и затащила вместе с собой между цистерн, и мы продолжили двигаться по проходу в том же направлении, что и прежде.
Я видела, как она смотрит на меня так, будто что-то могла прочесть по моему лицу.
Она выглядела обеспокоенной.
Вот уже не в первый раз я чертовски сильно пожалела, что не владею языком жестов.
Вся группа теперь ощущалась напряжённой, взвинченной. Заметив, что созданный мною белый щит начинает менять чистоту, я переключилась.
Отвлечение помогло.
Я сильно потянула сверху, используя свой aleimi, чтобы вызвать ещё больше того белого света. Я омыла им верх щита, чтобы успокоить их, помочь мыслить ясно.
Через считанные секунды я ощутила, что группа начинает стабилизироваться. Когда я в следующий раз взглянула на Никку, она уставилась на меня с неприкрытым изумлением в глазах.