— Монстры… — снова пробормотал Териан, вытирая лицо.
Ревик вновь смерил его взглядом. Я всё ещё видела в его глазах прежде всего сочувствие, когда он смотрел на другого видящего. Пока я смотрела, на его лице проступила острая печаль. Она проступила очень отчётливо, затем пропала, когда Ревик поджал губы.
— Ты можешь рассказать мне свои первые воспоминания о Галейте? — спросил он. — Ведь тогда для тебя всё стало лучше, да? Ты помнишь, как он тебя нашёл?
— Брат, я не могу…
Ревик вскинул ладонь.
— Прости, — сказал он мягче. — Я давлю на тебя, и прошу за это прощения. Просто у нас мало времени. Мы должны знать, что грядёт. Ты один из немногих способен заглядывать так далеко вперёд. Ты нужен нам.
— Я знаю. Я знаю… — Фигран скуксился, отчего стал выглядеть ещё моложе. Его глаза всё ещё выражали тревогу, а также какую-то раздражённую сосредоточенность. — Прости.
— Всё хорошо, — сказал Ревик. — Всё хорошо, Фигран. Я знаю, ты через многое прошёл. Я знаю, как тяжело тебе было. Просто у тебя есть дар…
— Я знаю, — голос Фиграна сделался более беспокойным. — Я хочу помочь тебе, брат. Ты знаешь, что я хочу. Мне так жаль. Так жаль, что я бесполезен для тебя.
— Ты не бесполезен, — заверил его Ревик. — Мы братья. Я не сержусь, Фигран. Я пытаюсь помочь. Я никогда не перестану пытаться помочь тебе.
Мою грудь сдавило. Его слова повлияли на меня, вызвали боль в моем свете, застали меня врасплох — но не только. Когда Ревик сказал «братья», это звучало отнюдь не в метафорическом смысле.
Он верил в это. Он верил, что Фигран — один из Четвёрки.
Посмотрев на них вместе, я осознала, что тоже в это верю.
— Я знаю, — повторил Фигран. — Я знаю, — он всхлипнул, вытирая лицо грязными руками. — Ты хороший, брат. Хороший.
Я видела, как на его глаза навернулись слёзы.
Я закусила губу, подавляя изумление, а также эмоциональную реакцию, от которой усилилась боль в груди, и стало сложно дышать. Их разговор тронул меня глубже, чем я могла объяснить себе, но моему разуму всё равно хотелось вмешаться. Териан пытал Ревика месяцами. Он пытал Джона и Касс, едва не убил всех троих. Он похитил меня, изнасиловал меня в Вашингтоне. Он избивал меня, однажды потерял контроль и едва не убил меня.
Я искренне радовалась, что Ревик не мстит, но невольно пребывала в смятении, глядя, как они смотрят друг на друга.
Несколько минут Фигран просто плакал, стискивая руками свои длинные рыжеватые волосы и неудержимо сотрясаясь от рыданий.
Я гадала, не накачал ли Ревик его наркотиками.
Однако тело Фиграна выглядело более здоровым. Он выглядел так, будто питался лучше с тех пор, как мы покинули Китай. Его пальцы всё ещё были окровавленными, как в Запретном Городе, но я сомневалась, что Ревик имел к этому отношение. На полу камеры возле него лежал чистый альбом вместе с тем, который Джон дал ему из жалости в Непале.
Я также видела палочки угля, усеивавшие пол рядом с полупустой бутылкой воды.
Старый альбом, который дал ему Джон, лежал открытым на незавершённом рисунке. Посмотрев туда, я с удивлением узнала себя.
На рисунке я была в платье ханфу, которое надела в день, когда я покинула Запретный Город. Я сидела на сиденье лимузина, глядя на мужчину, чей незаконченный силуэт во многом напоминал Ревика. Он смотрел в окно машины, подперев подбородок ладонью.
Единственной законченной частью лица были глаза. Они выглядели печальными.
Мое горло сдавило при взгляде на них. Затем я заметила кое-что ещё — словно тень за окном машины. Там нависало нечто похожее на набросок лица Вой Пай, словно та наблюдала за мной и Ревиком. Как раз когда я подумала об этом, Фигран прикоснулся к страницам, отрешённо перелистывая их одной рукой, а другой ладонью всё ещё прикрывая глаза.
Ревик просто молча сидел там.
Но я чувствовала это своим светом. Он источал спокойствие, какую-то полную света умиротворённость. Это ощущение заполняло камеру внизу, смягчая печаль, жившую вокруг Фиграна.
Там жило понимание. И прощение.
Он создавал пространство для Фиграна, чтобы тот вспомнил. Он давал ему ощущение безопасности, в котором тот нуждался, чтобы ощутить свои щиты. Деликатность этого облака слегка шокировала меня. Я определённо замечала его качества, вплетённые туда — настоящего Ревика, которого я знала. Я ощущала там искренность, тепло сочувствия.
Ладони Фиграна нервно дёргали альбом, перелистывая страницы.
Он пролистал диаграммы, наброски, каракули. Я видела, как он перелистнул на страницу с одним из тех реалистичных рисунков. Когда он сделал это, его ладони остановились. Посмотрев на изображение под своими пальцами, Фигран уставился на него так, словно никогда прежде не видел.
Я повернула голову, тоже пытаясь рассмотреть рисунок. Различив тёмные и светлые линии, я внезапно поняла, что я вижу.
Мое сердце подскочило к горлу.
Боковым зрением я видела, как Гаренше смотрит на меня, и осознала, что он тоже увидел рисунок. Он наградил меня хмурым взглядом, изменил позу и скрестил мощные руки на груди. Я ощутила в нём желание спросить, но он промолчал.
Я едва заметила.
Я смотрела на рисунок меня и Балидора в открытом альбоме. Я узнала похожую на камеру комнату, в которой я спала под Старым Домом в Сиртауне. Глядя на детально прорисованные линии, я едва могла признать их реальность.
Фигран явно не деликатничал. Мы оба были обнажёнными, и судя по выражению на наших лицах, недалеко от кульминационного момента. Наши конечности переплелись. Я видела шрам на предплечье Балидора, который мне запомнился, и пылающую метку Адипана, которую он носил на левом плече. Мои пальцы впивались в спину Балидора и одну из его рук, но именно выражение лица видящего из Адипана вызвало волну тошноты.
Там было не только желание. Он смотрел на меня так, будто любил меня.
Я уставилась на рисунок, ощущая тошноту.
Затем я посмотрела на Ревика, видя, как он хмуро смотрит на тот же рисунок в альбоме.
Он не выглядел шокированным или даже удивлённым. Я не видела злости в его глазах. Вместо этого он отвёл взгляд и вытер лицо тыльной стороной ладони.
На той же руке он носил кольцо моего отца.
— Переверни страницу, брат, — сказал он Фиграну.
Теперь он не смотрел на рисунок.
— Мне жаль, Нензи. Мне так жаль.
— Всё хорошо. Переверни страницу. Пожалуйста, брат.
Видящий потянул пальцами за толстые страницы. Он схватил верхнюю и перевернул, чтобы рисунка не было видно.
— Спасибо, — тихо сказал Ревик.
— Я пытался помочь тебе, — пробормотал он. — Я пытался её убедить. Она была не готова, Нензи. Это не твоя вина. И не вина сестры. Недостаточно времени. Недостаточно времени…
Ревик кивнул, но то выражение не сходило с его лица.
Должно быть, я слишком близко простёрла свой свет.
Ревик резко повернул голову.
Он посмотрел прямо на нас в контрольной комнате. Его лицо скрылось за маской, заставив меня вжаться в спинку своего стула.
— Там кто-то есть? — спросил он.
Страх вспыхнул в моей груди. Я посмотрела на Гаренше и увидела, что он всматривается в моё лицо.
Показав отрицательный жест рукой, я попросила его не отвечать. Почувствовав, как в моей груди что-то сжалось при виде сомнения в его глазах, я одними губами произнесла «нет».
Он вздохнул. Бросив на меня мрачный взгляд, он показал, что у него нет выбора.
Осознав его правоту, я стиснула зубы и кивнула, теперь устыдившись, что попросила его об этом. Мой взгляд вернулся к камере внизу, и теперь я ощутила настоящую тошноту.
Гаренше нажал кнопку на панели.
— Вашей жене было любопытно, сэр.
— Уведи её отсюда, — сказал он.
Я не слышала злости в его голосе. Его слова вибрировали чем-то другим, близким к тому, что я видела в нём, когда мы ехали в машине.
— Сэр… я приношу свои извинения. Я посчитал, что это не повредит.
— Сейчас же, пожалуйста.
Я встала ещё до того, как Гаренше ему ответил.