— Пусть решают там. Они выше, им виднее. Ты по себе знаешь, что за инициативу бывает. И я тоже битый. Может, это у меня последствия культа личности — слова эти модные стали, — но ты уж прости: я еще этих последствий в себе не ликвидировал, я, так сказать, осколок культа… — решил отделаться смешком Орехов.

— Мне не до шуток. Время не ждет: данные о запасах в Москву нужно отправлять! Чем такую канитель заводить, я уж лучше рядом с твоими выработками пройду свои! Это скорее будет… Денег только жаль. Ведь десятки тысяч псу под хвост кинем!..

— А ты не жалей. Они у тебя в плане записаны. Значит, все законно. Деньги трать! Иначе не выполнишь плана в денежном выражении, а за невыполнение плана бьют…

После этого заключительного наставления Орехов удалился.

Северцев не пошел, как обычно, в горный цех, а направился прямиком в управление комбината. Из своего кабинета позвонил Кругликову, попросил зайти.

Как только Иван Иванович появился, Северцев вызвал Валерию. Рассказал о встрече с Ореховым. Сообща решили срочно проходить разведочные выработки: без этого подсчет запасов отправлять в Москву было рискованно.

Михаил Васильевич с пристрастием допытывался у Валерии — тратит ли она деньги так безрассудно, как рекомендует это Орехов?..

— Стараюсь не тратить. Но, к сожалению, Орехов прав: в прошлом году главк в заключении по нашему годовому отчету отметил как серьезный недостаток невыполнение плана в денежном выражении. За это меня лишили квартальной премии.

Она улыбнулась, видя, скольких усилий стоит Михаилу Васильевичу не выругаться при ней, и постаралась спрятать свою улыбку.

— Я докладывала в главке, что мы обошлись без лишних объемов проходческих работ и сэкономили около миллиона рублей, но это все равно расценили как невыполнение плана… Тогда же я поставила вопрос о комплексной разведке Сосновского месторождения. Просила включить в план опробование руд на все компоненты, содержащиеся в них. Меня поддержал Шахов, но было поздно: план разведочных работ уже сверстали…

— А почему его не изменили? — осведомился Кругликов.

— Мой главковский начальник — человек без царя в голове — скомандовал нам: не распыляться, а заниматься только своим металлом! Комплексно должно разведывать министерство геологии. Дескать, у каждого своя печаль… — Валерия развела руками.

— Вот они, вот они, ведомственные перегородки! Вернее, ведомственные безобразия… Сколько же еще времени будем мы с ними мириться?.. — ни к кому не обращаясь, воскликнул Северцев.

— Об этом следует написать в ЦК. Непременно надо написать! — сказал Кругликов.

Раздалась заливистая телефонная трель. Северцев снял трубку. Он долю ждал у телефона — и вдруг громко выкрик-пул:

— Слышу, хорошо слышу!.. Здравствуйте, Николай Федорович… Спасибо. И вас также с Новым годом!.. Годовой план выполнили по всем показателям, отчет выслали… Кого?.. Меня? Зачем?.. По плану пятьдесят седьмого года? Хорошо, приеду. Как здоровье?.. Рад за вас!.. Хорошо, спасибо. До свидания.

Положив трубку, он сказал:

— Разговор вы слышали. Вызывают директора с отчетом. Это новость: раньше отчеты получали и просто-напросто подшивали к делу… Шахов предупредил, что по плану нового года будут разговоры. Видать, наш план не всем в главке нравится!..

— Ты, Михаил Васильевич, стой за наш план насмерть, его, можно сказать, народ одобрил, — серьезно сказал Кругликов. И улыбнулся: — Хорошо, что вызывают тебя: начинают прислушиваться к местным голосам… Будем надеяться, что они у нас не хуже столичных!

В кабинет вошел Шишкин. За его грузной фигурой виднелись Галкин и Дмитрий Серегин с трубкой ватмана в руке. Северцев обрадовался этим посетителям: они пришли, какой догадывался, рассказать о серегинском изобретении. Быстро собрав на столе бумаги, он очистил место для чертежей, пригласил всех садиться.

— Заждался я вас! Разговор-то был у нас еще в ноябре… — укоризненно заметил Михаил Васильевич, обращаясь к главному инженеру.

— Раньше никак было невозможно. Работы тут хватило: товарищ Серегин три раза заново переделывал конструкцию, — оправдывался Шишкин, помогая Галкину расстилать на столе листы ватмана.

Края чертежа упрямо загибались, и Валерия прижала их тяжелым пресс-папье, пепельницей, настольным календарем, чернильницей…

И вот взглядам людей, окруживших стол, открылись четкие, тушью выведенные линии: линии новой машины, пока еще существующей лишь в этих чертежах и в расчетах.

Северцев попросил автора рассказать о принципе ее работы.

Смущенный Серегин начал:

— Перво-наперво скажу, что подпись на чертежах неверная… — Он ткнул пальцем в правый нижний угол ватмана, где значилось: «Автор Д. Серегин».

— Хватит об этом! — резко прервал его Галкин.

— Нет, я скажу. Чтобы все знали. Товарищ Галкин мне очень много помог. И этот чертеж скорее его, чем мой. Здесь должны стоять наши две фамилии, — настаивал на своем Серегин.

Северцев переглянулся с Кругликовым и улыбнулся Дмитрию:

— Славу вы поделите сами! А нам о молотке хочется послушать.

— Позвольте мне всего два слова! — попросил Галкин, разглаживая баки. (Северцев знал, что у Галкина это явный признак волнения.) — Я должен внести ясность: Дмитрий Серегин разработал свое предложение. Он — и только он! — является здесь автором. Я же, как инженер, просто помогал ему.

— Да разве вы только помогали… — не вытерпел Дмитрий. — Уж кому-кому, товарищ Галкин, а вам-то известно…

— Ну, хватит препирательств! Начальник горного цеха прав. Рассказывайте наконец о молотке, — прервал его Северцев.

Покраснев, Дмитрий все же не смолчал:

— Рассудили вы нас, Михаил Васильевич, не по справедливости… — И приступил к объяснению: — Так вот, значит: наш электробур состоит из электромотора с коробкой, кулачкового диска…

Рассказывая об устройстве новой машины, Серегин водил пальцем по линиям чертежа, по колонкам цифр и легко отвечал на сыпавшиеся со всех сторон вопросы. Он знал свой буровой молоток в совершенстве.

— Как я уже говорил, вращение кулачкового диска, полученное от электромотора, приводит в возвратно-поступательное движение шток. Каждый один оборот электромотора дает один удар поршня, — закончил Серегин. И с беспокойством поглядел на директора: понятно ли объяснял?

Галкин дружески подмигнул ему и попросил разрешения дополнить автора.

— Вот какая сторона вопроса очень важна, — сказал он. — Ныне действующие пневматические перфораторы имеют, как, скажем, и паровозы на транспорте, крайне низкий коэффициент полезного действия. На транспорте теперь усиленно внедряют электровозы. Пора и нам, горнякам, переходить на электричество! Кроме того, для пневматического перфоратора нужны компрессорные установки с большой сетью разводящих воздухопроводов — все это требует больших капиталовложений. Их можно избежать при внедрении молотка Серегина!

Слушая молодого инженера, Северцев невольно подумал, что и Галкин — прирожденный изобретатель. Мышление его было таким, что он не только подмечал то или иное несовершенство, но и предлагал пути к его устранению.

Галкина поддержал Шишкин. С необычайным для него энтузиазмом он перечислил все преимущества нового молотка.

— Я, как главный инженер, отвечающий за технику безопасности и промышленную санитарию, обеими руками голосую за этот перфоратор.

— За то, что поможешь горнякам сохранить здоровье, они тебе, Дима, от сердца спасибо скажут!.. — заметил Кругликов.

— А изобретатель-то наш удирать от нас собирается, — громко сказал Галкин.

— Небось шуткует, — заметил Михаил Васильевич.

— Нет, всерьез, в разведку к Орехову, — рассказывал Галкин, поглядывая на Дмитрия, который, опустив голову, медленно водил пальцем по зеленому сукну стола, на котором все еще лежали его чертежи.

— Ничего не понимаю: променять такой рудник на разведочную партию? Ради чего? Чем улестил тебя Орехов? — допытывался Северцев.

Дмитрий молчал.

— Видимо, деньгами, Михаил Васильевич! Обещают ему, как хорошему забойщику, двойное жалованье против нашего… — пояснил Галкин.