— Непорядок у нас: выигрыш остался непропитым. Приглашаю вас в любой понедельник вечером в ресторан на Неглинной. Скажите швейцару, что вы к Барону, и он вас пропустит.

— Как в сказке. К чему этот пароль? — улыбнулся Северцев.

— Барон — моя фамилия. Яков Наумович Барон. А нужно это к тому, что в понедельник выходной день у московских торговцев и вы не попадете в ресторан: в этот день гуляют московские купцы. Будьте здоровы…

Подъехали к Москве в сумерках, когда чья-то волшебная рука зажгла, как на праздничной елке, на улицах и площадях столицы тысячи ярких огней.

Северцева встретил шофер.

— С приездом, Михаил Васильевич. — Он приподнял над головой кепку.

— Здравствуй, Капитоныч. Как там у нас дома? Куда поедем?

— В Сокольники: без вас перебрались. Только что заезжал. Анна Петровна торопится прибраться…

Северцев предложил Морозову подвезти его.

Когда «Победа» остановилась у Курского вокзала, новые знакомые обменялись адресами.

— До новой встречи! — помахав рукой отъезжающей машине, крикнул Морозов.

Дальше поехали по малознакомым, темным улицам Сокольников.

Капитоныч поделился с Михаилом Васильевичем новостью:

— Болтают у нас в гараже, будто скоро персональные машины отбирать будут. Небось враки?

— Не знаю. Поживем — увидим.

Миновав облетевший, печальный парк, очутились перед огромным доминой, облицованным белыми плитками. Здесь все было новое — сам дом, с еще не отстроенными крайними секциями, изрытый двор, перекопанная, заваленная гранитом набережная, — но уже в большинстве окон весело светились белые, оранжевые и розовые огоньки. Северцеву чуть взгрустнулось: он успел так привыкнуть к тихим арбатским переулочкам с ветхими столетними домишками и маленькими двориками…

Лифт уже работал. В кабинке одурманивающе пахло свежей краской. И вот Северцев звонит в свою новую квартиру. Дверь открыл Витя. Он бросился целовать отца и, крикнув: «Папа приехал!», принялся стягивать с его плеч пальто.

— Как у вас пахнет олифой!.. А ты что это в лыжном наряде? — оглядывая заметно вытянувшегося сына, спросил Михаил Васильевич.

— Работаем по дому. Думаешь, легко? Капитоныч сказал, знаешь, как: новоселье все равно что пожар, обходится не дешевле. — Сын с важным видом подмигнул.

— Миша! Иди скорее сюда! — послышалось из соседней комнаты.

Северцев быстро окинул взглядом чистенькую прихожую, заставленную чемоданами, и, открыв дверь, остановился на пороге большой продолговатой комнаты.

Тут на полу высились горы книг и посуды, платья висели на гвоздиках, вбитых прямо в стены. Аня, маленькая, подстриженная под нечесаного мальчишку, в мужских брюках и цветастой ковбойке, сидела верхом на лестнице под самым потолком и протирала люстру.

— Нравится? Мне повезло: чешское стекло, а выглядит, как настоящий хрусталь…

— Сначала скажи «здравствуй», а потом задавай вопросы! — Михаил Васильевич стал на цыпочки и поцеловал в курносый нос нагнувшуюся к нему жену, ласково потрепал ее черные, свесившиеся на лоб волосы.

— Здравствуй, здравствуй, Мишенька! О поездке расскажешь позже, а сейчас признавайся: нравится квартирка? — тараторила Аня, продолжая возиться с люстрой.

— Погоди, Анна, чуток. Где мне переодеться? На старой квартире — в одной комнате — все было ясно, а здесь с непривычки заблудишься! — Михаил Васильевич заглянул в маленькую угловую комнату, тоже заваленную пока всяким домашним скарбом.

— Не сюда, это комната Вити, — легко спрыгивая с лестницы, предупредила Аня.

Она повела Михаила Васильевича в спальню, где Виктор в это время навешивал портьеры. В этой еще пустой комнате с массивным балконом, выходившим на набережную, Северцев разделся, набросил на себя халат и пошел умыться.

Ванная блестела кафельными плитками и никелированными кранами для холодной и горячей воды. Михаил Васильевич вспомнил тайгу, черную, задымленную баньку и с некоторым сожалением вздохнул: все в жизни имеет свою прелесть.

Ужинать собрались в кухне, превращенной стараниями энергичной хозяйки в столовую. Аня торжественно выдвигала один за другим ящички белого серванта. Демонстрация сопровождалась пояснениями:

— Достала через знакомую дворничиху, переплатила за чек сущие пустяки, соседи мне завидуют. Теперь нужно думать о спальне, нам не на чем спать, старые трухлявые матрацы я выбросила на помойку. Мне обещали устроить и спальный гарнитур, но это обойдется куда дороже…

На газовой плите шипело поджариваемое мясо.

Северцев с досадой вспоминал разговор с толстячком: этот Граф или Барон, видимо, оказался прав.

Раскладывая на тарелки жаркое, Аня перечисляла покупки, которые еще предстояло сделать.

— Да зачем нам все это? — позволил себе усомниться Михаил Васильевич.

— У нас все должно быть как в приличных домах, — улыбнулась Аня.

— На Каменушке у нас столовых и спальных гарнитуров не было, а дом был, мне кажется, приличным, — мягко возразил Северцев.

Аня погладила его по щеке:

— Не будем ссориться… — И перевела разговор: — Кстати, ты слышал о сокращении аппарата?

— А что?

— Звонила очень расстроенная Серафима Валентиновна.

— Это особа осведомленная… Что же она шепнула?

— А то, что хорошо читать в газетах о сокращении штатов, но плохо, когда тебя сокращают. У нее есть сведения, что у вас некоторые главки ликвидируют… А вдруг ваш? — голос Ани чуть дрогнул.

— Поедем обратно в Сибирь, — шуткой отделался Михаил Васильевич.

— Еще новоселье не справили! — напомнила Аня. — Мы свое там отжили, пусть другие поколесят с наше.

— Верно, верно, Анюта. Разве я с тобой спорю! Я, во всяком случае, никуда больше ехать не собираюсь.

— А если предложат?

— Объясню… Кончим этот разговор, Анна! Ведь мне никто и ничего не предлагал такого…

— У нас это делают просто: руки по швам и шагом марш, — собирая со стола посуду, не преминула Аня оставить последнее слово за собой.

Северцев развернул газету, пробежал глазами заголовки: «Новая провокация чанкайшистов на Тайване», «Реваншистская речь недобитого гитлеровца»…

— В мире неспокойно. Как бы опять не помешали нам строиться, — подумал он вслух.

— Папа, ты на Каменушке был? — спросил Виктор. — Как там?

— Конечно, был. Живут хорошо, стадион строят, новую школу отгрохали. Тебе, Анна, все поклоны шлют. Останавливался я у Обушковых. Хлебосолы, закормили прямо на убой.

— Будешь писать знакомым, передавай от меня приветы, — думая о чем-то своем, ответила Аня.

— Я давно хочу спросить тебя, папа, — снова вмешался в разговор Виктор. — А куда идут вольфрам и молибден с ваших рудников?

— Куда, говоришь, идут? — рассеянно повторил Михаил Васильевич. — Да как тебе сказать… Вольфрам и молибден породили сотни новых марок стали, сынок. Невиданной раньше прочности…

— А дамасская? — перебил Виктор отца.

— Это верно ты заметил. Но видишь ли, в чем дело… Некоторые сорта дамасской стали как раз и содержали вольфрам. Уже в наш век вольфрамовая сталь шла на пушечные стволы и бронебойные снаряды. А вообще-то, вольфрам нужен всюду: в металлургии, электропромышленности, в пиротехнике. Вот электрическая лампочка: нить в ней вольфрамовая. Лампы в приемнике сделаны с добавкой вольфрама, в телевизоре — тоже. Вот это и дает наш Сосновский рудник. Мы пришли в горы на смену гномам… — улыбнулся Михаил Васильевич.

продекламировал Виктор.

— Ух ты, молодчина! Так хорошо помнишь Гейне?..

Мысль Виктора совершила внезапный скачок:

— А если взаправду у вас будет сокращение, ты поедешь обратно на рудник?

Немного подумав, Северцев ответил:

— Нет. Все-таки не собираюсь.

— Виктор, тебе давно пора спать. Иди и не приставай к папе, он и так устал с дороги, — решительно прервала Аня.