Строительство дороги началось одновременно на всем ее протяжении. Были созданы три строительных участка — сосновский, перевал, химкомбинатовский. Трасса дороги на сосновском и химкомбинатовском участках почти по всей своей длине шла вдоль обрывистого берега реки Тихой. Самым же трудным местом оказался высокий перевал через горный хребет, который следовало пробить насквозь полукилометровым тоннелем. Здесь, на перевале, открывал работы сам директор.

У мрачной скалы, на месте проходки тоннеля, он разбил брезентовую палатку, в которой основал штаб второго дорожного участка. Отсюда, с самой высокой точки будущей шоссейной дороги, развертывалась величественная панорама тайги, погруженной в легкий туман и перепоясанной желтой лентой дороги, которую расцвечивали огни костров. У подножия скалы, в поросшей замшелым лесом порожистой пропасти, клокотала пенистая река, высоко подняв над собой завесу водяной пыли. Скала торчала черная, голая, с лишаистым мхом в расщелинах. Ее называли Чертовым камнем. Редкие кусты таежной малины служили ей единственным украшением. Все здесь было сурово, дико, величественно.

Вечерело. Северцев сидел на ящике и с ожесточением крутил ручку полевого телефона, то и дело спрашивая трубку: «Первый участок?.. Первый участок?..» Около палатки стоял на коленях кудрявый Столбов — собирал буровой молоток.

Первый участок упорно молчал. Северцев оставил в покое телефон, отогнул полог палатки, достал книгу.

Но читать не смог. Слишком хорош был летний вечер. Горьковатый свежий запах близкого леса дурманил голову. Где-то рядом, однообразно гудя, проплыл в воздухе вечерний жук. Михаил Васильевич огляделся: заря охватила небо долго не гаснущим светом, а за лесом, просвечивая сквозь деревья, блестел в небесной пустоте бледный серпик только что народившегося месяца.

Внезапно затрещал оживший телефон. Начальник первого участка Галкин вызывал директора комбината для сменного рапорта: из трех экскаваторов работали два, автомашин девять — нет бензина. Грейдер простоял из-за трактора — нет запасных частей. Дробилки работают исправно, щебня заготовили на неделю вперед, — все дело за вывозкой, на нее не хватает горючего. Сейчас полностью готовы шестнадцать километров дороги и один мост. Люди все здоровы. Настроение бодрое. Каждое утро приходят отрабатывать свои десять дней новые добровольцы.

Рапорт Галкина обрадовал Северцева: завтра начнутся работы и на втором участке.

Столбов возился с буровым молотком — разбирал, промывал в банке с керосином детали — и насвистывал незнакомый Северцеву мотив.

— Ты где до Сосновки работал? — спросил его Михаил Васильевич.

— На золоте, в старательской артели. Батька мой и сейчас по тайге золото шарит. У него нюх на золото, как у охотничьей собаки на тетерку.

— Фрол! А за сколько дней пройдем тоннель?

— Как проходить будем. Пойдем на сбойку с двух концов — месяца за три управимся.

Северцев сам думал о том же, и не раз: тоннель с первых дней нужно гнать двумя встречными забоями. Иначе дорогу до зимы не закончить. А он твердо решил, что уже в этом году автозимник строить не будут.

— Управиться за три месяца?

— Как помогать будете. Помощников я себе сам отберу, согласны?

— Согласен. Выручай: с этой дорогой рискуем головой! — признался Северцев.

— Нам это известно. Все подмогнут. Небось для народа стараетесь, — серьезно сказал Фрол, пытливо вглядываясь в сторону трех разлапистых кедров, особняком стоявших у проторенной тропки.

— Эй! Есть кто живой в палатке? — донесся хриплый голос.

В гору поднимался рыжий старик с козлиной бородкой, одетый в домотканую рубаху и брюки навыпуск.

— Сюда только орлы летают, а вы дорогу тащите! Неужто пониже пути нет? — беспокойным взглядом окидывая округу, проговорил пришелец. Он тяжело дышал, серые глаза навыкате, казалось, вот-вот лопнут.

— Чтобы обойти кряж, пришлось бы лишних пятьдесят километров дороги строить. Орлиные дороги нам не страшны, мы сами не воробьи, — посмеялся Северцев.

— Видать, оно так и есть. А я из колхоза «Красный таежник». Лукой Козловым прозываюсь. Пришел разузнать, куда людей выводить. Райдоротдел приказал — их всех на дорогу, — присаживаясь на камень, объявил старик.

Он еще раз с опаской осмотрелся вокруг и кивнул головой Столбову.

На его поклон Фрол ответил тоже поклоном, процедив сквозь зубы:

— Явился не запылился. Дочку шукать.

Лука не расслышал, что он бормочет, переспросил. Столбов промолчал. Было видно, что они недолюбливают друг друга.

— Всех колхозников поставим на третий участок, — угощая Козлова папиросой, объяснил Северцев.

Тот с испугом отказался: кондовые кержаки никогда в жизни не курили.

Подробно обсудив дорожные дела, заговорили о жизни: Михаил Васильевич стал расспрашивать, как теперь в колхозе. Лука, подергивая козлиную бородку, отвечал осторожно, полунамеками.

Вдруг Козлов заерзал на камне, соскочил с него и грозно закричал в сторону трех кедров:

— Стой, Ленка! Стоп!..

Северцева этот внезапный истошный крик заставил посмотреть туда же: там притаилась, укрывшись за толстым стволом, статная рыжая девица, непонятно откуда появившаяся.

Странная сцена разыгралась на глазах у Михаила Васильевич почти мгновенно, и вмешаться удалось ему только с опозданием. Козлов с несвойственным его возрасту проворством пробежал сотню метров, отделявшую его от кедра, на бегу прихватил валявшийся на земле прутик. Девушка, опустив голову, покорно ждала, не трогаясь с места. Старик налетел коршуном, схватил ее за две рыжие косищи, пригнул к земле и принялся с ожесточением сечь… Изумленный Северцев, сорвавшись с места, бросился девушке на помощь, но его опередил Столбов. Парень с разбега отпихнул старика и вырвал у него прутик. Задыхаясь от ярости, старик топтался около Столбова, толкал его в грудь кулаком, поносил его на чем свет стоит…

Они долго и злобно переругивались, угрожая друг другу жестокой расплатой. Красная от стыда Елена стояла прислонясь к кедру.

— За что он вас? — сочувственно спросил ее Северцев.

— За дело, — буркнула Елена. И, подойдя к старику, сказала: — Пойдемте домой, батя.

Тот кивнул ей на еле приметную в сумерках тропинку, что вилась вниз от Чертова камня, и с новыми силами заорал на Фрола:

— Грех на душу приму, но от Ленки тебя отважу!.. Жену угробил, так девку брюхатить задумал, антихрист поганый?!

Елена не вытерпела такого позора и опрометью пустилась с горы.

— Послушай, батя… Я с Ленкой по-серьезному… — пытался было урезонить старика Фрол.

— Подь ты в пим дырявый! — крикнул Лука и плюнул в его сторону. Обозвав Столбова теперь уже кобелиным антихристом, что, видимо, должно было заметно усилить характеристику этого негодяя, он побежал догонять дочку.

— Бешеный какой-то… — возвращаясь на стан, удивлялся Северцев.

— Шутоломный кержак, распроязви его! — высказался в свою очередь Столбов. — Ленка ждет не дождется из-под его воли выйти…

Расстроенный Столбов вернулся к молотку, еще повозился с ним, потом осмотрел передвижную электростанцию, смазал компрессор — все было в исправности, утром можно приступать к бурению Чертова камня.

Северцев подсел к нему. Закурили.

— Любишь? — тихо спросил Михаил Васильевич.

Столбов не ответил, еще прилежнее стал драить тряпкой какую-то медяшку.

К палатке приближались два парня. У первого за плечами топорщился туго набитый рюкзак, у второго торчала двустволка, в руке он осторожно нес обвязанное сверху марлей оцинкованное ведерко.

— Вас только за смертью посылать, — буркнул Фрол.

Черноволосый, с большими оттопыренными ушами, снимая тяжелый рюкзак, подмигнул:

— Делом занимались: Петька на пасеку забегал, ему там без пасечника ведро меду накачали… А тут повстречался сам Лука! Как заполошный пронесся мимо: мы в кустах спрятались…

— Митрий тоже отоварился. Половину сельповской лавки в рюкзаке приволок, — прошепелявил розовощекий, белокурый, невысокий, как подросток, Петька, втаскивая в палатку облепленное мошкарой ведро.