Я посмотрела на него краем глаза. Небольшой вздох сорвался с моих губ, когда он протянул руку и коснулся пальцами пряди моих волос. Затем медленно погладил их и замер, ожидая, что я скажу ему остановиться. А я молчала.

— Я рад, что тебе лучше. — Его голос звучал мягко и нерешительно, будто он не был уверен, что может признаться в этом вслух.

— Почему? — Я заставила свои пересохшие губы произнести эти слова.

Он пожал плечами и отвернулся в сторону. Мышцы на его челюсти напряглись. Снова встретившись с ним взглядом, я увидела уязвимость в его глазах, к которой была совершенно не готова.

— Я беспокоюсь о тебе.

Для большинства людей это были четыре обычных слова, но я не относилась к большинству, и эти слова были дороги мне.

Я прижалась поближе к Мемфису. Он, как мне показалось, весьма скептично относился к моим действиям. И, когда я прижалась к нему, выглядел по-настоящему потрясенным. Он обнял меня, и я устроила свою голову у него на груди. Я хотела этого. В этом ведь не было ничего плохого, верно?

После минутного молчания, я прохрипела:

— Он покончил с нами.

Я почувствовала, как каждый мускул в его теле напрягся от моих слов.

— Ты в порядке?

Какой глупый вопрос.

— Нет, — честно призналась я. — Я понимаю, что он многое пережил, но я... люблю его.

Мемфис погладил меня по волосам, и, коснувшись моего подбородка большим и указательным пальцами, приподнял его вверх, чтобы я посмотрела прямо ему в глаза.

— Ты полюбишь вновь.

Был ли он прав? Могла ли я полюбить кого-нибудь так сильно, как любила Кэлина?

— Надеюсь, — таким был мой ответ.

Я находился в чертовой камере.

Ладно, не совсем так, но эта комната была очень похожа на тюремную камеру.

Хватало всего три больших шага, чтобы дойти из одного конца комнаты в другой. Это что, обязательная часть реабилитации? Они поселили меня в самую маленькую комнату, которую только можно себе представить, в надежде свести с ума? Если ответ положительный, скажу, что их метод успешно работал.

Я сел на кровать. Она оказалась настолько жесткой, что матрас ни на дюйм не прогнулся.

Я не хотел находиться здесь, но знал, в данный момент для меня это лучший вариант. Я стал слишком зависим от наркотиков и алкоголя, а в конечном итоге и от Саттон. По всей видимости, я пристрастился к ним.

Положив голову на руки, я вцепился в волосы. Мне очень хотелось убраться отсюда, сбежать из этой белоснежной палаты. Мной овладело отчаяние.

Это место не было моим домом. Здесь не было ничего, что принадлежало бы мне. Палата выглядела подобно чистому листу: никаких картин, ковров или телевизора. Она была совершенно пуста, как и я.

Я тяжело вздохнул и зарычал. Я попал сюда совсем недавно, думаю, максимум минут тридцать или час назад, и в этом месте я собирался жить, пока врачи не сочтут меня стабильным.

Бл*дь!

В этот момент мне стало казаться, что я никогда не вылечусь. И, в конце концов, эта белая комната сведет меня с ума.

В комнате было одно окно, выходящее на лужайку для пикника, где заключенные могли время от времени потусоваться и поесть. Да, именно заключенные, так как, по сути, ими мы и стали, попав сюда.

Не знаю, кто сейчас решился бы выйти на прогулку, ведь на улице стояла настоящая зима. Кому захочется сидеть на улице в мороз? Уж точно не мне.

Я прилег на кровать и уставился в белый потолок, мысленно пытаясь разукрасить его красочными образами, но у меня мало что вышло из этой затеи.

Неожиданно дверь в мою комнату открылась, и я сел. Охранник в моей нынешней тюрьме, я все еще придерживался сравнения с тюрьмой, улыбнулся мне и сказал:

— Групповая терапия начнется через пять минут. Кто-нибудь придет за тобой.

Прежде чем я успел ответить, он снова закрыл дверь и запер ее снаружи.

Мне было смешно от того, что нас запирали. Какая от нас могла исходить угроза? Этот вопрос, похоже, лучше оставить без ответа. А пока я стал ждать человека, который будет сопровождать меня на групповую терапию, и мысленно считал секунды. Это на самом деле будет терапия?

Через пять минут дверь снова распахнулась.

— Кэлин Грегори? — уточнил вошедший.

Я фыркнул, вскакивая на ноги.

— Единственный и неповторимый. Кто же еще добровольно согласится быть запертым здесь?

— Терпеть не могу новичков, — проворчал он.

Отлично, теперь у него появится кликуха.

— Итак, — сказал я, когда он повел меня вниз по чисто белому коридору, — ты мой поводырь или что-то вроде того?

Он вздохнул, качая головой.

— Вы все ведете себя одинаково, когда только попадаете сюда.

Я рассмеялся на это.

— Поверь, таких, как я, ты еще не встречал.

— Ну, — он пожал плечами и открыл дверь, — вскоре ты убедишься, что здесь много таких людей, как ты.

— Сомневаюсь, — проворчал я и последовал за ним на выход.

— Садись, — приказал он, указывая на один из стульев, поставленных в круг.

Голубые пластиковые стулья оказались единственным цветным пятном в этой полностью белой комнате. До сегодняшнего дня меня никогда так сильно не раздражал белый цвет. Обычно он мне нравился, особенно если это был чистый холст, глядя на который я готовился воплотить бесчисленное множество идей.

Мужчина занял место во главе группы. Интересно, он тоже пациент? Если да, тогда какого хрена он сопровождал меня? Все это было странным.

— Как вы уже знаете, — он кивнул нескольким мужчинам и женщинам, сидевшим на стульях в круге, — меня зовут Алекс. — Он посмотрел на меня в упор, потому что, как назло, я оказался прямо напротив него. — Я терапевт, — сверля меня взглядом, он продолжил: — два раза в неделю у вас будут сеансы групповой терапии и три раза в неделю индивидуальные. Суббота и воскресенье, выходные дни.

— Ха! Свободные дни! Это какая-то насмешка! Я же буду просто заперт в чертовой комнате!

— Тебе не обязательно сегодня принимать участие в групповом занятии. Считай это разминкой. Однако в следующий раз ты будешь участвовать в обязательном порядке. Никаких оправданий.

Черт, этот парень был строг и не собирался давать никому послаблений.

— Теперь, — он сложил руки и откинулся назад, поставив свой стул на две ножки, — я начну.

Я пришел в замешательство и не мог понять, почему для всех так важна терапия. Это нормально? Я не знал. Мне стоило подробнее ознакомиться с этим местом, прежде чем отправляться сюда. Я не хотел говорить ни с кем о своих чувствах. Думаю, здесь будет интересно.

— Мне тридцать восемь. Я чист уже двенадцать лет. В семнадцать лет я испытывал зависимость от героина, связался с плохой компанией и хотел прикончить своих родителей. Они были слишком строги ко мне. Как видите, — он сцепил руки перед собой и наклонился вперед, уперев локти в колени, — я прошел через то же, что и вы. — Он смотрел прямо мне в глаза. — Я сидел на этом самом месте, на котором сейчас сидишь ты, и пытался понять, зачем я здесь. На мой взгляд, я не был наркоманом. У меня не было особых проблем. Я был в порядке. Угадайте, что? Да, я врал самому себе, как это сейчас делаешь ты, — он указал на меня. — Зависимость это плохо, но она не делает плохим тебя. — Он сел прямо и скрестил руки на груди. — Первый шаг к исцелению - способность признать, что у тебя появились проблемы.

Я не был уверен, как на это стоило реагировать.

— Э-э-э... а разве, приехав сюда, я не признал, что у меня есть некоторые проблемы?

— Ты на правильном пути, — согласился Алекс. — Но когда-то и я сидел там, где сейчас сидишь ты. И я знаю, ты уже подумываешь уйти, постоянно задавая себе вопрос, зачем вообще согласился на все это.

Я с трудом сглотнул. Он оказался абсолютно прав. Мне нечего было ответить ему.

— Хорошо, — Алекс поднял руки, — сегодня мы начнем отсюда, — он указал на человека слева от себя, — и пойдем по кругу.