— Вы мне угрожаете? Речь идёт об уличной потасовке или меня ждёт сцена из «Кэрри^[9] »? — уточнила я.

— Сама увидишь, — ответила Пресли, скрестив руки на груди.

Я спустилась на одну ступеньку, затем ещё на одну, чувствуя за спиной «Джунипер».

— Я не боюсь тебя, Пресли. И никогда не боялась. Я поеду на эту игру.

— Что ж, — с улыбкой сказала она. — Будет жаль, если ты не приедешь.

Они вышли на улицу и калитка захлопнулась за ними. Клоны забрались в «мини-купер» Пресли, болтая и смеясь, словно только что вышли из парка развлечений. Машина уехала.

Я развернулась, прошла через дверь и взбежала по лестнице, кинувшись на кровать лицом вниз. Слёз не было; вместо этого меня обуяла ярость, которую я не ощущала с тех пор, как Эллиот уехал, не попрощавшись.

Раздался лёгкий стук, сопровождаемый протяжным скрипом, когда кто-то открыл дверь.

— Сладкая? — позвала Алтея своим тягучим, глубоким голосом. — Эти девочки донимают тебя?

— Нет, — сказала я, уткнувшись в покрывало.

Алтея положила свою тёплую руку мне на спину.

— Батюшки мои! Ты прямо как ледышка, дитя. О чём ты только думала, выходя на улицу без куртки?

— Не знаю. Я не чувствовала холода, — призналась я. Мне хотелось побыть одной, но Алтея всегда была добра ко мне. Мне не хотелось её обижать.

Она погладила меня по спине, а затем спросила:

— Что они тебе наговорили?

— Что если я поеду на игру, они сделают мне что-то плохое.

— Они угрожали тебе? Они явились сюда, в наш дом, чтобы угрожать моей Кэтрин? Ну, нет. Не выйдет.

— Да, они угрожали мне, — я села на кровати, сдвинув брови.

— И что ты сделала? Знаешь, что? Это не важно. Я отправлюсь прямиком к их мамашам и… — она заметила выражение моего лица и вздохнула, улыбнувшись и пригладив мои волосы. — Ты права. Я знаю, что ты права. Ты сама прекрасно с этим справишься.

— Алтея?

— Да, детка?

— Мамочка сказала, что вы встречались с другими постояльцами той ночью. Она сказала, что вы говорили обо мне.

Алтея прижала ладони к юбке, чувствуя себя не в своей тарелке.

— Правда, так и сказала? Зря она тебе рассказала.

— Почему вы меня обсуждали?

Алтея коснулась моей щеки тёплой ладонью и улыбнулась с материнским обожанием.

— Ни о чём не волнуйся, слышишь меня? Мы обо всём позаботимся.

— Что? О чём вы позаботитесь?

— О том, чтобы удержать это место на плаву. Нас не так много, но «Джунипер» нам жизненно необходим. Мы работаем сообща.

— Но причём здесь я?

— При том, что ты часть этого, детка.

— Но… Мамочка сказала, что ты была против того, чтобы я осталась.

— Так и есть, — сказала она, нервно одёргивая своё платье. — Но я оказалась в меньшинстве. И теперь моя задача — сделать так, чтобы ты была счастлива здесь.

— Разве это не моя работа? — улыбнулась я.

Глаза Алтеи наполнились слезами радости, она поцеловала меня в щёку.

— Боже мой. Посмотри, до чего ты меня довела. — Она выудила носовой платок из кармана. Наклонившись, она коснулась моего колена. — Езжай на эту игру и покажи тем девчонкам, что ты им не по зубам. Эллиот хороший мальчик. Он о тебе позаботится.

— Он говорит, что любит меня.

— Любит тебя? — Она фыркнула. — Разве можно такую не любить?

Я сидела на кровати, глядя, как Алтея приводит себя в порядок. Она подошла к моему комоду и взяла в руки музыкальную шкатулку. Повернув ключ пару раз, она махнула мне рукой на прощанье и закрыла за собой дверь. Я повалилась обратно на кровать, уставившись в потолок и чувствуя, как мои глаза слипаются под привычный мотив.

Кэтрин

Мэдисон вела машину всего сорок пять минут, когда солнце стало садиться. На обратной дороге прогноз обещал дождь со снегом, но уже на расстоянии пятнадцати минут от Оклахома-Сити крошечные белые шарики принялись стучать по ветровому стеклу.

— Не волнуйся, — сказала Мэдисон. — Отец заставил меня засунуть в багажник целый арсенал зимней экипировки.

— Ты действительно впервые едешь на выездную игру на машине? — спросила я.

— Да, — смущённо ответила она. — Обычно меня возят родители, но, теперь, когда со мной ты…

Я улыбнулась. Было приятно ощущать себя нужной.

— Спасибо, что пригласила меня. Я и не знала, что хочу поехать.

— Ты много работаешь, — ответила она, пожав плечами и не отрывая глаз от дороги. — У тебя больше обязанностей, чем у большинства из нас. Я буду напоминать тебе про игры время от времени. Если, конечно, ты не против. Не знаю, может, я тебе даже не нравлюсь.

— Ты мне нравишься, — ответила я со смешком.

— Ладно, — улыбнулась она. — Это хорошо. У меня не так много друзей. Большинство людей считают меня… чудаковатой.

— Как и меня.

Мэдисон была глотком свежего воздуха. Рядом с ней я чувствовала себя так же, как с Эллиотом — спокойно и обычно. Он был прав, что познакомил нас. Я гадала, понимал ли он меня лучше, чем я сама.

Мэдисон ахнула и, потянувшись к радио, прибавила громкость и начала качать головой.

— Ох, обожаю эту песню!

Я улыбнулась и, откинувшись на спинку сиденья, прикрыла глаза. Музыка лилась из динамиков, обволакивая меня. Жизнерадостность Мэдисон была заразительной, заполняя машину и заставляя уголки моих губ приподниматься. Она принялась беспричинно хихикать, так уморительно, что я присоединилась к ней. Наше хихиканье переросло в полномасштабный хохот, сопение и жалкие попытки остановиться. Мэдисон принялась вытирать слёзы, работая пальцами так же усердно, как дворники на лобовом стекле машины.

— Что это было? — спросила я, всё ещё смеясь.

— Не знаю, — сказала она. Она задержала дыхание, но её вновь разобрал смех, и мы начали смеяться по новой.

После пяти минут неудержимого смеха, мы влились поток машин возле Оклахома-Сити. Мэдисон вытерла щёки, сосредоточившись на дороге.

— Давненько я так не смеялась. С самого детства. Это прикольно и странно, — призналась я.

— Смеяться так сильно, что потом хочется плакать?

Я кивнула.

— О, боже! А я думала, это только я такая. Я всегда чувствовала себя опустошённой после такого веселья. Даже подавленной.

— Ага, со мной то же самое, — сказала я.

— Ты будешь дружить со мной, если я расплачусь? — у Мэдисон задрожала нижняя губа.

Я кивнула. По лицу Мэдисон покатились слёзы. Она сдерживала рыдания, и я чувствовала, как мои глаза начинают наполняться слезами. Я не плакала по-настоящему много лет, и вот я оказалась рядом с Мэдисон, почти что незнакомкой, и позволила себе проявить слабость.

— Приятно быть странной вместе с кем-то, — она взглянула на меня.

— Наверное, — я издала смешок.

— Ты живёшь с кучей людей. Ты, должно быть, никогда не чувствуешь себя одинокой.

— Вообще-то, чувствую.

— И я, — Мэдисон смотрела вдаль, её губа снова задрожала. — Я никому не говорю об этом. Пожалуйста, не говори Сэму. Он расстроится.

— Почему?

— Потому что до этого момента он был моим единственным другом. Он беспокоится, что я с ним только из-за этого.

— А это так?

— Нет. — Она помотала головой и посмотрела на меня, в её заплаканных глазах сияла улыбка. — Я люблю его. С тех пор как нам было одиннадцать. — Она помедлила. — Знаешь, что? Думаю, Эллиот тоже тебя любит.

Я кивнула, глядя на свои сцепленные на коленях руки.

— Он так говорит.

— Правда? — спросила она, подняв голос на октаву выше. — А ты ответила ему тем же?

— Ага, — призналась я с улыбкой. Я ждала осуждения с её стороны, но его не было.

— Тогда могу наконец сказать тебе… Он болтает о тебе без умолку, — она закатила глаза. — На уроке географии. И на литературе. Пока ты его не простила, было ещё хуже.

— Ох, он и об этом тебе рассказал?

— Только о том, что пытался извиниться, но ты никак не прощала его, — ответила она, мотнув головой. — Я расспрашивала его, но он не сказал мне, почему. Зато ты можешь мне всё рассказать, если хочешь.