— Как была бы тебе к лицу красная лента, — улыбаясь, сказала императрица, поглядев на него с улыбкой ласкового благоволения. — Ну, да мы посмотрим! Сердечный друг может насыпать тебе полные пригоршни золота и драгоценных камней, но императрице придётся хорошенько подумать на досуге, какой высшей наградой может она почтить тебя!

Они прошли через приёмные комнаты в коридор и между рядами низко склонившихся лакеев и часовых, отдававших честь оружием, проследовали в парадные апартаменты, около которых помещался рабочий кабинет императрицы, где её величество уже ждали созванные для совещания министры и высшие сановники государства.

Кабинет императрицы резко отличался от остальных, роскошных, апартаментов дворца.

Над громадным камином чёрного мрамора висел портрет императора Петра Великого в адмиральском мундире, в рост. Стены были покрыты старым, почти чёрным дубом, паркет покрывал толстый, слегка поблекший персидский ковёр, совершенно заглушавший шаги. У круглого стола, стоявшего посредине и покрытого ниспадавшей до полу зелёной бархатной скатертью, стояли дубовые кресла с высокими спинками. Несколько отдельно находилось золочёное кресло для императрицы.

Большие, приходившиеся против двери окна были завешены тяжёлыми портьерами из зелёного бархата; над столом, где стоял письменный прибор из массивного червонного золота, свисала громадная люстра горного хрусталя.

В этой комнате, которая по своей полной достоинства простоте и царившей там глубокой тишине казалась словно специально созданной для суждений и решений о судьбе великого государства, уже находились графы Алексей и Кирилл Разумовские, великий канцлер граф Бестужев, вице-канцлер Воронцов, графы Пётр и Александр Шуваловы и английский посол Уильямс. Все эти высшие сановники русской империи и представитель английского короля тихо разговаривали довольно-таки односложными фразами о разных безразличных вещах; только граф Кирилл Разумовский, гетман малороссийский, время от времени примешивал к натянутым разговорам, которые имели мало общего с действительными мыслями каждого, какой-нибудь пикантный анекдот или грубое, но смешное словцо, что заставляло на момент разнообразить шёпот разговора взрывами невольного смеха.

После того как все присутствующие пробыли довольно долгое время в комнате и неоднократно нетерпеливо посматривали на дверь, вошёл обер-камергер Иван Шувалов, взяв у дверей из рук камердинера папку, которую тот нёс за ним. Лицо Ивана Ивановича Шувалова более чем когда-либо было гордо и надменно. Он приветствовал собравшихся небрежным кивком, пожав только графу Разумовскому руку с выражением дружеского почтения, и с невозмутимым спокойствием принялся разбирать вынутые из портфеля бумаги, словно находился наедине в тиши своего рабочего кабинета.

Через несколько минут после него появился великий князь. Он был мрачен и холодно, почти недружелюбно ответил на приветствия присутствующих, пугливо и недоверчиво опуская взоры к полу.

Уильямс подошёл к великому князю и завёл с ним, как бы не замечая односложных, неприветливых ответов его, разговор о русской охоте, а затем принялся описывать английскую травлю лисиц, причём обещал великому князю выписать из Англии свору собак, чтобы ввести при русском дворе этот вид спорта, для которого особенно годились ровные дороги Ораниенбаума. В конце концов Пётр Фёдорович, обладавший склонностью к моментальной перемене настроения в зависимости от впечатлений, вдруг отбросил холодную недоступность и подозвал графа Алексея Разумовского, занимавшего должность обер-егермейстера, чтобы со страстью профессионального охотника обсудить с ним предложения английского посла.

   — Это восхитительно, — сказал граф Кирилл Разумовский, подойдя вслед за братом к великому князю, — сэр Чарлз — человек в моём духе; я тоже нахожу, что ужасно скучно часами стоять на стойке и гораздо занимательнее под звуки пронзительного рожка нестись на быстром скакуне за сворой собак!

   — Да, да, — сказал и граф Бестужев, засовывая пальцы в свою испанскую табакерку, — это действительно укрепляет и освежает душу и тело. Все мои лучшие воспоминания относятся к охоте на лисиц в Англии. Разумеется, для этой охоты надо быть молодым, — вздыхая, сказал он, — но если что-либо и способно дать на момент чисто юношеское возбуждение такому глубокому старцу, как я, так именно вид охотничьей компании, словно вихрь несущейся в красных костюмах по полям и лугам!

   — Ручаюсь, что мы ещё увидим нашего великого канцлера в красном фраке на лошади, если сэр Чарлз введёт у нас здесь английскую охоту, — воскликнул граф Кирилл Разумовский, после чего добавил с громким смехом: — И я хотел бы, чтобы её величество заключила союз с английским королём; тогда у английского посла не пропадёт хорошее расположение духа, и он основательно выучит нас этому забавному делу!

При этих громко сказанных словах Иван Иванович Шувалов мрачно оторвался от своих бумаг и с иронической улыбкой посмотрел на говорящего.

Великий князь недовольно поморщился и дал ясно понять, что желает прекратить разговор. Но лицо Уильямса было всё так же приветливо, и он спокойно продолжал рассказывать далее, словно и не слыхал замечания, брошенного графом Кириллом Разумовским. Он с ещё большим оживлением погрузился в подробное описание прелестей английской охоты, так что великий князь, заинтересованный до последней степени, с жадным вниманием прислушивался к его словам. Он рассказывал различные приключения, анекдоты, комические эпизоды, так что можно было подумать, что кабинет императрицы является сборным пунктом весёлых и жизнерадостных охотников. Всё мрачнее становилось выражение лица Ивана Ивановича Шувалова, Пётр и Александр Шуваловы смущённо и хмуро стояли в стороне, Уильямс же говорил всё оживлённее, а великий князь слушал всё внимательнее и вместе с графом Кириллом Разумовским всё громче смеялся по поводу всевозможных охотничьих приключений, рассказываемых сэром Чарльзом с неподражаемым, истинно английским юмором.

Вдруг боковая дверь распахнулась, и послышалось бряцание оружия, которым часовые отдавали честь. Разговоры смолкли. Вошла императрица, опираясь на руку Бекетова, который густо покраснел при виде стольких низко склонившихся сановников, но сейчас же оправился и с гордым, вызывающим видом подвёл императрицу к её креслу.

По знаку государыни присутствующие стали занимать места около стола — Алексей Разумовский справа от государыни, Иван Шувалов — слева, великий канцлер с вице-канцлером и Уильямсом — напротив неё.

При появлении императрицы Иван Иванович Шувалов кинул мрачный взгляд на Бекетова, а когда Елизавета Петровна села в своё кресло, он надменно обернулся к молодому человеку; казалось, он ждал, что тот, проводив государыню, уйдёт из комнаты. Но двери закрылись, и Бекетов неподвижно остался стоять за креслом императрицы. Лицо обер-камергера покрылось густой краской, Пётр и Александр Шуваловы беспокойно посмотрели на двоюродного брата; великий канцлер с тонкой улыбкой опустил голову; оба графа Разумовские и Уильямс, казалось, совершенно не замечали присутствия адъютанта императрицы.

— Я созвала вас всех сюда, — начала Елизавета Петровна, оглянув гордым взглядом присутствующих, — для того, чтобы спросить вашего мнения и совета в важном для России вопросе. Европа стоит на пороге событий, быть может чреватых войной, и Россия должна в полной готовности встретить грядущие события. Его величество английский король предлагает мне союз, чтобы на деле оправдать те дружественные отношения, которые, к моей величайшей радости, царят между его и моим правительствами. Поэтому прошу представителя его величества короля великобританского изложить нам условия, на которых возможно будет заключить этот союз.

Уильямс достал лист бумаги и принялся спокойно, ясно, деловитым тоном читать недлинный проект союзного договора. Этот проект твёрдо декларировал, что английский король и русская императрица взаимно гарантируют друг другу неприкосновенность их территорий, причём обязуются взаимно отражать всякие нападения с третьей стороны. Кроме того, оба государства должны были, в случае обнаружения взаимной опасности или когда дело будет заключаться в том, чтобы предупредить нападение общего врага, рука об руку перейти в наступление; затем они обязывались одновременно объявить войну, если интересы одной или другой державы потребуют такого шага. Чтобы сделать возможным подобное объединённое действие, русская императрица обязывалась держать наготове в Лифляндии войско в шестьдесят тысяч штыков, чтобы двинуть в любой момент на общего врага, причём английский король обязывался платить потребную для содержания такой армии сумму и, кроме того, при объявлении войны, внести свою часть по общим военным издержкам русской армии.