У неё не было силы позвать на помощь; она только умоляюще и в то же время негодующе простёрла руки и открыла рот, не в состоянии произнести ни слова.

   — Они все ушли, все, — сказал Салтыков глухим голосом, — а великая княгиня, мать будущего императора, лежит одинокой, покинутой... Да и велика ли беда, если она даже сгинет, изойдёт кровью, изведётся в страданиях!..

Ведь она исполнила свой долг и дала государству наследника!

Екатерина Алексеевна с горячей мольбой смотрела на него, не будучи в силах произнести ни слова.

А Салтыков продолжал всё страстнее:

   — Но нет! Здесь я, друг, смиренно и покорно вынесший всё, и буду всегда на страже, чтобы вовремя помочь повелительнице моей души! Я здесь, Екатерина, тогда как все остальные покинули тебя! — воскликнул он, бросаясь перед кроватью на колени и хватая великую княгиню за пылавшие в горячке руки. — Я здесь, чтобы поклясться тебе в том, что никогда не покину тебя, что рука об руку с тобой я последую всюду, пока не выведу тебя к высотам блестящего будущего! Теперь ты моя, теперь ты свободна! Ведь ты исполнила свою обязанность, больше уже никому ничего от тебя не нужно. Ты видишь сама — все покинули тебя, но только я один остался с тобой. Моё сердце бьётся лишь для тебя, Екатерина! Так поклянись же, что ты будешь принадлежать только мне, мне одному на все времена!

Он привлёк к себе руки Екатерины Алексеевны и положил их к себе на грудь, которая вся дрожала от сильного сердцебиения.

С сверхчеловеческим напряжением воли, собрав все силы, великая княгиня вырвалась от него, привстала на кровати и, повелительно подняв руку, крикнула с негодованием:

   — Подите вон отсюда, безумный, наглый человек! Моё сердце и мои обязанности всецело принадлежат моему сыну, который со временем станет вашим государем!

   — И которого у вас взяли! — крикнул Салтыков с искромётным взором. — Да, взяли, чтобы оставить вас более одинокой и более беспомощной, чем любая русская мужичка, которая только что дала жизнь нищему!

   — И всё-таки у меня достаточно силы, — гневно произнесла Екатерина Алексеевна, — чтобы защитить себя и освободиться от вас! Клянусь вам, если вы сейчас же не уйдёте отсюда, я встану, и Господь даст мне силы дотащиться до трона императрицы, чтобы перед лицом всего двора, всей России потребовать привлечения вас к строжайшему суду!

Она сделала движение, чтобы встать с постели.

Салтыков испуганно вскочил с колен, чтобы удержать её. В этот момент в спальню вошла княгиня Гагарина.

Екатерина Алексеевна в изнеможении упала бледная как смерть на подушки. Княгиня в изумлении остановилась и, строго посмотрев на Салтыкова, сказала:

   — Я явилась сюда, чтобы осведомиться, не нуждается ли в чём-либо её императорское высочество, и очень счастлива, что нахожу здесь господина Салтыкова...

   — Меня послал великий князь, — сказал смущённый до последней степени Салтыков, — чтобы сообщить её императорскому высочеству, что он только что пил за здоровье великого князя...

   — Я очень счастлива, — продолжала княгиня Гагарина, не обращая внимания на слова Салтыкова, — что нахожу здесь господина Салтыкова и имею возможность сообщить ему, что его повсюду ищут, согласно приказанию императрицы. Её императорское величество собирается послать вас чрезвычайным послом в Стокгольм, чтобы сообщить там о счастливом рождении великого князя.

   — Меня? — воскликнул Салтыков изумлённо. — Такая милость её императорского величества...

   — Ступайте, ступайте, — сказала княгиня, — её величество не привыкла ждать, и если вы промедлите ещё долее, то возможно, что пошлют кого-нибудь другого, пока вы будете здесь.

Салтыков попытался поцеловать руку Екатерины Алексеевны, но великая княгиня резким движением отдёрнула её, а княгиня Гагарина всё настойчивее выпроваживала его из комнаты.

   — Надеюсь, — сказала она, возвращаясь к Екатерине Алексеевне, — что вы, ваше императорское высочество, увидите в моём молчании доказательство того, насколько искренне предана я вам.

Великая княгиня пожала руку Гагариной и посмотрела на неё благодарным взглядом.

   — Я должна вернуться к императрице, — сказала потом княгиня, — её величество требует, чтобы в качестве обер-гофмейстерины двора вашего высочества я стояла при колыбели новорождённого великого князя во время приёма поздравлений.

   — А мой сын? — усталым голосом спросила Екатерина Алексеевна.

   — Императрица не покидает его ни на минуту. Но не беспокойтесь, — прибавила княгиня, заметив, что глаза Екатерины наполнились слезами, — это пройдёт; ведь обыкновенно прихоти императрицы скоропроходящи...

   — Нет, нет, она не отдаст мне моего сына. Ведь этот ребёнок — само будущее, а она не выпустит будущего из рук. Благодарю вас за ваше сердечное участие, княгиня, — сказала она потом спокойно и ласково, — мне ничего не нужно, кроме стакана воды, чтобы освежить губы...

Гагарина обхватила её одной рукой, а другой поднесла к губам хрустальный кубок.

Екатерина Алексеевна с облегчением вздохнула, после чего сказала:

   — Пожалуйста, поставьте звонок так, чтобы я могла достать до него рукой, и прикажите, чтобы камер-фрейлины дежурили в приёмной.

Гагарина поставила на стол маленький золотой колокольчик, а затем, поцеловав руку великой княгини и обещав вернуться сейчас же, как только это окажется возможным, поспешно вышла из спальни.

   — Вот я и одна, — сказала Екатерина Алексеевна, глубоко вздыхая, — но несчастный Чоглоков прав: я должна быть одна! Одиночество делает слабых несчастными, а сильных превращает в могущественных и великих людей! А я хочу быть сильной, хочу стать могущественной и великой!.. И его тоже пришлось мне оттолкнуть от себя, — с грустью прошептала она, — хотя страстно хотелось удержать его подолее... Может быть, императрица думала сделать мне назло, когда решила отослать его, но я очень благодарна ей за это и постараюсь, чтобы он не возвращался более. Ведь он может покорить меня, а единственное моё желание — жажда одиночества, причём всякий, кто дерзнёт покорить меня, должен сам стать игрушкой моей воли!

Гулко раскатился первый из ста одного выстрелов, которыми крепость приветствовала новорождённого великого князя. Звон бокалов и громкие крики доносились из помещения великого князя, а с улицы в безмолвие великокняжеской спальни врывались радостные, ликующие крики народа.

   — Да, я хочу быть одинокой, — сказала Екатерина Алексеевна, — и готова радоваться своему одиночеству, так как оно станет моим оружием, откроет мне дорогу к власти! Я чужая в этой стране, но когда-нибудь я стану её повелительницей. И все должны будут с удивлением и благодарностью признать, что эта чужестранка всю душу и все свои силы отдаёт устроению этой страны, которая станет её родиной! Если Ты, Господи, управляющий судьбами народов и государей, — сказала она, сжимая кончики пальцев и крестясь, — возведёшь меня на ту высоту, то клянусь этим одиноким часом, что вся моя жизнь будет посвящена славе и величию России, корона которой сверкает мне из радостной дали будущего. Клянусь, что я буду жить только ради славы потомков Петра Великого и в благородное прошлое я волью новые, мощные силы, которые направят Россию к благоденствию!

Выстрелы, громыхая, следовали один за другим. Всё громче становилось ликование народа. Бледные губы великой княгини улыбались, её большие, блестящие глаза медленно сомкнулись, и в лёгкой дремоте над ней проносились картины светлого будущего, которые переполняли радостью её гордую душу.

Впервые — Samarow G. Kaiserin Elisabeth. Berlin, [1881].

Книга знакомит с творчеством популярного в конце прошлого века немецкого писателя Оскара Мединга (1829—1903), создавшего целую историческую библиотеку разных времён и народов, зачинателя жанра «интимного романа» коронованных особ. Современники называли его «немецким Дюма», так как своему французскому собрату по перу он не уступал ни количеством написанных томов (126 — около 60 названий), ни умением остросюжетного изображения. Под псевдонимом Грегор Самаров им написан цикл «русских романов»: «При дворе императрицы Елизаветы Петровны», «На пороге трона», «Великая княгиня», «На троне Великого деда. Жизнь и смерть Петра III», «Адъютант императрицы», «Екатерина и Павел». Выстроенные в такой последовательности, они образуют целостное полотно — с общими героями и последовательностью развития событий — драматичнейшего периода русской истории: «женского правления» в России, от узурпации власти у малолетнего императора Иоанна Антоновича до царствования Екатерины II, также лишившей власти своего сына Павла I.