— Ну, а которая же партия в данном случае более права? — после некоторого колебания наивно спросил Бекетов.
— Моя обязанность и положение посланника его величества короля великобританского, — улыбаясь, ответил Уильямс, — обязывает меня указать вам на правоту партии графа Бестужева. Но даже и без этой обязанности, в качестве вашего друга и искреннего почитателя и поклонника вашей императрицы, я мог бы дать вам только этот самый ответ. Франция не может принести ни пользы, ни вреда России, потому что французской армии было бы невозможно появиться на границах русского государства, как для того, чтобы грозить ему, так и для того, чтобы помочь против врагов; да и, кроме того, могущество Франции ныне надломлено. Англия же может быть и великой грозой, и мощным помощником России как в Европе, так и в Азии, а английское могущество полно юношеских сил и способно противостоять любому противнику. Поэтому тот, кто считает себя истинным другом России и верноподданным слугой её императрицы, должен действовать в пользу союза с Англией, потому что в качестве дружественного союзника Англия может оказать могущественную поддержку, ну, а в качестве врага — нанести существенный урон. Таким образом, если вы действительно любите свою императрицу и на деле хотите доказать ей свою благодарность и преданность за все благодеяния и милости, которыми она почтила вас, если в то же время вы хотите приобрести могущественных друзей, то вы должны примкнуть к партии графа Бестужева.
Глаза Бекетова засверкали, и он воскликнул:
— Я понимаю всё, что вы сказали. Вот никогда бы не подумал, что так легко проникнуть в сокровенные тайны политики, которая постоянно казалась мне какой-то непроницаемой загадкой! О, как хотел бы я послужить для славы России и её императрицы! Но, — сказал он с тяжёлым вздохом, потупясь, — обер-камергер Шувалов в данный момент является самым могущественным человеком во всём государстве, и с моей стороны было бы простым безумием навлекать на себя его немилость и гнев.
— Обер-камергер Шувалов, — поспешил прервать его Уильямс, — должен быть во всяком случае вашим врагом, потому что вы стоите теперь у того самого источника, откуда берёт своё начало его могущество, и вы можете в любой момент закрыть для него этот источник. Будьте уверены, что от него вы можете ждать одного только зла и что в один прекрасный день, когда вы менее всего будете ожидать этого, он сыграет с вами такую шутку, которая может окончиться для вас очень печально, так как вы не будете подготовлены к ней. Он останется вашим врагом даже и в том случае, если вы будете поддерживать его политику. Но тогда ни граф Бестужев, ни я, мы ничего не сможем сделать, чтоб защитить вас, если вы не поможете нам провести то, что мы считаем необходимым для величия России и её императрицы.
В глазах Бекетова снова сверкнул огонёк отваги.
— Так хорошо же! — воскликнул он. — Я ваш, так как, раз мне придётся повести ожесточённую борьбу против врагов, я предпочитаю, чтобы около меня находились верные друзья. Но что могу я сделать? — печально прибавил он, опуская голову с выражением полной подавленности. — Ведь у меня нет ни малейшего влияния в таких высоких и серьёзных делах. Императрица ещё ни разу не сказала со мной ни словечка по вопросам политики.
— Она будет говорить с вами и об этом, как только вы сами захотите этого, — сказал Уильямс. — Через час назначено заседание совета, куда императрицей предписано явиться и мне, чтобы изложить основные положения и условия союза с Англией, над созданием которого работает партия Бестужева.
— О, Боже мой! — испуганно воскликнул Бекетов. — Ведь императрица ждёт меня! Теперь как раз тот час, когда я должен явиться к ней для исполнения своих обязанностей при её особе!
Уильямс поднялся и произнёс:
— Так идите же поскорее к её величеству! Вы сами лучше всего найдёте наиболее подходящую форму и выражения, чтобы высказать императрице просьбу о дозволении вам сопровождать её на заседания совета. Там вы присмотритесь и прислушаетесь ко всему. Я глубоко уверен, что ваш ум сам подскажет вам, когда наступит надлежащий момент для того, чтобы вы могли своим словом принять участие в решении вопроса. И бьюсь об заклад, — с тонкой улыбкой прибавил он, — что брошенное вами слово заставит решение перетянуться на нашу сторону. Теперь я ухожу и предоставляю вас вашему мужеству и счастью. Вы можете вступать в борьбу с твёрдым сознанием, что около вас будут находиться верные и преданные друзья. Мой державный повелитель сумеет быть благодарным вам не менее императрицы, если вы поможете обеим нациям вступить в союз. Английский король, который очень рад случаю показать вам, с каким интересом он читает мои доклады о заслуженном благоволении, милостиво обращённом на вас императрицей Елизаветой, посылает вам в знак своей милости эту маленькую вещичку на память.
Он достал из кармана довольно большую золотую табакерку с голубой эмалью, на крышке которой находился портрет короля Георга, оправленный крупными бриллиантами, и подал её Бекетову.
Молодой человек покраснел от радости. Взяв королевский подарок, он от неожиданности чуть не выпустил его из рук, так как вес табакерки был весьма основательным.
— Его величество чересчур милостив ко мне, — сказал он, — я ещё ничего не сделал для него.
Он посмотрел на выразительные черты тонко выписанного портрета, затем открыл крышку табакерки, необычный вес которой невольно удивлял его. Табакерка оказалась до самого верха наполненной золотыми гинеями.
— Ах, сэр, — воскликнул он, почти испуганный видом сверкающих золотых монет, — это такой подарок, который я даже затрудняюсь принять... Ведь благодаря милости императрицы я имею решительно всё...
— Пока ещё вам не нужен табак, — шутливо ответил Уильямс, — а пустую табакерку король не хотел дарить вам. Потому-то он и приказал наполнить её таким материалом, которого у молодёжи никогда не бывает достаточно. Вы можете без всякого смущения принять этот подарок, так как, оказывая услугу моему державному повелителю, вы в то же время служите и вашей императрице. — Он поспешно ещё раз пожал руку Бекетова и направился к двери. У порога он ещё раз обернулся и крикнул: — Поспешите к её величеству и подготовьтесь к своему дипломатическому шагу. Если я увижу вас в кабинете около императрицы, тогда я буду уверен, что победа не уйдёт от нас.
Уильямс вышел, а Бекетов всё ещё стоял в полной растерянности, уставившись взглядом на раскрытую табакерку.
«Ещё недавно, — задумчиво перебирал он монеты, — блеск золота казался мне улыбкой судьбы, а теперь вот его сияние саднит мне душу. Смею ли я, русский подданный и верный слуга императрицы, касаться этого золота? Не будет ли это изменой моим обязанностям и чести? Мне казалось, что, следуя советам англичанина, я действительно послужу моей государыне; ну, а теперь, разве не подумают эти же самые англичане, что они попросту купили мою дружбу?»
Он почти с отвращением кинул табакерку на стол и захлопнул крышку.
Вошёл камердинер и почтительно напомнил, что уже миновал тот час, когда полковник должен был явиться к её величеству.
Бекетов поспешно накинул мундир и прицепил к поясу шпагу.
Не успел он бросить последний взгляд в зеркало, как потайная дверь, сообщавшаяся с покоями императрицы, открылась, и на пороге появилась совершенно одетая Елизавета.
Бекетов испуганно подскочил к ней, опустился на колено и пламенно прижался к протянутой руке.
— Всемилостивейшая повелительница! Вы сами пришли сюда? — воскликнул он, как провинившийся школьник. — А я только что собирался явиться к вам, ваше величество!
— Раз мой адъютант так неаккуратен в исполнении своих служебных обязанностей, — ответила императрица, — мне приходится идти самой, чтобы выяснить те причины, по которым он не исполняет своей службы.
Слова государыни были строги, однако сопровождались таким мягким, нежным взглядом, такой милостивой улыбкой, что Бекетов ещё пламеннее поцеловал руку Елизаветы и воскликнул покраснев:
