Через пару кварталов прибавляет шагу, думая об ужине… миновав еще квартал-другой, начинает насвистывать.

4 июня 1985 г.

Билл пришел минут двадцать назад и принес блокнот с моими записями – Кэрол нашла его на одном из библиотечных столиков и отдала Биллу, когда он ее об этом попросил. Я думал, этот блокнот мог взять шеф Рейдмахер, но, вероятно, он не захотел с ним связываться.

Заикание Билла вновь исчезает, но за последние четыре дня бедняга постарел на четыре года. Он сказал мне, что завтра собирается забрать Одру из Городской больницы (где я сам до сих пор обретаюсь), но только для того, чтобы на частной машине «скорой помощи» отвезти в Психиатрический институт Бангора. Физически она в порядке – мелкие ссадины и ушибы уже зажили. Психически…

– Ты поднимаешь ее руку, и она остается наверху. – Билл сидел у окна и вертел в руках банку диет-колы. – Так и висит в воздухе, пока кто-нибудь не опустит ее. Рефлексы есть, но очень замедленные. Электроэнцефалограмма, которую они сняли, показывает сильно подавленную альфа-волну. Она в ка-а-ататоническом состоянии, Майк.

– У меня есть идея, – ответил я. – Может, не очень хорошая. Если тебе не понравится, так и скажи.

– Какая?

– Я пробуду здесь еще неделю, – ответил я. – Вместо того чтобы ехать с Одрой в Бангор, почему бы тебе не привезти ее ко мне, Билл? Проведи с ней неделю. Поговори, даже если она не будет тебе отвечать. Она… она контролирует свои физиологические отправления?

– Нет, – угрюмо сказал Билл.

– Ты сможешь… я хочу сказать, сумеешь…

– Сумею ли я переодеть ее? – Билл улыбнулся, но улыбка была такая вымученная, что мне приходится отвести глаза. Так же улыбался мой отец, когда рассказывал мне о Буче Бауэрсе и курицах. – Да. Думаю, это я сделать смогу.

– Не стану убеждать тебя взвалить на себя такую ношу, если ты к этому не готов, – продолжил я, – но, пожалуйста, помни, ты сам согласился, что многое из случившегося было предопределено свыше. Возможно, и роль Одры в этой истории.

– Не с-следовало мне говорить ей, куда я е-еду.

Иногда лучше промолчать, я так и поступил.

– Хорошо, – наконец вырвалось у него. – Если ты серьезно…

– Я серьезно. Ключи от моего дома у сестры-хозяйки. В морозилке у меня лежат пара стейков Дельмонико. Возможно, это тоже предопределено.

– Она ест главным образом мягкую пищу и… э… пьет.

– Что ж, – я постарался сдержать улыбку, – может, еще возникнет повод что-нибудь отпраздновать. Кстати, на верхней полке в кладовой лежит бутылка хорошего вина. «Мондави». Местного, но хорошего.

Он подошел и пожал мне руку.

– Спасибо, Майк.

– Пустяки, Большой Билл.

Он отпустил мою руку.

– Утром Ричи улетел в Калифорнию.

Я кивнул:

– Думаю, он останется на связи.

– Во-озможно. Во всяком случае, на какое-то время. Но… – Он пристально посмотрел на меня. – Это случится снова. Я так думаю.

– Мы все забудем? – уточнил я.

– Да. Собственно, процесс уже пошел. Пока мелочи. Детали. Потом все больше и больше.

– Может, оно и к лучшему.

– Может. – Он снова сел, посмотрел в окно, руки не давали покоя банке с диет-колой. Почти наверняка думал о жене, такой молчаливой, и прекрасной, и пластилиновой, лежащей в кататоническом состоянии с широко раскрытыми глазами. О звуке захлопывающейся и запирающейся дверцы. Он вздохнул. – Возможно.

– Бен? Беверли?

Он повернулся ко мне с легкой улыбкой:

– Бен пригласил ее поехать к нему в Небраску, и она согласилась, пока на какое-то время. Ты знаешь о ее подруге в Чикаго?

Я кивнул. Беверли рассказала Бену, а Бен вчера мне. Если я все правильно излагаю (ничего не преуменьшая), тогда получается, что последнее описание ее удивительного, замечательного мужа Тома в гораздо большей степени соответствовало действительности, чем первое. Четыре года или около того удивительный, замечательный Том держал Беверли в эмоциональных, психологических, а зачастую и физических тисках. Удивительный, замечательный Том попал сюда, выбив информацию о местонахождении Бев из ее единственной близкой подруги.

– Она сказала мне, что через пару недель вернется в Чикаго и подаст в полицию заявление о его исчезновении. В смысле, Тома.

– Умно, – кивнул я. – Внизу его никто никогда не найдет. – «И Эдди тоже», – подумал я, но не сказал.

– Не найдет, – согласился Билл. – А когда она вернется в Чикаго, готов спорить, Бен составит ей компанию. И знаешь, что еще? Совсем уж бредовое?

– Что?

– Думаю, она действительно не помнит, что произошло с Томом.

Я просто смотрел на него.

– Она забыла или забывает. И я уже не могу вспомнить, как выглядела дверца. Д-дверца в логово Оно. Пытаюсь вспомнить… и происходит что-то совсем странное: перед мысленным взором возникают козлики, идущие по мосту. Из сказки «Три козлика». Тоже бред, правда?

– В конце концов, они смогут проследить путь Тома до Дерри, – заметил я. – Он оставил бумажный след шириной в милю. Аренда автомобиля, билеты на самолет.

– Я в этом не уверен. – Билл закурил. – Я думаю, билет на самолет он оплатил наличными и назвался вымышленным именем. А машину, на которой добрался сюда, купил по дешевке или украл.

– Почему?

– Да ладно, – отмахнулся Билл. – Ты думаешь, он приехал сюда только для того, чтобы отшлепать ее?

Мы долго смотрели друг на друга. Потом он встал:

– Послушай, Майк…

– Времени нет, должен сматываться, – кивнул я. – Это я понимаю.

Он рассмеялся, смеялся долго, а потом стал серьезным.

– Спасибо, что пустил нас в свой дом, Майки.

– Я не собираюсь заверять тебя, что будет какая-то разница. Насколько мне известно, никакого терапевтического воздействия мой дом ни на кого не оказывает.

– Что ж… еще увидимся. – А потом он удивил меня. Удивил и растрогал. Поцеловал в щеку. – Благослови тебя Господь, Майк. До скорого.

– Все, возможно, образуется, Билл, – сказал я ему. – Не теряй надежду. Все может измениться к лучшему.

Он улыбнулся и кивнул, но, думаю, у нас обоих из головы не выходило одно слово: кататония.

5 июня 1985 г.

Бен и Беверли зашли сегодня попрощаться. Они не улетают – Бен арендовал большой «кадиллак» в агентстве «Хертц», на котором они и отправятся в Небраску без всякой спешки. Когда они смотрят друг на друга, в их глазах появляется что-то эдакое, и я готов поставить на кон мою пенсию – если они еще не спелись, это произойдет прежде, чем они доберутся до Небраски.

Беверли обняла меня, велела побыстрее поправляться и расплакалась.

Бен тоже обнял меня, в третий или четвертый раз спросил, напишу ли я ему. Я ответил, что обязательно напишу, и точно буду ему писать… какое-то время. Потому что на этот раз я от них ничем не отличаюсь.

Тоже начинаю все забывать.

Как и говорил Билл, пока это мелочи, детали. Но есть ощущение, что процесс будет расширяться. И, возможно, через месяц или через год только этот блокнот будет напоминать мне о том, что произошло здесь, в Дерри. Полагаю, и сами слова могут начать выцветать, и со временем страницы станут такими же чистыми, как и при покупке этого блокнота в отделе канцелярских принадлежностей в Универмаге Фриза. Это ужасная мысль, и днем она представляется мне абсолютно паранойяльной… но, вы понимаете, при ночных бдениях становится более чем логичной.

Это забывание… такое предположение вызывает панику, но в некотором смысле сулит и робкое облегчение, убеждает меня, как ничто другое, что на этот раз они действительно убили Оно; и никому не нужно стоять на страже в ожидании начала нового цикла. Слепая паника, робкое облегчение. Облегчение я могу только приветствовать, робкое или любое другое.