– Когда вернутся твои старики?

– Н-не ра-аньше по-оловины о-о-одиннадцатого, – ответил Билл. – О-они по-ошли на с-с-сдвоенный се-еанс в «А-а-а-а»…

– В «Аладдин».

– Да. А потом они заедут за пи-пиццей. Они почти в‐всегда так де-елают.

– Значит, времени у нас много, – заметил Бен.

Билл кивнул.

– Тогда пошли в дом, – предложила Бев. – Я хочу позвонить домой. Обещала, что позвоню. А вам всем придется помолчать. Он думает, что я в Общественном центре и оттуда меня подвезут.

– А если он захочет приехать и забрать тебя раньше? – спросил Майк.

– Тогда будет беда, – ответила Бев.

Бен подумал: «Я защищу тебя, Бев». И тут же перед мысленным взором поплыла очередная греза с таким сладким завершением, что по его телу пробежала дрожь. Отец Бев начинал наезжать на нее: кричит и все такое (даже в грезе Бен не мог представить себе, как обращался с дочерью Эл Марш). Бен заслонял ее собой и предлагал Маршу отвалить.

«Хочешь неприятностей, толстяк, продолжай защищать мою дочь».

Хэнском, обычно тихий книгочей, мог превращаться в разъяренного тигра, если его задевали за живое. С предельной прямотой он говорит Элу Маршу: «Прежде чем ты доберешься до нее, тебе придется иметь дело со мной».

Марш делает шаг вперед… а потом стальной блеск в глазах Хэнскома заставляет его остановиться.

«Ты пожалеешь», – бормочет он, но понятно, запал его иссяк: на поверку он оказался бумажным тигром.

«Что-то я в этом сомневаюсь», – говорит Бен Хэнском со сдержанной улыбкой Гэри Купера, и отец Беверли сваливает.

«Что с тобой произошло, Бен? – Бев плачет, но ее глаза сияют и полны звезд. – Ты выглядел так, будто собрался его убить».

«Убить его? – повторяет Хэнском, и улыбка Гэри Купера по-прежнему изгибает его губы. – Никогда, бэби. Он, может, и подонок, но по-прежнему твой отец. Я, может, и взгрел бы его маленько, но только потому, что выхожу из себя, если кто-то грубо разговаривает с тобой. Понимаешь?»

Она бросается ему на грудь, обнимает за шею, целует (в губы! в ГУБЫ!).

«Я люблю тебя, Бен!» – Она рыдает. Он чувствует, как ее маленькие грудки плотно прижимаются к его груди…

Он содрогнулся, усилием воли отгоняя от себя эту яркую, невероятно четкую картинку. Ричи стоял у двери, спрашивал его, идет ли он, и только тут Бен понял, что в мастерской он остался один.

– Да. – Бен шагнул к нему. – Конечно, иду.

– Выживаешь из ума, Стог, – заметил Ричи, когда Бен переступал через порог, но хлопнул Бена по плечу. Тот улыбнулся и на мгновение обхватил рукой шею Ричи.

С отцом у Бев проблем не возникло. С работы он пришел поздно, сказала ей мать по телефону, заснул перед телевизором, проснулся только для того, чтобы добраться до кровати.

– Тебя привезут домой, Бевви?

– Да. Отец Билла Денбро обещал развезти нас всех.

В голос миссис Марш внезапно вкралась тревога.

– Ты, часом, не на свидании, Бевви?

– Нет, конечно же, нет. – Бев смотрела в арку между темным коридором, где стояла, и столовой, где остальные сидели вокруг стола с разложенным на нем игровым полем «Монополии». «Но мне хотелось бы». – Мальчики здесь есть, но всех, кто приходит на занятия, записывают в журнал, и каждый вечер кто-нибудь из родителей развозит всех по домам. – Хоть тут она говорила правду. В остальном так отчаянно лгала, что в темноте чувствовала, как горят щеки.

– Хорошо, – ответила мать. – Просто хотела убедиться. Потому что твой отец жутко разозлится, если узнает, что ты в таком возрасте ходишь на свидания. – И, словно спохватившись, добавила: – Я бы тоже разозлилась.

– Да, я знаю. – Бев по-прежнему смотрела в столовую. Она знала; и однако была здесь, не с одним мальчиком, а с шестью, в доме, откуда ушли родители. Она увидела, что Бен озабоченно смотрит на нее и с улыбкой помахала ему рукой. Он покраснел, но ответил тем же.

– А кто-нибудь из твоих подружек там есть?

«Каких подружек, мама?»

– Да, тут Пэтти О’Хара. И Элли Гейгер. Она внизу, играет в настольный шаффлборд. – Она стыдилась легкости, с которой врала. Сожалела, что говорит не с отцом: тогда бы ее переполнял страх, а не стыд. Бев даже решила, что она не очень хорошая девочка. – Я люблю тебя, мама, – добавила она.

– И я тоже, Бев. – Мать сделала короткую паузу. – Будь осторожна. В газете написали, что, возможно, появилась еще одна жертва. Мальчик по имени Патрик Хокстеттер. Он пропал. Ты его знала, Бев?

Она на мгновение закрыла глаза.

– Нет, мама.

– Ну… тогда, до свидания.

– До свидания.

Бев присоединилась к остальным и где-то с час они играли в «Монополию». Выигрывал Стэн.

– Евреи очень хорошо умеют делать деньги. – Он поставил отель на Атлантик-авеню и еще две теплицы на Вентнор-авеню. – Это всем известно.

– Господи, сделай меня евреем, – тут же откликнулся Бен, и все засмеялись. Бен к тому моменту практически разорился.

Беверли время от времени через стол бросала взгляды на Билла, отмечая его чистые руки, синие глаза, прекрасные рыжие волосы. Когда он передвигал маленький серебряный башмачок, который служил ему фишкой, по игровому полю, она думала: «Если бы он держал меня за руку, я бы, наверное, умерла от радости». Теплый свет загорался в ее груди, и она тайком улыбалась, глядя на свои руки.

Вечер закончился без происшествий. Бен взял с полки зубило Зака и воспользовался молотком, чтобы вскрыть заливные формы по линии разъема. Они легко развалились. Из форм выкатились два маленьких шарика. На одном они смогли разглядеть часть даты: 925. На втором, как показалось Беверли, волнистые линии напоминали волосы статуи Свободы. Какое-то время они молча смотрели на них, потом Стэн взял один.

– Довольно маленькие.

– Таким был камень в праще Давида, когда тот вышел против Голиафа, – заметил Майк. – По мне, они что надо.

Бен согласно кивнул. Такими же они казались и ему.

– Мы все с-сделали? – спросил Билл.

– Все, – ответил Бен. – Держи, – бросил он второй кругляш Биллу, который этого не ожидал и едва успел поймать.

Кругляши пошли по кругу. Каждый пристально разглядывал их, восхищаясь округлостью, весом, реальностью. Когда оба вернулись к Бену, он зажал их в руке и посмотрел на Билла.

– Что нам теперь с ними делать?

– О-о-отдай их Бе-еверли.

– Нет!

Билл посмотрел на нее. Лицо оставалось добрым, но в нем проступала строгость.

– Бе-е-ев, мы это у-уже п-проходили, и…

– Я все сделаю, – прервала она Билла. – Буду стрелять в этих чертовых тварей, когда придет время, если оно придет. В результате нас всех, наверное, убьют, но я это сделаю. Я только не хочу брать их домой, вот и все. Кто-нибудь из моих

(отец)

родителей может их найти. Тогда мне хана.

– Разве у тебя нет тайника? – удивился Ричи. – Разве так можно? У меня их четыре или пять.

– Один есть, – ответила Беверли, имея в виду узкую щель у дна ее пружинного матраса, в которую она прятала сигареты, комиксы, а в последнее время журналы о кино и моде. – Но такое я класть туда не рискну. Подержи их у себя, Билл. Пока не придет время, подержи у себя.

– Хорошо, – согласился Билл, и тут же на подъездную дорожку выплеснулись лучи фар. – Й-йопс! Они ра-аньше. С-сматываемся о-о-отсюда.

Они все сидели вокруг игрового поля «Монополии», когда Шерон Денбро открыла дверь кухни.

Ричи закатил глаза, сделал вид, будто вытирает со лба пот; остальные весело рассмеялись. Ричи выдал очередной прикол.

Через мгновение Шерон вошла в комнату.

– Отец ждет твоих друзей в машине, Билл.

– Хо-орошо, ма-ама. Мы в‐все ра-авно ка-ак раз за-аканчивали.

– Кто выиграл? – спросила Шерон, радостно улыбаясь маленьким друзьям Билла. «Девочка вырастет красавицей», – подумала она. Предположила, что через год-другой за детками придется приглядывать, если обычную компанию мальчиков разбавят девочки. Но пока, конечно же, не имело смысла волноваться о том, что секс поднимет свою отвратительную голову.