— Соглашайся, — прошептала Тайн Ху. — Нельзя отказать человеку, который одним мановением руки может обеспечить тебе победу. Не забудь и о фалангах у истока Инирейна.

Взгляд Зате Олаке тоже умолял Бару не сходить с ума.

Что ей ответить? Столь щедрый подарок — все равно что принуждение.

У нее нет выбора.

Кроме того, пробуждение этой скрытой доселе силы сработает в ее пользу.

— Я принимаю предложение, — вымолвила Бару.

Дыхание Тайн Ху резко прервалось. Дальнейшие слова прозвучали в абсолютном безмолвии.

— Я согласна принять дар. Передай Королю по Нужде, что после победы я встречусь с ним и посмотрю, смогу ли я принять его как мужа.

Две недели промчались в тумане чернильных клякс и звездного света. Бару строчила письма, пока запястье не сводило судорогой. Она без устали диктовала финансовую политику Отсфиру, слагала поучительные проповеди для неугомонных рекрутов в Зирохе и даже отвечала на возобновившиеся с недавних пор философские вопросы Лизаксу о политике Маскарада.

«Как могла ты, личность, мыслящая предельно рационально, — писал он, — поверить в наши шансы на победу настолько, что решила восстать? Не боишься ли ты их постепенного возвращения? Как, по–твоему, есть ли нам на что надеяться на протяжении пяти десятилетий или даже ста лет?»

Бару ответила: «Князь Высокого Камня! Превыше всего прочего я забочусь о долгосрочности своих планов».

Давно ли они стояли на балконе, и он говорил о том, что революция — это грязное дело, и за все нужно платить, однако он — не разменная монета?..

Кому, как не Лизаксу, знать: беда философии в том, что изначально она не выдерживает испытания жизнью.

Княгиню Вультъяг она почти не видела. Тайн Ху слишком долго отсутствовала: она хотела привести в порядок замок, но то была лишь отговорка, не так ли? Честная Рука и ее генерал прошли плечом к плечу всю зиму — как равные боевые товарищи. Они говорили между собой как подруги. Иногда…

Но вот возникла сделка со стахечи.

Теперь Бару должна править, а Тайн Ху будет ей служить.

Тайн Ху избегала ее.

В ее отсутствие Бару часто советовалась с Зате Олаке — тот постоянно отдавал дань пиву, но деловой хватки вообще не утратил. И какое пиво — старик был пьян от радостного возбуждения. Он давно смирился с тем, что смерть настигнет его прежде, чем воплотятся в жизнь его мечты, и вот теперь понял, что помирать рано.

Его мечты начинали сбываться!

— Жаль, Ява не видит тебя сейчас, — сказал он однажды Бару, когда они совершили набег на кладовые Вультъяг в поисках каких–то особых сыров. — Она замкнулась в своей жестокости. Приучила себя к мысли, будто в мире ничто не пойдет как надо, если не управлять им наижесточайшим образом. Ява думала, что ты — обычная неопытная девчонка, которая не способна командовать. Она забыла… — Зате Олаке довольно рыгнул. — Забыла, что математики делают свои лучшие работы именно в молодости. Верно? Мне один фалькрестиец говорил.

Бару обнаружила, что и сама заразилась его оптимизмом.

— Что будет с Зате Явой, когда мы осадим Пактимонт? Толпа разорвет ее в клочья!

Глаза Зате Олаке блеснули из–за края пивной кружки.

— Я вытащу ее из любой передряги. Сколько раз она спасала меня в те годы, когда я корчил из себя Незримого Князя. Наши поступки, волею Девены, со временем возвращаются и к нам самим.

Все ждали от Унузекоме послания: «Каттлсон идет к Инирейну».

Но новостей до сих пор на было.

Долину заливал ливень солнечных лучей, и Бару решила проверить то место, где сожгли тело Мер Ло. Однако вместо своих дружинников она обнаружила у ворот замка Тайн Ху — волосы забраны в хвост, на поясе — меч. Отчего–то к ней трудно было привыкнуть: всякий раз при виде ее Бару переживала легкий испуг и волнение.

Бару вновь удивилась грации ее движений, порывистому нетерпению, изгибу бровей, цветам зари в ее темных глазах.

— Княгиня? — Бару кивнула на пустующее место для дружины. — Не опасно ли?

Тайн Ху взглянула на нее со скептическим сарказмом:

— Ты гуляла со мной по дремучим лесам, когда у меня была дюжина причин убить тебя.

Вспомнив об абсурдных событиях тех лет, Бару хмыкнула. Ревизии, обучение стрельбе из лука… Подумать только — каким великим и важным делом казалось тогда предотвращение восстания Тайн Ху!

— Я тебя не боялась.

— А стоило бы! Да и сейчас тебе надо быть с мной начеку.

— Неужто? Что же ты задумала?

Но Тайн Ху не улыбнулась, как прежде. Она не клюнула на подначку и не выкинула ничего, граничащего с непристойностью.

Княгиня Вультъягская лишь почтительно опустила взгляд.

— Не будете ли возражать против общества вашего генерала?

«Прислушайся к голосу разума, Бару. Откажись. Будь тверда».

— Конечно, не буду, — выпалила Бару, расплываясь в глупой улыбке, никогда не приносившей ей никакой выгоды.

Они побрели по лесной тропе, вьющейся среди причудливых геометрических фигур рассеянного света. Высоко над их головами раздался птичий крик. Бару, вспомнив детскую привычку и Тараноке, сделала в мысленном реестре пометку: «ястреб — 1 шт.>.

— Здесь есть кое–что, — произнесла Тайн Ху и взяла Бару за руку, отчего у бывшего счетовода сразу закружилась голова и тревожно заколотилось сердце.

Увы, Бару была уже не в силах ничему противиться!

А Тайн Ху увлекла ее куда–то в сторону от тропы.

— Священное место. Построено давным–давно, когда ни о каких империях — и даже о моих предках — не было ни слуху ни духу.

— Но как твои ту майянские праматери положили начало знатному роду со стахечийским именем?

— Весьма заблаговременно, — ответила Тайн Ху, раздвигая кусты. — Видишь хендж впереди?

Вот она — реликвия древних времен, которую создал бельтикский народ, породивший иликари и названия наподобие «Имадиффа». И юркая мысль, подобно всем прочим, обернулась ужасом: внутренности Бару заледенели при воспоминании об этом селении и о том, что тогда случилось, об этой отвратительной резне…

Бару попятилась назад, прочь от картин прошлого, но Тайн Ху крепко стиснула ее пальцы, и Бару поняла, что она будет вынуждена подчиниться.

К лодыжке прицепился репейник. Бару отцепила колючки, глухо ругаясь на уруноки своего детства и радуясь, что не поленилась надеть перчатки. Княгиня коротко рассмеялась — возможно, оттого, что уруноки звучал будто урунский в устах мертвецки пьяного ордвиннца, возможно, по иной причине.

Выйдя на поляну, они словно ступили на дно залитого светом колодца, которое кто–то заботливо окружил валунами, да еще вдобавок инкрустировал мхом и лишайником.

Тайн Ху благоговейно притихла.

— Чувствуешь ее?

— Какую из Добродетелей?

Как Тайн походила на пуму!

— Видд. Ее камень оказался самым стойким из всех.

Видд. Недеяние и повиновение. Сила в стойкости. Смерть, разрушение и время.

— Я бы предпочла Химу, — проворчала Бару, чтобы блеснуть познаниями.

— Опасно поминать ее но весне. Рождение жизни и гениальность — братья–близнецы кровохарканья и рака… — Внезапно Тайн Ху наклонилась. — А тут подкармливали мох!

И действительно, мох под ее рукой был густ, зелен и явно складывался в некий зубчатый знак — руну, отпечатанную на камне.

Княгиня напружинилась и окинула поляну пристальным взглядом.

— Это бельтикское искусство, — пробормотала она. — Они приходили сюда.

— Чистокровные бельтики? — Бару недоверчиво склонила голову набок. — Я думала, что их всех…

Что «их всех»? Поймали и приручили? Превратили в служек для фешенебельных ресторанчиков Пактимонта?

— Здесь, на севере, в глубине лесов, до сих пор живут несколько племен. Порой они досаждают нам. А если взбредет им в голову блажь, могут и вовсе озвереть. — Тайн Ху коснулась рукояти меча. — Похоже, мои лесничие совсем распустились, если позволяют им бродить так близко.

Бару заговорила, не сдерживая злости: