А Бару Корморан, пусть ненадолго, но все же попала на борт корабля, идущего в Фалькрест.

В первый вечер после отплытия она отужинала с контр-адмиралом Ормсмент на борту «Сулане» и нашла ее компанию — по крайней мере, поначалу — на удивление приятной. Ормсмент оказалась урожденной фалькрестийкой, к тому же — городской, и испытывала безграничный и, судя по всему, искренний интерес к Тараноке.

— Меня действительно беспокоит, что, подменяя вашу культуру своей, мы не замечаем некоей силы, первобытной витальности, которая может послужить нам на благо, — заявила она, когда разговор зашел о новом названии, об отвратительном для Бару словечке «Зюйдвард». — Какой смысл в многонациональной республике, если мы причесываем любой народ под одну гребенку?

— Это ведь практически кровосмешение, — согласилась Бару и на миг отвлеклась.

Может, подобные настроения в Фалькресте популярны? А вдруг Парламент поймет, что на условиях равного партнера, а не завоеванного народа, Тараноке мог бы предложить Маскараду намного больше?

Но она не задержится в Фалькресте. А Ормсмент, при всем ее обаянии и авторитете, явно предпочитала рассуждать о «первобытной витальности» и относиться к Бару как к непутевой дочери, чем отвечать на ее вопросы об астрономии.

В любом случае расслабиться и отдыхать, чувствуя за спиной любезную гримасу Чистого Листа, оказалось невозможно.

С первым ударом пираты поспешили.

Бару заняла койку в каюте «Маннерслета». Конечно, вместо просторного помещения (а она–то на что надеялась?) ей предоставили гамак среди потных, вонючих морских пехотинцев, охранявших груз. Бумаги, которые она взяла с собой для имитации деятельности, было невозможно уберечь от сырости. Она вполне могла бы позволить им сгнить, но выработанная в школьные годы аккуратность выгнала Бару на палубу, просушить их на солнце. Птицы–фрегаты насмехались над ней с высоты.

За пару дней пути до устья Инирейна, за двое суток до назначенного срока Бару разбудил среди ночи звон склянок. Протолкавшись сквозь спешащих наверх морских пехотинцев и матросов на палубу, она увидела вдалеке сигнальную ракету. Описав яркую дугу, она упала в море. Шедший на средней дистанции «Сцильптер» выпустил две ракеты в ответ. Свет отразился в воде, словно упавшая в море луна.

Ослепительная вспышка выхватила из темноты корабли под упругими, туго натянутыми косыми парусами. Быстроходные галеры–дромоны ориатийского образца. Без флагов.

Два рейдера приближались, поймав попутный ветер.

Вероятно, они замышляли проскользнуть в строй и взять на абордаж один из галеонов с золотом. Но, скорее всего, они просто заметили галеон с фрегатом сопровождения. В таком случае капитаны рейдеров решили, что суда идут в Фалькрест по двое, чтобы подстраховаться от капризов погоды и не угодить в жестокий шторм скопом. Видя, что позиция фрегата сопровождения неудобна, они рискнули.

И попались «Сцильптеру».

Над «Сцильптером», а затем и над «Сулане» захлопали ракеты — красная, синяя и три белых. Приняв сообщение, флагман раздал приказы остальным. Бару следила за происходящим с опасливым изумлением, а капитан «Маннерслета» истошно заорала, приказывая держать заданный курс.

Птичьи силуэты фрегатов выдвинулись из темноты. Рейдеры повернули назад, прибирая паруса, поворачивая круто к ветру, и «Сцильптер» повторил их маневр. На миг ночь превратилась в день: град ракетных вспышек не давал рейдерам скрыться из виду.

В ту же секунду развернулись в сполохах полярного сияния, наполнились ветром паруса «Уэльтерджоя». Корабль ринулся наперехват, круша фронт волны. Он шел без огней, доверяя сигналам «Сцильптера» и приказам «Сулане». Поглощенная величественным зрелищем, запутавшаяся в механике ветров, парусов и маневров, Бару окликнула облепивших ванты матросов и указала на «Уэльтерджой». Те возбужденно зашумели. Только морские пехотинцы хранили молчание.

Яркая вспышка на носу «Уэльтерджоя» — и две белые ракеты метнулись вперед, будто летучие рыбы. Ветер подхватил их и швырнул в воду за кормой рейдеров.

— Берут поправку на ветер, ваше превосходительство, — пояснил Чистый Лист.

Бару подскочила от неожиданности.

«Уэльтерджой» выстрелил вновь, выпустив восемь ракет под нужным углом. Одна из толстых стальных труб запуталась в такелаже переднего рейдера, принялась бешено плевать раскаленными искрами и взорвалась, окатив все вокруг струями жирного пламени.

Ванты и палуба рейдера загорелись. Все усилия команды привели лишь к распространению пожара. Гротовые паруса и мачты вспыхнули разом, словно окутавшись огненными полотнищами. Ужаснувшаяся и потрясенная до глубины души, Бару наблюдала в деле легендарный «Морской Пал», последнее достижение химиков Маскарада. Ветер принес с собой запах — едкую, невыносимо искусственную вонь испепеленной парусины, пеньки и плоти.

Когда «Уэльтерджой» покончил со вторым рейдером (огонь горел даже в воде, растекаясь по поверхности жестоким полярным сиянием), с «Сулане» взлетела в небо строка сигнальных ракет.

— «Помощи выжившим не оказывать, — расшифровал послание Чистый Лист и кивнул. — Конвою следовать заданным курсом в заданном порядке».

Но корабли не могли принадлежать Унузекоме. Не на двое суток раньше. Не столь ничтожными силами…

Впрочем, не важно! Флотилии Унузекоме не взять золотой конвой — ни при двукратном, ни даже при четырехкратном численном превосходстве. Имперский флот не одолеть в открытом море.

Выиграть битву предстояло Бару. Несмотря на неотвязное присутствие Чистого Листа.

Бару вызвала контр–адмирала Ормсмент на борт «Маннерслета», прежде чем Ормсмент успела пригласить ее на «Сулане». Чтобы все получилось, Бару требовалось отдавать приказы — превратить номинальную власть в реальную. Сейчас в глазах Ормсмент она — бедное дитя с Тараноке. Молодая, попавшая в беду карьеристка вела битву с враждебно настроенным начальством и мечтала реабилитироваться. Что ж, только Бару и могла привлечь на свою сторону Ормсмент: ведь та была сызмальства воспитана на крепких флотских традициях покровительства. Женщины–офицеры всегда защищали своих юных протеже…

Но Бару не нуждалась в материнском совете. Она хотела, чтобы Ормсмент увела эскорт от золотых галеонов. Поэтому ей следовало быть одним из трех высших технократов Ордвинна, а не бедняжкой с Тараноке.

Капитан «Маннерслета» предложила для их совещания свою каюту, однако Бару заняла салон картографии.

— Встань здесь, — приказала она Чистому Листу. — Выше. Можешь держаться серьезнее? Хорошо.

Он повиновался с явным удовольствием. Да, Каттлсон приказал ему наблюдать за Бару, чтобы предотвратить любой ее ход. Но человек–менора привязался к Бару. Условные рефлексы требовали приносить как можно больше пользы представителям правительства Имперской Республики.

Отыскав нужные карты, Бару приколола их к прокладочному столу.

Ормсмент прибыла со свитой, перепачканная сажей и измученная. При виде Чистого Листа, стоявшего в тени с подсвеченным снизу лампой лицом, она нахмурилась.

— Ваше превосходительство?

— Контр–адмирал! — Бару отсалютовала, коснувшись лба. На ней был официальный плащ, белые перчатки, кошель на поясе и полумаска. — Ваши команды прошлой ночью были выше всяких похвал, что я особо отмечу в моем отчете Парламенту.

— Не стоит, — хмыкнула Ормсмент, стягивая холщовые перчатки и сдержанно улыбаясь комплименту. Ее адъютанты зашептались, почти не обращая внимания на начальство. — Вчерашние гости, ваше превосходительство — глупые оппортунисты, пытавшиеся урвать крохи до начала настоящего пира. Первые ласточки.

— Так я и думала! — Бару щелкнула пальцами и склонилась над прокладочным столом. Направление взгляда Чистого Листа было несложно определить, поскольку адъютанты перестали шептаться и окаменели. — Какие вести со «Сцильптера»? Удалось ли ему обнаружить главные силы противника?

Ормсмент выгнула бровь.