Тайн Ху обратилась к Зате Яве:

— Вы сомневались, что время пришло.

Зате Ява пожала плечами.

— Скоро никаких сомнений не останется.

Все разом поднялись на ноги. Бару не поняла, что послужило сигналом к окончанию совета.

— Расходимся по одному, — шепнул ей Отсфир. — И не одновременно.

— Могу себе представить, — буркнула Бару, отступая от него. Его покровительственный тон раздражал, но истинной причиной раздражения было нетерпение, жажда действий. — Унузекоме! Уделите мне минуту, ваша светлость!

Жених Моря вышел из круга вместе с ней. Кожа на его предплечьях над перчатками пестрела свежими ссадинами и ожогами от пеньковых тросов. Совсем недавно ему довелось ходить под парусом.

— Вы сказали: из таранокийских вод. Не зюйдвардских.

Он — понимающе, по–товарищески — улыбнулся ей.

— На моих картах написано: «Тараноке». Так и будет, пока я правлю своим княжеством.

— Спасибо, — искренне поблагодарила его Бару.

— Ясно, — протянул он, и пламя свечей за его спиной колыхнулось в такт завыванию ветра, доносившемуся снаружи. — Вы ввязались в мятеж из–за родного Тараноке? Пираты рассказывали, как он пал.

Бару запнулась, почувствовав проверку. Он заговорил в тишине:

— Я мечтаю освободить Ордвинн и править им. Думаю, все мы думаем об этом с самого начала оккупации. У меня были и флот, и ненависть к врагу. Но я не представлял, как взяться за дело. — Он сжал кулаки, перчатки его туго натянулись, словно наполненная ветром парусина над невидимыми такелажными узлами. — Я запутался…

Он говорил с ней совершенно откровенно. Бару была ошеломлена.

— Я знаю, как взяться за дело, ваша светлость! — выпалила она. — Мне слишком долго пришлось быть слугой. Теперь я хочу помочь хоть кому–нибудь стать свободным.

Он признательно склонил голову.

Отсфир внимательно наблюдал за их разговором из–под полуопущенных век.

Возмездие Каттлсона последовало незамедлительно — в виде письма, разосланного по всем органам и представителям правительства провинции.

Ускользнуть из Порт–Рога Бару помог Унузекоме — он провез ее на крохотном почтовом суденышке под названием «Битл Профет» мимо сожженных башен и огненосных фрегатов. Они направились на восток, в его родной Уэльтони — туда, где впадал в море великий Инирейн.

Перевалило за полдень. Стоя на носу, рядом с Унузекоме, Бару читала письма.

— Расскажите историю, — попросил князь.

— Историю… В Пактимонте — беспорядки.

А ведь беспорядки, начавшиеся с поединка, устроила Бару. Недовольство из–за нищеты и похищений детей, варившееся в котлах Малого Уэльтона и Арвибона, вскипело и выплеснулось наружу, подняв клубы пара и искр. Силы гарнизона устремились в Порт–Рог, чтобы обезопасить судоходство. Многое осталось без охраны. И группа лесовиков в зеленой шерсти повела толпу на штурм Погребов.

— Какая же это история, ваше превосходительство? Скорее отчет! — Князь балансировал, стоя на бушприте[18] и едва касаясь пальцами штагов[19]. — Нынче трудно найти хорошую историю. Я, видите ли, не умею читать на афалоне — у меня очень плохо с…

Из рассекаемых носом корабля волн выскочила летучая рыба, и Унузекоме рванулся вперед в стремительном выпаде, пытаясь поймать ее за серебристые крылья. Бару в ужасе вцепилась в его рубаху, заранее думая: «Идиот, как ребенок, они же скажут, что это я столкнула его…»

Но князь держался твердо — пальцы босых ног впились в дерево, руки легли на канаты. Летучая рыба ускользнула.

— Ох, — вздохнул князь, оборачиваясь к Бару, — вы думали, я упаду?

Бару спрятала смущение. Он был лет на десять старше, просоленный, властный, капитан любого судна, па котором ему вздумается пройтись. Ей следовало держаться вровень.

— Я просто хотела исключить случайности.

— А Вультъяг еще предупреждала, что вы думаете только о себе.

Бару позволила себе хмыкнуть.

— Допустим. Каттлсон был бы рад обвинить меня в убийстве князя.

— Ха! Но вы сами находитесь в розыске по обвинению в измене, разве нет?

— Нет. Я всего лишь под подозрением в подстрекательстве… — Бару на миг помрачнела, вспоминая точные формулировки законов Маскарада. — У него недостаточно полномочий, чтобы арестовать меня без поддержки правоблюстителя. Но заклеймив меня подстрекательницей, он получает право пересмотра всех моих распоряжений, что позволит ему противодействовать мне. Будь я в Пактимонте, он снова поместил бы меня под стражу. Из соображений безопасности.

— Хм-м… — Растянувшись на фока–штаге[20], словно корабль был лишь подпоркой для его гамака, князь уставился на воду, бурлящую перед носом судна. — Но все это больше похоже на отчет, чем на историю. Героя не хватает.

— А необразованный князь, командующий почтовым судном?

Унузекоме вздрогнул как ужаленный, воззрился на нее и расхохотался.

— Простите, — произнес он. — Вероятно, я выглядел тщеславным ублюдком, прыгающим на бушприте.

— Я не ставлю под сомнение княжеские родословные.

— Я вас умоляю! Я всегда мечтал о том, что в действительности я ублюдок, бастард. Мать ходила в плавания с синдикатом Эйоты, понимаете? Она обожала дерзких ориатийских пиратов–буканьеров, любила рейды и приключения. — Князь прищурился и поднял взгляд к солнцу, клонившемуся к горизонту. — С ней было гораздо интереснее, чем с отцом — тот вечно думал об углублении гаваней да о речной торговле.

У Бару имелись соображения о том, что случилось с княгиней Унузекоме и ее супругом. Трагедия, которая произошла в прошлом, оставила княжества в руках молодежи с немногочисленными живыми родственниками… и кладбищами, полными костей знати. Но спрашивать о Дурацком Бунте она не хотела.

— Вам еще предстоит отправиться буканьерствовать, — заявила она. — Если моя затея будет успешной.

Он приподнялся, опираясь на канаты такелажа, и испытующе взглянул на Бару.

— Точно? Сможете ли вы организовать захват золотых галеонов, когда на вас охотится Каттлсон?

Губернатор пытался отменить ее приказ, отданный Адмиралтейству, — тот самый, жизненно важный, ключевой: «В целях безопасности отправить собранные налоги в Фалькрест единым конвоем». На этом мятеж мог и закончиться, не начавшись, но Зате Ява прикрыла ее. В конце концов, Бару законно выиграла поединок и даже не допустила грубого нарушения законодательства Маскарада. Буква имперского закона не позволяла Каттлсону снять ее с должности или отменять установления счетовода. Чтобы лишить Бару власти, требовалось согласие правоблюстителя, но Каттлсон не получил его.

— Пусть поработает до конца налогового периода, — посоветовала Каттлсону сама Зате Ява (если верить сообщению Мер Ло). — Она будет из кожи вон лезть, чтобы выглядеть в глазах Фалькреста лучше, чем вы. Но этого недостаточно. К середине зимы Парламент снимет ее с должности.

Но Унузекоме ни к чему было знать, как близок конец, и Бару отмела его тревогу, словно отмахнулась от назойливой мухи.

— Галеоны пойдут туда, куда я скажу. Закон на моей стороне.

Унузекоме напружинился, как будто он приготовился к атаке дикого зверя.

— Зате Ява — па вашей стороне точно так же, как на моей — море. А вода течет сама по себе, Бару. Будьте начеку, чтобы Зате не расстроила ваши планы.

— Зачем волноваться? Мои планы основаны на вашем флоте, ваша светлость, — произнесла она в качестве увещевания и лести.

Но Унузекоме поднялся с каната и двинулся к ней по бушприту, покачиваясь в такт волнам.

— А все мои надежды — на вас, ваше превосходительство. Объясните мне, как взять галеоны. Скажите, где их найти, какой будет эскорт, и я позабочусь об остальном. Если вы хоть кому–то доверяете, доверьтесь мне. Но сперва обеспечьте все, что нужно.

А он и вправду считал, что справится! Бару посмотрела на босоногого, пропахшего потом князя морских волн и задумалась. В нем чувствовалось нечто важное, жизнеутверждающее — уверенность, властность, беззаботность…