— Как и я — ведь речь идет о чести.

Бару отчаянно старалась не переиграть, удержать беседу в одном ключе с Зате Явой. А Зате столь гладко сменила направление разговора, уводя его прочь от предложения, которое было сделано еще секунду назад!

Зате Ява судорожно одернула воротничок.

— А если вас тяжело ранят? Я настаиваю, чтобы вы нашли кого–либо, кто выйдет на поединок вместо вас. Мы не можем позволить себе лишиться имперского счетовода.

— Или губернатора.

Зате Ява закатила глаза.

— Да–да. Простите, я запамятовала, что вы тоже владеете клинком.

Бару беспомощно развела руками.

— Но я лишена возможности искать заместителя, находясь под… — Неожиданно она рассмеялась — совершенно искренне, от души позабавленная иронией ситуации. — Под защитой губернатора.

— Я сама подыщу подходящего мечника вам в заместители. — Зате Ява раздраженно улыбнулась — без малейшего намека на удовлетворение. Она даже не моргнула украдкой в знак удовольствия от столь быстрого разрешения дела. — Способного устроить так, чтобы ни одна из сторон не пострадала.

Безусловно, это было в силах Зате Явы. Сама Зате убила старого князя Лахтинского, а ныне, в силу занимаемой должности, держала в своих руках все до единого преступные сообщества Ордвинна!

А Мер Ло и Чистый Лист уже начали протоколировать происходящее. Острое перо и прекрасная память, конечно, не могли их подвести, но Бару хотелось надеяться, что они упустили великий поворотный момент разговора.

А главный ход сделала именно она, Бару! Она предложила два желанных трофея двум главарям вскипающего в Ордвинне восстания. Золото и кровь лежали перед ними как на блюдечке. Оставалось лишь взять их.

Дело сделано. От Бару уже ничего не зависело. Через пару-тройку дней Зате Ява уничтожит ее или увидит, как вспыхивает первая искра восстания.

И тогда для Бару начнется настоящее испытание.

В день поединка было дождливо и душно. Гладкие плиты и грубый булыжник мостовых курились паром после летнего ливня. Размявшись и облачившись в штаны для верховой езды и тяжелый сюрко[16], Бару спустилась в свой кабинет, где она и обнаружила Мер Ло.

Секретарь стоял спиной к ней и смотрел в окно.

— Лист убрался восвояси, — сообщил Мер Ло беспечным тоном и повернулся к Бару. — Губернатор вызвал его доложить о результатах наблюдений. А я принес завтрак.

Мер Ло собственноручно пожарил свежую треску в оливковом масле, сдобренную луком. По ордвиннским приметам, это блюдо готовилось на удачу. Жаль, что аппетит у нее совсем пропал.

— Я и не заметила его исчезновения, — удивилась Бару. — Он — будто мебель. Чистый Лист прямо–таки ускользал от моего внимания.

— Но не от моего, — произнес Мер Ло и вновь повернулся к окну. Опершись о стекло растопыренными пальцами, Мер Ло смотрел в туман, который окутывал город.

Теперь от его веселости не осталось и следа. В голосе Мер Ло уже сквозили меланхолические нотки, которые легонько кольнули Бару. Эта мягкость и вежливость насторожили ее. Похоже, секретарь решился сказать нечто, что причинит ей боль.

— Помню, раньше в такую погоду по утрам жутко воняло. Стоки у нас были ужасные, в дождь переполнялись, и все растекалось по улицам.

— А сейчас?

Мер Ло пожал плечами.

— В мое отсутствие Маскарад их перестроил. Здесь канализацией и не пахнет. Но ведь у вас есть горячая вода на самой верхушке башни, так что вас это вряд ли впечатлит.

— Продолжать, — сказала Бару, ковыряя треску вилкой.

— М-м… О водопроводе и канализации?

— Обо всем, что ты хотел сказать, но помалкивал, пока ко мне был приставлен Чистый Лист.

Мер Ло крутанулся на месте, посмотрел на Бару и прикрыл глаза. Бару наблюдала за ним. Ей хотелось понять его, хоть мысли и возвращались раз за разом к поединку и к Каттлсону, замыслившему искалечить ее и убрать из игры. Будет ли ей больно? Чего она лишится — пальца, руки?

— Что вы делаете? — прошептал Мер Ло, словно опасался, что в комнате спрятался соглядатай.

— Я… — проглотив кусочек трески, Бару подняла нож. — Отказаться от поединка, не принеся Белу Латеману официальных извинений, я не могу. Принеся извинения, я выкажу неспособность занимать должность счетовода, и меня вынудят уйти в отставку. Каттлсон считает, что поединок — это хороший шанс для него самого, поскольку таким образом он сумеет выйти сухим из воды. Я успела изрядно подпортить его репутацию и навредить правительству, зато после поединка он будет чист! Сама Ява, похоже, не настолько озабочена этой историей, чтобы положить ей конец. Значит, ни у кого из нас нет выхода. Придется драться.

— Я другое имел в виду, — Мер Ло энергично потряс головой, и Бару с содроганием вспомнила тонкую мускулистую шею Чистого Листа. — Я о дополнении к налоговой форме. О непонятной договоренности с Зате Явой. О тщательном планировании деловых встреч на шесть месяцев вперед — вы будто пытаетесь доказать, что в ближайшие полгода вам предстоит куча официальных встреч… — Он подошел к столу и встал по другую сторону от Бару. Волосы его блестели от масла, сюртук был официально застегнут под самое горло. Он уже не походил на зяблика. Скорее, на ворону. — Я ведь знаю вас. Вы не станете рисковать положением и карьерой в этом глупом поединке просто так, без серьезной причины. Что вы делаете?

Бару отправила в рот еще кусочек трески, чтобы выиграть для себя и своего сердца чуточку времени.

— После поединка мне потребуется твоя помощь с уймой бумажной работы.

— Или в качестве сиделки… — Уголки губ Мер Ло дрогнули, но улыбка тотчас угасла. Он заговорил резко, точно подгоняя самого себя. — Если вы переходите в их лагерь и намерены ввязаться в переделку, мне надо предупредить семью до того, как начнется кутерьма. Я хочу успеть, Бару. Пусть они отплывут на надежном корабле, покидающем порт. Помните охотника, который едва не придушил меня, когда я сказал, на кого работаю? Такая же ярость обрушится и на них.

Сердце в груди Бару плакало, исполнившись внезапного желания спасти Мер Ло. Он — дитя прошлого восстания, и она может предупредить его о том, что ждет Ордвинн. Странно, что он так расчувствовался! Ведь Мер Ло был обученным оперативником из местных — опытным и прожженным типом. Он вполне может справиться сам. Однако он находился в ее власти и ничего не мог поделать, приставленный к ней Кердином Фарьером.

— Я не слышала в своем кабинете никакой крамолы, — произнесла она, делая вид, что оправдывается. — Ведь за мной постоянно шпионили.

Мер Ло ссутулился.

— Виноват. Простите. Я должен понимать ход ваших мыслей. Но я думал, что… Он запнулся на полуслове. — В сложившихся обстоятельствах я предположил, что вам может кое–что понадобиться…

Он замялся и умолк. Неужто Мер Ло потерял дар красноречия? А она–то тут при чем?

Бару рассерженно оттолкнула поднос.

— Хочу прибыть заранее. Вызови экипаж. Если губернатор уже прислал за мной экипаж, распорядись заменить его.

Что бы он ни собирался сказать — нечто доверительное или рискованное — все вмиг было проглочено и забыто.

— Слушаю, ваше превосходительство.

Отыскав абордажную саблю Аминаты, Бару повесила ее на пояс, рядом с кошелем на цепи. Если сегодня ей потребуется оружие, она уже проиграла.

А письма от Зате Явы о найденном заместителе так и не поступило.

Толпа ревела, как прибой в штормовую погоду.

Думать о поражении было ни к чему. Непродуктивно. Представлять себе, как она потеряет руку, получит гноящуюся рану или просто лишится чувств от внезапной боли… Нет, у Зате Явы — наготове человек, который выйдет на бой за нее. Драться ей не придется. Иначе она неизбежно проиграла бы Каттлсону — на его стороне и рост, и физическая мощь, и искусство владения клинком.

Бару судорожно вздохнула.

Она вышла из кареты посреди площади, и половина города пронзительно завопила, окатывая ее — кто ненавистью, а кто и обожанием.