Беспощадные, исполненные чужеземной воли маски глазели на врага в упор.

— Стоять! — заорал Пиньягата.

Это была уже не команда, а мольба.

Знамя Честной Руки вновь взмыло над холмом. Его встретили радостным кличем.

У подножия холма Хенджа изгибались и смешивались друг с другом два строя. На правом фланге «Армии волка» изрядно потрепанные рекруты Игуаке получили подкрепление и вновь ринулись в бой. Теперь им повезло: они сумели даже сдержать натиск вражеского крыла — фаланг, состоящих из ратников Радашича. Копья работали вполруки, а прореха между противниками была широка: никому не хотелось прыгать в смертельную чащу с боевым воплем на устах.

Тем временем слева берсерки–книжники Лизаксу разбились о непреклонную фалангу княжества Хейнгиль. Одурманенные снадобьями, слепые к боли, берсерки бросились в мясорубку. Но двенадцатифутовые копья не испугались их, и стена щитов осталась глуха к их воплям. Фалангу Лизаксу охватил ужас. Берсерки не сломили противника, икари Химу не пронесла их в глубину вражеского строя.

Неуязвимые книжники погибли как простые смертные.

Левое крыло строя восставших дрогнуло. Распалось. Подалось назад под натиском вояк Хейнгиля, которые шли на них и без устали орали: «Держи слово!»

Казалось, прорыв неизбежен.

Но брешь заткнула ягата Дома Хуззахт — богатыри в латах, ведущие за собой отряды воинов.

Дружинники Хейнгиля столкнулись с броней стахечи и военным кличем возрожденного севера… и отступили.

Но ягата поторопилась.

Сместившись налево, богатыри оставили центр, где пактимонтская пехота в масках сошлась с лучшими воинами Пиньягаты. Вскоре пехотинцы обнаружили, что до совершенства им далеко, однако проявили упорство и продолжали рваться вперед на крыльях имперского превосходства.

Стиснув кулаки, Бару смотрела, как прогибается строй в центре. Вдруг она проиграет и Каттлсон победит? Что, если прибывшие морпехи обнаружат на поле боя лишь стаи ворон, пирующих на трупах мятежников?

«Твои ошибки спишут на кровь и пол. Ты должна быть безупречна».

— Север! — изумленно воскликнул Зате Олаке.

— Взгляни на север! — подхватила Игуаке.

На северо–западе кружили, сойдясь в рукопашной, две огромные конницы — Игуаке Ро бился с явившимися отомстить за Наяуру. На северо–востоке строй из трех тысяч копейщиков опустился на колено и вскинул копья, сдерживая удар кавалерии Хейнгиля, отсекая воинов от основной битвы.

Но части конницы Оленьего Князя удалось ускользнуть из сети.

После столь ловкого хода Хейнгиль быстро оценил обстановку и выбрал своей целью Тайн Ху. Молниеносно собрав дружину, он устремился за ней в погоню.

Они неслись на юг. Трехтысячная масса всадников с Тайн Ху на белом скакуне во главе уподобилась вулканической лаве. Лучшие из ее лучников на всем скаку разили стрелами латных преследователей, умудряясь не отстать от своих товарищей.

Однако могучие кони Хейнгиля настигали «шакалов». Ярд за ярдом «шакалы» приближались к пехотному строю, к обнаженному флангу Маскарада.

Загнанные лошади спотыкались, замедляли бег и умирали — стоя — от разрыва сердца. Дружинники Хейнгиля безжалостно истребляли отставших. Их кони набирали скорость. Чем легче всадник, тем быстрее конь… Но свежий конь — еще быстрее.

Бару услышала собственный крик. Сердце пронзило, словно занозой. Ей стало не до холодного анализа. Великий замысел Тайн Ху был близок к успеху, но конница Хейнгиля могла вот-вот разрушить все победоносные планы княгини.

Игуаке, сидевшая на коне, сплюнула на поваленные камни Хенджа.

— Будь я проклята, — заявила она. — Вы оскорбили меня, задвинув в резерв, ваше превосходительство. Но я обязана признать: в конечном счете вы поставили меня именно туда, куда нужно.

Она подняла руку, подавая сигнал. Ее барабанщики подхватили команду.

Резервные конники Игуаке клином понеслись по склону холма Хенджа. Ударили во фланг Хейнгиля за несколько секунд до того, как он настиг основную часть всадников Тайн Ху. С лету сломали вражеский строй, оттесняя его к северо–западу, бросили сломанные копья и взяли воинов Хейнгиля в мечи и молоты.

Охотник на Оленей убил четверых, а пятого спешил, обезглавив его коня, с кличем: «Держу слово!» Наконец один из воинов Игуаке вспорол брюхо княжеской лошади длинной пикой. Хейнгиль, запутавшись в знамени, рухнул наземь — под молоты и копыта. Связанный словом чести, он дрался до конца. Но никто не сомневался, что последняя мысль его была о дочери.

А перед княгиней Тайн Ху простерся беззащитный фланг пехоты противника. Кавалерии, способной остановить врага, больше не было.

Привстав в стременах, Тайн Ху махала рукой своим: «Вперед! Еще чуть–чуть!»

Лошади с пеной на губах визжали иод отчаянными ударами шпор.

«Шакалы» зашли в тыл строя Маскарада. Обрушили на недруга град стрел и дротиков, кружась в хороводе, жаля, будто осиный рой. Воины Каттлсона, поглощенные ратным трудом, целиком сосредоточились на прорыве вражеского строя и оказались меж двух огней. Стрелы и дротики вонзались в их затылки и спины. «Шакалы» выкашивали врагов сотнями.

Тайн Ху пригнулась к шее своего скакуна и повела отряд лесных воинов в атаку на личную дружину Каттлсона.

Те, увидев ее приближение, ударили в ответ.

Проклиная трясущиеся руки, Бару нащупала подзорную трубу. С замершим сердцем, затаив дыхание, навела резкость. Отыскала охотников и среди них — Тайн Ху. Княгиня в кольчуге и коже летела, как белоснежная стрела, прямо на сливки Пактимонта.

Дружинники Пактимонта, облаченные в новенькие латы, пришпорили своих мощных коней…

Зате Олаке затряс головой.

— Сворачивай! Дура, давай же!

Два отряда сблизились.

Конники Вультъяг свернули в сторону, в последний миг уклонившись от удара Каттлсона. Метнули копья. Выпустили стрелы. В туннеле подзорной трубы мелькнула Тайн Ху: княгиня натягивала тетиву и одновременно давала коню шенкелей[32]. Скакавший рядом воин из семьи Сентиамутов рухнул на землю — кавалерийское копье пронзило горло смельчака.

Губернатор Каттлсон в алой эмалевой маске набросился на Тайн Ху. Княгиня Вультъяг швырнула лук, выхватила меч и скрылась в дымовой завесе, принесенной ветром из лесу.

— Нет! — прохрипела Бару.

— Ветер вот–вот переменится, — успокоил ее Зате Олаке.

Первым был сломлен строй южного фланга Маскарада. Рекруты князя Хейнгиля не устояли под стахечийскими копьями и яростными воплями: они побежали врассыпную, преследуемые ягатой Дома Хуззахт.

Затем дал слабину и северный фланг. Деморализованные солдаты из земель Радашича сломали строй, не желая гибнуть в чужом бою.

Вражеский центр еще стремился вперед, но крылья Пактимонта рассыпались иод натиском с фронта и смертью с тыла.

— Наша берет, — выдохнул Зате Олаке. — Мы победили!

Бару, притиснула к глазу подзорную трубу и отыскала просвет в серой пелене.

Мертвые лошади валялись повсюду. А вот и двое пеших! Алая маска, волчий плащ… Каттлсон — клинок в позиции «вол» — прыгает вперед, нанося удар. Тайн Ху — руки обнажены до плеч — оскальзывается в крови и кишках под ногами, увертывается, откатывается прочь, выигрывая дистанцию.

Густая завеса сомкнулась вновь.

— Ваша светлость, — сказала Бару голосом, хрустким, точно бумага, — мы победим, когда я буду действительно удовлетворена результатом.

Смутные силуэты двигались в клубах дыма вдали. Брошенное копье. Могучий удар из–за головы. Ослепительный сноп искр из скрестившихся клинков.

Срубленная голова упавшего на колени катится но земле.

Бару приникла к окуляру трубы, словно приросла к нему навек.

Из пелены вырвался белый скакун. Всадник — в плаще, тоже белом. «Волчья шкура, — подумала Бару. — Волчий плащ».

Каттлсон. Верхом на коне Тайн Ху.

Всадник поднял взгляд к вершине холма, где находилась Бару, и как будто уставился в окуляр ее подзорной трубы. Вскинул к небу кулаки в кольчужных рукавицах, в которых что–то трепыхалось. А потом — широко развел руки в стороны и развернул перед Бару штандарт, сорванный с древка, — огромную маску и рога. Вовсе не волчью шкуру.