А знамя Честной Руки, реявшее над холмом Хенджа, покачнулось и рухнуло. Скрылось среди поваленных каменных столбов.

Вот к чему привела ее идиотская доверчивость. Да, она знала, что Лизаксу умен. Но он казался таким идеалистом!

Похоже, бездне не суждено поглотить ее. Гибель наступит раньше. И ведь перед самой развязкой!

— Лизаксу! — крикнула она, стараясь перекрыть цокот копыт конницы. — Лизаксу! Сколько тебе предложил Каттлсон?

Зате Олаке, старик в кольчуге с чужого плеча, встал между Бару и всадниками.

— Мальчик мой! — рыкнул он. — Что ты затеял?

Клин всадников — четырнадцать человек — приблизился к ним вплотную. Бледнокожие стахечи настороженно поглядывали на Бару, Зате Олаке и своего князя.

Лизаксу пришпорил коня.

— Князь Лахта! Ваша светлость! Я помню, что вы сделали для нашего общего блага! Отойдите. Позвольте мне спасти нас всех!

— Чем они купили тебя? — отчеканил Зате Олаке. — Мне известно, что ты любишь и ценишь. Тебе дали лекарства для жены? Посулили свободу брака для дочерей? Тебе пообещали путешествие в Фалькрест, где тебя посадят в Парламент и «цивилизуют»?

Некоторое время князь Лизаксу глядел на него в остолбенении — и вдруг расхохотался.

— Ты меня с кем–то путаешь!

Но в ту же секунду он — следом за Бару — различил звук, раздавшийся за спиной.

Эти был равномерный грохот множества подков.

Взвились вверх стяги княжества Игуаке. На холм взлетели кавалерийские резервы Коровьей Царицы и княгиня собственной персоной.

Лизаксу выхватил меч, сжал губы, сузил глаза и опять пришпорил коня, без колебаний, без милосердия направляя его на Бару.

В ответ она обнажила оружие. Абордажная сабля Аминаты с тихим шорохом выскользнула из ножен. Мышцы заходили ходуном, ноги напружинились, принимая стойку, тело зажило своей жизнью — жизнью флотской системы.

Сам клинок не спасет своего хозяина…

Дружинники Лизаксу замерли, а потом повернулись к несущимся всадникам, к княгине Игуаке. Коровья Царица на скаку во всю глотку честила их «трусами», «содомитскими подстилками» и «вонючими каплями с кривого фалькрестского нужника».

Князь Лизаксу устремился к Бару. Кунья накидка бешено развевалась по ветру за его спиной.

— Стреляй, — сказала она.

Резко щелкнул тетивой арбалет Зате Олаке. Короткая толстая стрела вонзилась в горло жертвы. Князь Лизаксу, ученый владыка Высокого Камня, муж и отец, обвис в седле и рухнул наземь, не сказав напоследок ни слова и даже не изменившись в лице. Ему не осталось и мига, чтобы осознать свою смерть и обдумать ее онтологию.

Взглянув на мертвого, Зате Олаке покачал головой.

— Поверить не могу! Я‑то полагал его человеком с принципами!

— А я могу, — ответила Бару.

Всадники из резерва Игуаке налетели на дружинников Лизаксу и втоптали их в землю. Игуаке надменно обогнула место их гибели и рысью подъехала к Бару.

— Увидела, что твое знамя рухнуло, — вымолвила она. — И подумала, что неплохо бы подняться на холм и помочиться на твой труп.

«Зачем что–то говорить, — вдруг подумала Бару. — Как хочется оплакать их всех — и этого человека, его вдову и сирот, и мысли, которыми он не успел поделиться».

— Ты своими руками лишила себя столь прекрасной возможности, — произнесла она вслух.

— Да, — согласилась Игуаке, прикрыв глаза от солнца и усмехнувшись. — Я заметила, что к тебе направляются люди Лизаксу без знамен. Никогда не доверяла этому грамотею! Так или иначе, но я подозреваю, что твоя Вультъяг вот–вот погубит нас. В общем, возможность помочиться на твой труп еще не потеряна.

Повернувшись к северу, Бару потянулась за подзорной трубой, но не решилась посмотреть на поле битвы в той стороне.

— Помогите поднять знамя, — сказала она.

Хоть до чего–то можно дотянуться. Хоть что–то еще в ее руках.

Фаланги медленно сближались.

Едва начнется прямое столкновение, едва сомкнутся с грохотом стены щитов, не будет ни пути назад, ни места для маневра. Два строя сольются воедино — центр с центром, фланг с флангом. Тогда придется давить, колоть, биться насмерть, пока кто–то не дрогнет и не побежит… или не будет стоптан кавалерией, зашедшей с фланга или с тыла.

А в кавалерийском сражении еще никто не одержал верх.

Лучники Отсфира продолжали вялый обстрел, жаля северный фланг противника. Они убивали несчастных, насильно забритых в солдаты в захваченных землях Радашича. Хвачхи Маскарада выпустили в ответ последние залпы, и их стойки опустели.

Позади пактимонтского строя иод огромным штандартом ехал губернатор Каттлсон. А на северной равнине, среди желтых цветов, челюсти его ловушки сомкнулись вокруг Тайн Ху.

Четыре тысячи всадников под командованием Хейнгиля зашли в тыл Тайн Ху с востока. Теперь на опушке леса показалась и вторая, скрытая до поры челюсть. Две тысячи кавалеристов из княжеств Отр и Сахауле, пылая жаждой мести за убитых князей, за хараеродское злодейство, вырвались из–за деревьев и устремились на Тайн Ху с запада.

— Плати по кровавым счетам! — орали они, насмехаясь над врагом–счетоводом. Кавалерией «Армии волка» командовал явно не тот человек. Пять тысяч всадников Тайн Ху нерешительно топтались на месте. Основу ее латной кавалерии составляли люди Игуаке — жители Внутренних Земель, которые не питали ни малейшей любви к лесной княгине с ухватками разбойницы. Вдобавок их лошади были измотаны и изнывали от жажды (стремительный дневной марш–бросок дал о себе знать) — и животным не терпелось избавиться от тяжкого груза.

Дезорганизованные, окруженные шестью тысячами тяжелой кавалерии без возможности отступить по флангу, они не имели никаких шансов в конном строю.

Тайн Ху подала сигнал, и всадники спешились.

— Отдай коней!

Глотки за глотками подхватывали приказ Тайн Ху, передавая его к дальнему крылу:

— Отдай коней! Стройся!

Постепенно здесь забурлил хаос другого рода. Воины готовились. Занимали позиции. И теперь латная кавалерия, вооруженная копьями и мечами, спешилась. Бросила лошадей. Отдала их новым наездникам: «шакалам», прятавшимся среди цветов в кустах. Велитам и лучникам, готовым вступить в бой.

Охотники были отправлены вперед — провести разведку и ждать удобного момента. Задачу эту Тайн Ху доверила самым надежным из своих людей, вультъягским воинам — Сентиамутам, Алеменуксам и прочим.

— Укрыться. Выжидать. И помнить: чем легче всадник, тем быстрее конь!

Кавалеристы же, расставшиеся с лошадьми, выстроились в фалангу и подняли копья навстречу четырем тысячам конников Хейнгиля. Это было давным–давно привычно и знакомо. Строиться в пешую фалангу — один из первых маневров, которым обучали любого из них.

О том, что лошадей следует отдать каким–то велитам, в уставах не было сказано. Но они безропотно подчинились приказам Тайн Ху.

Три тысячи новорожденной легкой кавалерии помчались на юг. Тайн Ху со своими дружинниками скакала иод знаменем кометы. Она так яростно пришпоривала своего белого коня, что его сердце могло взорваться и превратиться в еще одну комету.

Две тысячи латных кавалеристов, оставленные позади, были отданы сыну Игуаке — грозному и азартному прирожденному полководцу. Свернув на запад, они ударили по всадникам Отра и Сахауле с кличем: «Честная Рука!» — ибо Игуаке Ро видел Бару Рыбачку и тоже питал надежды на трон.

Гром копыт и столкновения двух огромных масс сотрясли равнину. Так началась битва на севере.

А спустя мгновение возле холма Хенджа, в тени леса схлестнулись фаланги противников!.. Недолгий стремительный бег — и сокрушительный, до треска в костях, удар щитов в щиты. Треск, скрежет, давка — натиск! Воины заработали копьями, отчаянно вопя и жмурясь, чтобы уберечь глаза от острого ливня щепок и обломков.

В центре копейщики Пиньягаты встретились с пехотой Маскарада, и князь обнаружил, что его славных воинов теснят. Фалькрестские латы надежно отражали стрелы, крепкие копья не ломались, а саперы из глубины строя метали через стену щитов кислоту, газ и огонь.