Всех родственников татарских князей Темучин приказал пригнать на крутой обрыв озера и возле каменных баб поставить восемь треножников и водрузить на них столько же огромных котлов. В них пленные рабы налили озёрной воды, а под треножниками развели огонь.

Вода вскипела. Предводитель монголов, попивая вино из чаши, сделанной из черепа Муджина-Султу, знаком руки повелел подвести к царственному месту восемь татарских князей. Те предстали пред ним с горящими от гнева глазами.

   — На колени, собаки! — вскинул голову великий эмир.

Князья и бровью не повели, лишь пылали ненавистью их очи, прямо глядящие в немигающие как у мусуки[22] глаза Темучина.

   — Вам, беспощадно истребляющим наших детей, я приготовил такую же казнь, — Темучин показал на котлы, окутанные паром.

   — Обвинение твоё, как пар, который исчезнет даже при слабом дуновении ветерка. Вот уже много лет, как мы мирно кочуем, не нападая ни на кого и не захватывая чужих земель и пастбищ, в отличие от вас, убийц и насильников! — с вызовом сказал Шакир-Султу, чей род был старее других, и с гордо поднятой головой выступил из сбившихся в кучу князей. — А то, что наши предки ходили войной на монголов, кераитов и китайцев, верно, но начинали её, как правило, вы... Это вы всегда зарились на наше богатство, приобретённое нами неустанным трудом. Ты, Темучин, захватил серебряную юрту Муджина, тебе показалось мало одной, и решил отобрать все восемь...

   — А кто мне теперь запретит это сделать?! — вскипел гневом джаут-кури. — Уж не ты ли, ублюдок?..

Повелитель монголов вытянул руку к котлу. Нукеры схватили Шакира-Султу и бросили в кипящую воду. Похватали и остальных, такая же участь — быть заживо сваренными — постигла и их...

   — Глядите, — обратился Темучин к родственникам повелителей татарских родов, — и зарубите себе на носу: то же самое ждёт каждого из вас, кто посмеет ослушаться или как-то выразит своё неповиновение...

   — Смотри и запоминай, — шепнул Сондуг своей возлюбленной, — родится у нас сын, пусть узнает и он об этой казни, а родится и у него сын, пусть знает и он, и так, покуда на земле будут жить татары и покуда будут рождаться у них дети...

   — Да, — тихо ответила молодая катунь и крепко сжала руку Сондуга.

В неволе у Сондуга и Юлдуз действительно родится сын, который станет предком Мамая...

«Покончив с казнями главарей и сбором пленных татар, Чингисхан созвал в уединённой юрте семейный совет для решения вопроса о том, как поступить с полонённым татарским народом, — рассказывает «Тайная история монголов». — На совете поговорили и покончили с этим так: «Татарское племя... истребим полностью, равняя ростом тележной чеке, а оставшихся (малых детей, ростом ниже тележной чеки) обратим в рабство и раздадим по разным местам. Женщин также перебить, а беременным рассечь утробы, дабы совершенно их уничтожить».

«Но в конечном счёте после гнева Чингисхана на племя татар и уничтожения их всё же некоторое количество осталось по разным углам, — сообщает далее «Сокровенное сказание», — каждый по какой-нибудь причине; дети, которых скрыли в ордах и в домах эмиров и их жён; от некоторых беременных женщин, которые избежали смерти, родились дети; племя, в настоящее время считающееся татарским, — из их рода».

«(Потом) Чингис повсюду посылал вперёд татар, и отсюда распространилось их имя, так как везде кричали: «Вот идут татары!», — так писал в своём отчёте совету кардиналов посланный ими в стан монголов папский легат из ордена миноритов Плано Карпини.

...А разгромив татар, Чингисхан принялся за кераитов: Тогорилу, своему союзнику в битвах на реке Улдза и в урочище Давлан-Нэмурчес, залил глотку кипящим маслом, затем захватил Китай и в пятьдесят лет был поднят на «белом войлоке почёта» и провозглашён великим кааном (каганом) монголов и всех покорённых народов. Ханы, возведя его в этот ранг, надеялись, что Темучин станет исполнять их волю, но он наделил себя именем Чингисхана, что значит посланный небом, и так же, как татарских князей, сварил их живьём в котлах... И сделал это в отместку за своё унижение, когда он, будучи ещё мальчиком, носил цепи, а потом колодки раба и в кузнице работал от зари до зари.

Жестокость породила жестокость...

Далее Чингисхан двинул свою разношёрстную, но спаянную железной дисциплиной Орду на запад, в Среднюю Азию. Впереди его войска лошади везли метательные машины, которые могли бросать через стены крепости горящие стрелы, обёрнутые паклей и смолой, и горшки с зажигательной смесью.

Иранский летописец Рашид ад-Дин рассказывает, как была взята столица Хорезма — Ургенч.

«Горшками нефти они зажгли огонь в кварталах. Монголы бились крепко, брали квартал за кварталом и дворец за дворцом, пока взяли таким способом весь город в продолжение семи дней: выгнали жителей разом в поле, отделили около 100000 их ремесленников и искусников и отправили в восточные страны. Женщин и мальчиков угнали в плен, а остальных разделили воинам, чтобы они предали их смерти. Говорят, что на каждого воина досталось 24 человека, а число солдат превышало 50 000. Короче, всех перебили, а войска занялись грабежом и расхищением и одним разом разрушили жилища и кварталы».

Затем армия Чингисхана вторглась в Закавказье. Монголы взяли города Шемаху, Дербент, разрушили их до основания и вышли в половецкие степи. Половецкие ханы обратились к русским князьям за помощью.

В 1223 году на реке Калке произошла битва. Взрослый сын Сондуга и Юлдуз участвовал в ней и, быть может, как победитель вместе с монголами пировал на помосте, под которым лежали побеждённые князья русские и половецкие. Троицкая летопись сообщает: «...А князей имаше, издавиша и покладаше под доскы, а сами верху седоша обедати. И тако князи живот свой скончаша».

«А сами верху седоша...» Возвышение через злодеяния, кровь и жестокость. Этому правилу будут следовать все чингизиды. Оно-то их в конце концов и погубит.

В год Петуха (1225) Чингисхан обнародовал свою «Ясу», наставляя монголов на «путь разума и довольства». Согласно её законам потомки Великого полководца должны править Вселенной десять тысяч лет. Но кочевники-завоеватели были изгнаны из Китая уже через 141 год (1368) и разбиты на Куликовом поле через 153 года (1380) после смерти их Повелителя.

В чём же оказался просчёт Чингисхана? «А сами верху седоша...» Сработало правило!

Огромной империей, завоёванной Потрясателем Вселенной, ещё при жизни владели его четыре сына — Джучи, Джагатай, Удегэй и Тули. Младший Кюлькан только подрастал. В тот же год Петуха восстали непокорные тангуты во главе с царём Бурханем. Чингисхан решил сам повести войско на усмирение тангутов и послал за сыновьями. Прибыли к нему лишь три сына, кроме старшего, упрямого Джучи. На семейном совете Джагатай, чтобы оговорить враждовавшего с ним брата, сказал отцу:

   — Джучи полюбил страну кипчаков больше, чем свой Коренной улус[23]. Он в Хорезме не позволяет монголам и пальцем тронуть кого-нибудь из кипчаков. Джучи говорит: «Старый Чингис потерял разум, так как разоряет столько земель и безжалостно губит столько народов. Его надо убить, а потом я заключу союз дружбы с мусульманами и отделюсь от монгольской орды».

Гневом запылало лицо Чингисхана, и он приказал привести в юрту своего брата Утчигина.

   — Ты поедешь к Джучи и передашь, чтобы он немедленно прибыл ко мне. Если же откажется... — Чингисхан приблизил губы к уху брата и что-то добавил.

Джагатай довольно усмехнулся и поудобнее уселся на атласных персидских подушках.

Джучи ехать к отцу отказался, и однажды после охоты на сайгаков его нашли лежащим в степи, ещё живым, но слов произнести он не мог, так как ему неизвестные злодеи переломили позвонки...

Сын его, Батый, вместе с властью в Хорезме унаследовал и узаконенное правило чингизидов — возвышение через кровь и злодеяния, а принцип деда: не щадить в этом случае даже самых близких — тоже пришёлся по душе внуку.