Она поднесла ко рту ароматический шарик.

   — Вас там спрашивают.

   — Кто?

Смеральда пожала плечами.

   — Дама?

Снова пожатие плеч.

   — Ты ведь наверняка знаешь, кто это!

   — Вы примете гостя?

   — Это Сандро? Пико делла Мирандола?

Смеральда, моргая, смотрела на него.

Леонардо нетерпеливо выругался.

   — А поесть я вам всё-таки принесу! — заявила она, не отнимая ладанки ото рта.

   — Это даже хуже, чем я ожидал, — сказал Сандро, войдя в студию. — Ты выглядишь ужасно! — Он с отвращением огляделся и, скептически глянув на беспорядок на столе, поинтересовался: — Autophaneia?[92]

Леонардо слабо улыбнулся, и это была его первая улыбка за много дней, а возможно, и недель.

   — Сегодня ты здесь демонов не найдёшь. Я вызываю их только в Шаббат.

   — Тогда что это такое?

   — Остатки весьма важных органов, они были окнами души. Разве у тебя нет глаз, чтобы их увидеть? — Леонардо не хотел быть саркастичным — просто не смог удержаться. Однако и оставаться один он тоже не хотел; он был рад видеть друга, и это само по себе удивляло его.

   — Всё это надо вымыть, — сказал Сандро. — А тебе нужен свежий воздух.

   — Воистину, — чуть слышно прошептал Леонардо.

Сандро методично сновал по комнате, открывая окна.

   — Почему ты не отвечал на мои письма? Ты их получал? Тебя приглашали в гости к Лоренцо.

   — Если б я мог покинуть Флоренцию — думаешь, я не последовал бы за Джиневрой? — спросил Леонардо. — Я не могу появляться в обществе... пока это не кончится.

Он всё ещё был на поруках и не мог покидать пределов Флоренции; если бы его заметили вне городских стен, любой его спутник был бы сочтён сообщником. Он был отверженным — и по закону, и на самом деле.

   — Об этом не стоило бы беспокоиться; Лоренцо не отказался бы от тебя. Ты был бы под охраной Первого Гражданина.

   — Но он ведь и не приглашал меня. Если память мне не изменяет, пригласить меня предложил ты.

   — Ладно, не будем спорить. Мы уже вернулись домой. Похоже, Флоренция опять здорова — если не считать вот этого источника заразы.

   — А Джиневра? — спросил Леонардо, так внимательно глядя на друга, словно мог прочесть ответ у него на лице. — Ты ничего не сказал про Джиневру.

   — Я не видел её, — сказал Сандро. — Мы пробыли в Карреджи совсем немного, а потом мадонна Кларисса увидела во сне, что к ней подбирается дева-чума. Она очень испугалась, так что мы перебрались в Кафаджиоло — а это слишком далеко.

Леонардо кивнул при упоминании жены Лоренцо Клариссы.

   — Так ты совсем ничего не знаешь о Джиневре?

Сандро помялся.

   — Я писал ей, как и тебе.

   — И?..

   — Она ответила с обычной любезностью. Она, мол, здорова, а вот отцу из-за подагры приходится пускать кровь... Я так понимаю, что ты о ней вообще ничего не слышал?

   — Ни словечка. — В голосе Леонардо звучала горечь. Он пытался найти ей извинения, но не мог отрицать правды: она бежала от него, как если бы он был чумой.

Сандро сжал его руку, потом полез в рукав своей рубашки и вытащил запечатанное воском письмо.

   — Послание от того, кого ты так бранил.

   — И кто же это?

   — Великолепный.

   — Но я никогда не...

   — Вскрой письмо, — с упрёком сказал Сандро; обычный спокойный тон не мог скрыть его волнения.

Леонардо вскрыл письмо. На листе окаймлённой золотом бумаги Лоренцо стояли лишь слова: «Absoluti cum conditione ne retamburentur» — «Оправдан по причине неподтверждения доноса».

Обвинения с Леонардо были сняты.

Леонардо завопил и стиснул Сандро в медвежьих объятьях.

   — Довольно, довольно! — со смехом отбивался тот. — Я всего лишь посланец! — И, когда Леонардо наконец выпустил его, продолжал: — Лоренцо сам узнал только что, и я попросил у него разрешения самому принести тебе радостную весть.

   — Я рад, что ты её принёс, — сказал Леонардо, озираясь в поисках плаща и шляпы. — Я должен увидеть Джиневру.

   — Пожалуйста, Леонардо, — сказал Сандро, — окажи мне маленькую любезность, потому что у меня есть ещё сюрприз. Но тебе придётся чуть-чуть потерпеть. Вот столечко. — Сандро поднёс согнутый указательный палец к большому, оставив между ними расстояние в дюйм. — Так как?..

Леонардо согласился подождать, но метался по комнате так, словно мог всё потерять, промедлив хоть на мгновение. И тут в дверь постучали, и в студию вплыла Смеральда с подносом, полным вина и снеди.

За ней шёл Никколо.

   — Что это? — вопросил он, роняя мешок с платьем и постелью на пол и указывая на стол.

   — Эксперимент, — сказал Леонардо и улыбнулся мальчику, который тут же оказался в объятиях мастера. Только сейчас Леонардо ощутил, до чего же ему не хватало общества Никколо. Мальчик действительно был ему небезразличен.

   — Можно мне остаться с тобой, Леонардо? — спросил Никколо, выпрямляясь, чтобы казаться повыше — уже почти мужчина. — Мастер Тосканелли мне разрешил.

   — Не уверен, что это будет хорошо для тебя.

   — Но зато может быть благом для тебя, Леонардо, — заметил Сандро.

   — Это не важно.

   — А Тосканелли думает, что важно. Он считает, между прочим, что ты совсем замкнулся в себе.

Леонардо зарычал.

   — Я писал тебе из Романьи, — продолжал Никколо. — Но ты ни разу мне не ответил.

   — Я болел, Никко. Был чем-то вроде сомнамбулы. Помнишь, как болел Сандро? Немного похоже.

   — Я не ребёнок, Леонардо. Ты можешь говорить со мной прямо, как с Сандро. — Тем не менее Никколо как будто удовлетворился этим объяснением. Он снова взглянул на застывающую на столе массу и непререкаемым тоном изрёк:

   — Меланхолия. Но не чистая.

   — Нет, Никколо, — возразил Сандро, — всё не так, как ты думаешь. Он не вызывал демонов, но он болен — даже сейчас.

   — Да я здоровее вас! — отозвался Леонардо, приводя себя в порядок.

Сандро лишь дипломатично кивнул и попросил Никколо позвать Смеральду. Оказалось, что она поблизости — подслушивает под дверью.

   — Эту комнату надо вымыть, — сказал ей Сандро. — Сейчас же.

Смеральда перекрестилась.

   — Не скажу, чтобы мне это нравилось, — заявила она и удалилась в раздражении.

Леонардо увидел, что Никколо таскает кусочки капусты и варёного мяса с принесённого Смеральдой подноса, и вдруг сам почувствовал, как он голоден. Но, точь-в-точь как у пьяницы, приходящего в себя после загула, голова у него болела, во рту было сухо и вязко. Всё же он начал есть — сперва капусту, затем даже пару кусков мяса, а Сандро между тем уговаривал его есть помедленнее, не то он разболеется. Леонардо глотнул вина и сказал:

   — Я должен найти Джиневру и рассказать ей новости. И пока я этого не сделаю...

   — Позволь мне пойти с тобой, — настойчиво попросил Никколо.

   — Как я ни рад тебя видеть, не знаю, могу ли я уже взять на себя ответственность...

   — Мы оба пойдём с тобой, — перебил его Сандро, — но не сегодня, не этим вечером. Завтра, когда ты окрепнешь.

Леонардо уступил; его вдруг охватила усталость, в голове стало пусто, а на душе — легко: обвинения наконец-то сняты. Он уснул, и покуда он спал, Сандро и Никколо убрали органические остатки его опытов. Только тогда явилась Смеральда, вымыла полы, сменила постельное бельё и привела студию в надлежащий вид.

Но когда Леонардо проснулся и принял горячую ванну — а он не мылся по-настоящему несколько недель, — он настоял на том, чтобы выйти на узкие, переполненные народом улицы. Сандро и Никколо ничего не оставалось, кроме как пойти с ним, потому что Леонардо был переполнен энергией; он будто копил её все эти два месяца — и теперь она разом выплеснулась наружу.

   — Куда мы идём? — спросил Никколо, стараясь поспеть за мастером, одетым весьма и весьма щегольски: veste togata[93] с cappucio[94], переброшенным через плечо, красно-синие туфли и тех же цветов берет.