Поев, калиф обратился к Леонардо:

   — Твои рисунки очень красивы.

   — Благодарю, о владыка, которому подчинено всё.

Раб поднёс калифу воду и полотенце, другой — записную книжку Леонардо.

   — И что же значат эти рисунки? — Он указал на набросок аппарата для плавания под водой: мешок, закрывающий рот, с трубками для вдоха и выдоха, что ведут к плавучей платформе. Леонардо придумал также несколько приспособлений для отрывания досок обшивки — чтобы топить корабли из-под воды.

Он объяснил калифу, в чём суть этого устройства, и тот кивнул:

   — Да, маэстро Леонардо, именно так я и стану их использовать. Сколько времени потребуется тебе, чтобы построить то, что ты изобрёл?

   — Не знаю, о повелитель. Мне потребуются инструменты, деньги, кузнецы и...

Калиф нетерпеливо взмахнул рукой:

   — Сколько времени?

   — Потом мне надо испытать созданное.

Калиф усмехнулся.

   — Тебе представится возможность сделать это, маэстро. Ты испытаешь своё изобретение на кораблях посла. Их четыре. Недели тебе хватит?

   — Повелитель...

   — Ты должен потопить корабли, и произойти это должно словно по волшебству. На плаву должен остаться лишь один — чтобы их правитель мог узнать, чему они были свидетелями.

Калиф дал знак придворным удалиться, и все встали. Он заговорил по-итальянски:

   — А если ты потерпишь неудачу, маэстро, тебе и твоим друзьям лучше было бы остаться... на дне морском. Полагаю, это честная сделка?

   — Ты сможешь сделать всё за неделю? — спросил Куан, когда они вышли из покоев калифа.

   — Это возможно — с надлежащей помощью и инструментами.

   — Ты получишь всё, что тебе надобно.

   — Тогда я начну немедленно. Но скажи...

   — Что? — Куан подал знак Зороастро и остальным поотстать. Стражники-мамлюки поколебались, потом всё же сделали как им было велено.

   — Никколо на самом деле мёртв?

   — Если калиф сказал тебе, что он мёртв, — он мёртв. Будь слова калифа неправдой, он позаботился бы о том, чтоб они стали правдой. Никогда не сомневайся в словах калифа, даже мысленно.

   — Я считал тебя независимым мыслителем, — сердито сказал Леонардо.

Куан кивнул с улыбкой:

   — О да, Леонардо, это же весьма важно для тебя.

   — А Айше? С ней всё в порядке? Её выкупили?..

Куан покачал головой.

   — Это дела государственные, маэстро. Не думаю, чтобы калиф удостоил тебя такой близости.

   — Но как может служанка Деватдара быть...

   — Она то, что ты назвал бы независимым мыслителем. — Ирония Куана не ускользнула от Леонардо. Даже полагая, что их некому услышать, китаец понизил голос. — Прекрасная Айше всегда делала то, что ей нравилось, но в нашем мире, как и в вашем, для женщины этого достичь нелегко. Поэтому она использовала Деватдара, чтобы получить доступ к... знаниям.

   — А Деватдар? — Леонардо понял намёк и говорил тихо.

   — Что — Деватдар?

   — Он любит её?

   — Она пробуждает страсть у всех мужчин, — сказал Куан. — Лишь ты, кажется, избег её чар.

   — А калиф?

Не ответив, Куан остановился перед большой массивной дверью в покои Леонардо, чтобы подождать остальных.

   — Скажи страже, что тебе нужно, ты получишь всё. Недостатка ни в чём не будет.

   — Прошу тебя, погоди минутку. У меня ещё много вопросов.

   — Не сомневаюсь, маэстро; возможно, со временем на них ответят — но прямо сейчас я советовал бы тебе заняться заказом калифа.

   — Мне нужна студия, инструменты...

   — Скажи стражам, они хорошо говорят по-латыни. — Куан поклонился и исчез за поворотом коридора.

Леонардо и его товарищей ввели в покои. Леонардо немедленно высказал седовласому стражнику свои пожелания. Мамлюк действительно говорил по-латыни куда более бегло, чем сам Леонардо.

Потом Леонардо запёрся у себя; сидя на ложе, сжав голову руками и чувствуя на щеках едкие, как пот, слёзы, он пытался уйти в безжизненную пустоту механики и математических расчётов. Холодная мысль несла утешительное оцепенение, подобное неземной радости — радости освобождённого духа, радости мёртвых и проклятых.

Отмщения за Никколо не будет.

Только механика и бесконечная пустота.

В середине ночи, когда друзья Леонардо и рабы (их дали ему столько, сколько было необходимо; дали и bottega, где он работал) давно спали, Куан нанёс ему визит. Он пришёл один. Леонардо научил кузнецов и стеклодувов, как сделать большие водяные лампы его изобретения, и bottega купалась в ярком ровном свете.

   — Вижу, ты не даром тратишь отпущенное время, — заметил Куан.

Леонардо и вправду трудился ожесточённо, и вся bottega была завалена оборудованием. В центре комнаты он разложил длинные трубки, прикреплённые к плотику: на одном конце были отверстия для воздуха, на другом — винный мех, который прикреплялся ко рту ныряльщика. Длинный стол рядом с аппаратом усеивали наброски, пустая бутыль из-под вина, какой-то недоеденный и уже потемневший плод; там же лежала кожаная маска с выпуклыми стеклянными линзами.

Куан взял маску.

   — Что это?

   — Это позволяет видеть под водой.

   — Я могу видеть и сейчас.

   — Но смутно, — сказал Леонардо. Он говорил тихо: на тюфяке спал Зороастро. Он был хорошим работником и куда более одарённым механиком, чем другие спутники Леонардо.

Помолчав, Леонардо спросил:

   — Не желаешь ли испытать маску?

Похоже, предложение застало Куана врасплох, потому что он рассмеялся и сказал:

   — Как, ночью?

Леонардо пожал плечами, словно подзадоривая его.

   — Отчего бы и нет, — сказал Куан. — А это что? — Он указал на аппарат, лежавший у двери.

   — Это позволит тебе дышать под водой. — И Леонардо показал ему клапаны в нижней части маски, соединённые с трубками вдоха и выдоха.

Пока Леонардо собирал снаряжение, Куан предложил:

   — Можно позвать на помощь рабов.

   — В этом нет нужды, — ответил Леонардо, взваливая на плечо дыхательные трубки. Но, выйдя из комнаты в темноту коридоров, услышав, как Куан велит мамлюкам, сторожившим Леонардо, остаться в bottega, Леонардо ощутил, что скорбь его по Никколо вернулась с новой силой.

   — Похоже, ты хорошо использовал своё «заточение», — заметил Куан, словно насмехаясь над Леонардо.

   — О чём ты?

   — Ты ведь работаешь день и ночь — так я, во всяком случае, понял.

   — Калиф требует невозможного.

   — Вполне вероятно, — согласился Куан, — но ведь это твой обычный распорядок, разве нет?

   — Не совсем.

   — Но ведь ты там в своей стихии — в bottega, под стражей. Ты взволновался, лишь когда мы ушли оттуда.