— Что ты думаешь об этом плане?

   — Безрассудство, — сказал Деватдар. — Неужели ты бросишь на кон всю свою армию, положившись на нескольких ребятишек, летающих в его машинах? А если они потерпят поражение, что, на мой взгляд, неминуемо, Леонардо тотчас осадит замок и вынудит нас ворваться в турецкий лагерь. Насколько я могу судить по своему опыту, осады длятся месяцами, но наш блистательный флорентиец конечно же будет уверять, что способен взять этот укреплённый замок за одну ночь.

Леонардо уже хотел ответить ему, когда калиф обратился к Куану:

   — А ты, мой советник, согласен ли с моим Деватдаром?

   — Да, — ответил Куан. — Разум велит мне согласиться с нашим проницательным советником, но сердце моё влечёт к замыслу Леонардо. Он настолько дерзок, что в один день может завершить войну. Если б такой план увенчался успехом, тебя прославляли бы многие столетия. Он показал бы всем твою силу, ибо какая страна осмелилась бы тогда пойти против тебя? Правителя, что летает по воздуху и за один день обращает своих врагов в бегство.

   — Ты что же, сомневаешься в том, что моё имя будут славить и без Леонардова плана?

Куан склонил голову:

   — Конечно же нет, повелитель.

Калиф усмехнулся.

   — Если план провалится, Куан, готов ли ты умереть вместе со своими гвардейцами?

   — Я всегда готов умереть... за тебя, повелитель.

   — Ты не ответил на мой вопрос.

   — Нет, Правитель Миров.

   — Готов ли ты позаботиться о том, чтобы Леонардо постигла та же участь, что и моих солдат, если он потерпит поражение?

Куан быстро глянул на Леонардо.

   — Если будет на то твоя воля, повелитель.

   — Ну как, нашёл ты нужные слова? — обратился калиф к имаму.

   — Аллах воплотил твою мечту в сон. Следуй сну.

   — Это не ответ! — гневно сказал Кайит Бей.

   — Это всё, что даёт нам Аллах. — И имам беззубо улыбнулся Леонардо.

Отряд из тысячи лучших Куановых солдат покинул лагерь тайно, насколько это возможно для движущегося войска; ещё до заката они начали уходить из лагеря группами по сорок человек. Куан научил своих людей передвигаться так, словно они были невидимы и невесомы. Они оделись в чёрное в преддверии наступающей ночи и вымазали себе лица грязью, и Леонардо чуял, как сквозь запах земли, взятой на поле боя, пробивается запах крови — словно эти солдаты дышали самой смертью.

Небо посерело, и сам воздух казался голубоватым, особенно в отдалении; очень скоро небо станет тёмно-синим, затем — непроглядно чёрным. Им нужно было вскарабкаться на крутые утёсы и скальные карнизы, чтобы занять свои позиции прежде, чем совершенно стемнеет. Они воспользовались крутыми ступенями, вырубленными в скалах на дальней, западной стороне гор; но ступени от времени изрядно искрошились. Когда-то череда ступеней обвивала утёсы, и крестьяне доходили по ним до самого замка; но большинство каменных переходов и подъёмов было разрушено турками, которым не было нужды облегчать крестьянам дорогу в замок.

Отряд Куана расположился неподалёку от южной стороны замка и ждал.

Над ними нависала скала и венчавший её замок; прозрачный свет лился с крепостных валов, и усыпанное звёздами небо было ясным, как в холодную зимнюю ночь. К западу лежали ущелья, реки, поросшие лесами горы, но сейчас всё это погрузилось во тьму — ни контура, ни блика. Ниже, в лагере турков, горело десять тысяч костров.

Кромешная темнота вовсе не было кромешной: света было довольно, чтобы видеть друг друга; и так медленно текли часы.

Сама земля уснула — отзвуки бесновавшихся вдалеке землетрясений наконец-то стихли.

   — Тебе не следовало быть здесь, — сказал Леонардо, обращаясь к Сандро. Он сидел на камне между двумя пушками и в подзорную трубу разглядывал турецкий лагерь. Огонь его пушек в состоянии был накрыть лишь часть лагеря; не будь утёсы столь крутыми, пушки Леонардо можно было поставить так, чтобы их огнём уничтожить весь лагерь Мехмеда. Его снаряды могли бы превратить турецкие порядки в гигантский костёр. Часть пушек была направлена на замок, который был расположен ненамного выше их позиции. Замок будет гореть. «Боже милосердный, только бы Никколо остался цел...

Боже милосердный, только бы он был там...»

   — А ты хочешь, чтобы я всё время оставался с женщинами? — спросил Сандро.

   — Они не так далеко, и ты легко мог бы туда добраться.

   — Их охраняют более чем надёжно, уверяю тебя. Да и какое тебе дело до меня?

Леонардо вместо ответа пожал плечами.

   — Ты не с отрядом. Собираешься остаться при пушках?

   — Нет, — сказал Леонардо, — я войду в замок с Куаном.

   — И Америго?

   — Он с телохранителями калифа.

Сандро явно удивился.

   — Я полагал, что он будет с Куаном.

   — Думаю, Куан заботится о его безопасности, — сказал Леонардо. — Под охраной телохранителей Америго ничто не грозит.

   — Америго как-то хвалился мне, что любовники, дерущиеся бок о бок — лучшие бойцы, — задумчиво проговорил Сандро. — Что-то тут не так.

   — По-моему, ты слишком много беспокоишься по пустякам.

   — Возможно, — согласился Сандро. — Наше соглашение остаётся в силе?

   — Только если я разыщу Никколо.

   — А если он мёртв, Леонардо, — неужели ты останешься в этом языческом краю?

   — Не так давно ты, кажется, был в восторге от поучений Аллаха, Пузырёк.

   — Я заблуждался. Мадонна позвала меня домой.

   — В самом деле? — переспросил Леонардо. — Мадонна?

   — Во сне, что был реален, как всё это, — Сандро плавным жестом обвёл темноту, — она села рядом со мной, спящим, и я проснулся... во сне. Она совсем не такая, какой мы воображали её, Леонардо. Она... — Сандро замолчал, словно и так уже слишком много сказал о внешности Мадонны. — Она спросила меня, хочу ли я по-прежнему стать вероотступником, и сказала, что моя судьба — во Флоренции. Она сказала, что её священник отыщет меня и наставит, как исполнить её волю.

   — Я мало верю в сны, — сказал Леонардо. — Похоже, у вас с калифом есть кое-что общее. Он тоже позволяет снам управлять своей жизнью.

   — А тебе, Леонардо, никогда не снились сны? Разве не видел ты Тисту, не слышал, как он призывал тебя бежать из пламени в спальне бедной Джиневры?

Леонардо ничего не ответил. Но Куан, который явно подслушивал их разговор, выступил из темноты и сказал:

   — Все вы, флорентийцы, склонны видеть сны и грёзы. Даже мой Америго.

Удивясь и насторожась, Леонардо спросил его, что с Америго.

   — Он был опечален, что не смог обнять тебя, Леонардо, — сказал Куан.

   — Как и я, — отозвался Леонардо. — Я искал его, но... — Леонардо пожал плечами, давая понять, что у него было немного времени на поиски и что он так и не сумел найти Америго.

   — Он просил меня передать тебе вот это, — сказал Куан, улыбаясь, что случалось с ним редко, и крепко поцеловал Леонардо в губы. — Америго рассказал мне о вашем плане. — Когда ни Леонардо, ни Сандро не отозвались на это ни словом, Куан продолжил: — Я знаю, что вы замыслили побег.

   — Он дал мне торжественную клятву, — прошептал Сандро, точно это он сам выдал их секрет.

Леонардо похолодел от страха, точно ледяной ручеёк пробежал по его спине. Так, значит, Америго стал их погибелью... Однако Куан не стал бы сейчас говорить им об этом, если только не...

   — А, — сказал Куан, — вы думаете, что я выдам вас?

   — Чего ты хочешь? — спросил Леонардо. — Ты не ждал бы так долго... не позволил бы нам так долго оставаться в живых, если бы не хотел что-то получить взамен.

   — Ты прав, Леонардо, — сказал Куан, — но ты стал чересчур циничен. — Он протянул Леонардо письмо, и тот на ощупь ощутил шелковистость восковой печати. — На этом письме печать калифа. Оно обеспечит вам свободный проход через любые наши войска, любые владения калифа.

   — И калиф подписал это? — потрясённо спросил Леонардо.

   — Я подписал за него, — сказал Куан. — Вы также будете в безопасности на землях Турка. — Он поглядел на Сандро. — Не так ли?