Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Ханох воздел руки и не ответил ни слова.

Я сказал: «Помнишь, я уже говорил тебе однажды, что у тебя нет силы воображения. Будь она у тебя, ты бы сейчас знал, где находишься. Поэтому я задам тебе более простой вопрос, который не требует силы воображения. Скажи мне, какой мир лучше, — тот, из которого ты вышел, или тот, в который ты вошел? Или они оба одинаково плохи, особенно для того, кто покинул один мир и не вошел в другой? Кстати, ты бы мог, если хочешь, произнести кадиш для вознесения своей души. Почему ты не отвечаешь? Ты боишься раввина, который запретил твоему сыну говорить кадиш по отцу, а твоей жене запретил по тебе скорбеть? Но можно ли верить этому раввину? Разве он правильно поступил, например, с рабби Хаимом? Почему ты не отвечаешь? Ты спишь? Если так, то, боюсь, с тобой опять случится то, что один раз уже случилось».

Да, Ханох спал. И лошадь его спала. Только колокольчик на ее шее тихонько позванивал в тишине. Холод уже сковывал мои члены, и глаза мои начали слипаться от усталости. Я махнул рукой и побрел в гостиницу. Но перед тем, как распрощаться с ними, напомнил им про возчика, который именно на этом месте поскользнулся и упал в реку, и попросил поберечься, чтобы с ними не случилось то же самое.

Я напомнил им об этом, чтобы сердце мое потом не упрекало меня в том, что я оставил их на волю судьбы, не предупредив об опасности. Однако я вполне вправе был бы уже и сейчас сказать, что в том, что случилось с Ханохом, не было моей вины, и конец его это подтвердил воочию. Но не буду забегать вперед. Лучше вернусь к своему рассказу, а когда придет надлежащее время, оно само откроет мою правоту.

Глава сороковая

Соучастники

Оказывается, в тот вечер, который я провел у Йерухама и Рахели, в гостиницу приходила женщина и спрашивала меня. Если вас это интересует, то была вдова покойного рабби Якова-Моше, благословенной памяти, сына покойного рабби Авраама, благословенной памяти. А если вас интересует, кто этот рабби Авраам, то скажу лишь, что в свое время он был украшением нашего города: сын ученого и сам ученый, сын богача и сам богач, по линии отца и по линии тестя — знатный потомок гаонов, великих в Торе и в мудрости, и сам гаон, написавший книгу «Руки Моисея»[190], которая была прочтена во всех общинах рассеяния и удостоилась множества комментариев. Есть даже места, где ее изучают в специальных группах и блюдут ее язык, как язык первых толкователей. Так что если вам доводилось слышать, что в Шибуше есть богатые люди, то знайте, что рабби Авраам был богатейшим среди них. А если вам доводилось слышать, что в Шибуше есть знатоки Торы, то знайте, что рабби Авраам был одним из них. Что же касается знатности, то такого знатного, как он, в Шибуше вообще больше не было. Как-то раз сидели мы в клойзе вместе с внуком рабби Авраама и разговаривали о великих людях Израиля. И зашла у нас речь о знаменитом в поколении гаоне, у которого была та же фамилия, что у рабби Авраама. Я сказал этому внуку: «Наверно, он ваш родственник». Но он только махнул рукой: «Нет, он нам не родственник». И по тому, как он махнул рукой, понятно было, что я уронил честь его семьи, приписав ему в родственники гаона, который не имел той знатности, что рабби Авраам.

Точно так же, как рабби Авраама женили на дочери раввина и гаона, так он сам женил своих сыновей на дочерях гаонов того поколения, а те, в свою очередь, поступали точно так же со своими сыновьями. Помню, как-то раз во время «трех дней ограничения»[191], как раз накануне свадьбы одного из внуков рабби Авраама, в Шибуш приехали все родственники невесты. И когда все эти раввины отправились из города в лес, в память о заповеди «Быть готовыми к третьему дню», и стояли там, опершись о деревья, а деревья эти были в цвету, и они читали из Галахи и Агады, мы все подумали: «Это тот самый лес, который встретил наших предков, когда они впервые пришли в Польшу, и на каждом дереве „вырезан был трактат из трактатов Талмуда“»[192].

Один раз я видел рабби Авраама. Я тогда поднялся рано утром, чтобы идти в школу, и по дороге увидел старика, красивого и лицом, и статью, в сатиновом одеянии, который поднимался по ступеням Дома молитв с сумкой для талита и тфилин в руке. Мне показалось, что он так и родился вместе с этой бархатной сумкой для тфилин и талита. А еще один раз я видел его у него дома. Было так: он и мой отец сидели рядом на праздничной трапезе, и мой отец сказал что-то из Торы, а рабби Авраам возразил ему. Отец зашел в Дом молитв, порылся там и нашел в книге «Руки Моисея» свидетельство своим словам. Он тут же послал меня к рабби Аврааму, и я нашел того в большой комнате, разрисованной красивыми картинами и увешанной зеркалами по всем стенам, кроме одной, на которой вместо зеркала был квадрат размером локоть на локоть, незарисованный и ничем не украшенный. Рабби Авраам спросил меня: «Кто ты, сын мой?» — и я ответил: «Я сын того человека, который возражал рабби Аврааму. Пусть господин посмотрит в книгу „Руки Моисея“, что у меня в руках, и увидит, правильны ли слова моего отца». Он посмотрел в нее две-три секунды и сказал: «Твой отец был прав». Я воспарил духом. Мое лицо смотрело на меня из каждого зеркала, и я видел множество похожих на меня детей.

Рабби Яков-Моше, сын рабби Авраама, дружил с моим отцом, они симпатизировали друг другу и рассказывали друг другу все, что узнавали нового для себя в Торе, а по субботам посылали друг к другу своих сыновей проверить у них уроки. Он и после смерти не расстался с отцом и перед тем, как умер в дни войны, назначил его опекуном своих сирот. Сейчас, когда я услышал, что его вдова приходила спрашивать обо мне, я вспомнил ее знатных предков и ощутил стыд, что такая почтенная женщина дала себе труд прийти ко мне. Я тотчас закутался в пальто и отправился к ней.

Дом ее был в развалинах, и крыша с него давно слетела. Человек, с которого слетела голова, уже не жилец — и дом то же самое. Даже тот первый этаж, что сохранился, этакое основание бывшего тела, где когда-то была большая лавка, кормившая несколько семей, теперь, не поймешь, то ли еще существовал, то ли тоже был разрушен. Тем не менее Сара как-то втиснулась туда, и не только она, но и все четыре ее невестки, вдовы братьев ее мужа. Некоторые из этих братьев погибли на войне, другие умерли от голода.

Сара удивилась, увидев меня. Я бывал у них дома ребенком, а сейчас достиг уже возраста ее покойного мужа. Много лет прошло с того времени, и, если бы они прошли благополучно, она улыбнулась бы мне и сегодня, как улыбалась тогда, но, поскольку они прошли далеко не безоблачно, она лишь ласково посмотрела на меня и тяжело вздохнула. Потом взяла стул и поставила передо мной. Я сидел перед ней и молчал, и она тоже сидела и молчала. Я хотел было спросить о ее детях, но прикусил язык: а может, и они, не дай Бог, умерли. С того дня, как на нас навалилась эта война, уже не знаешь, жив ли еще твой друг, а если жив, то можно ли это назвать жизнью. Прошли те славные годы, когда можно было спросить о человеке и тебе рассказывали, что у него в доме свадьба, или обрезание, или празднуют бар мицву, или зять строит себе третий этаж. Справедлив Ты, Господь, и суды Твои праведны. Только Ты знаешь: те страдания, что Ты послал на Израиль, — к добру они или не к добру?

Пока мы сидели, в комнату одна за другой вошли четыре женщины — четыре Сарины невестки, оставшиеся вдовами. Многих еврейских женщин война сделала такими. Мне вспомнился стих Иеремии: «Он стал, как вдова»[193]. Когда пророк Иеремия увидел разрушение Первого храма, он написал Книгу Плача, и душа его не успокоилась во всех этих плачах, пока он не уподобил народ Израиля вдове, написав: «Стал, как вдова» — не настоящая вдова, а как женщина, у которой, к примеру, муж ушел в море, но намерен к ней вернуться. Но когда мы приходим оплакивать это последнее разрушение, мы не успеваем сказать «как вдова», мы говорим просто «вдова», настоящая вдова, без сравнительного слова.

вернуться

190

Как рассказывает Книга Исход (17:11), во время битвы с амалекитянами евреи побеждали, когда Моисей поднимал руки, и уступали врагу, когда он их опускал, поэтому «поднятые руки Моисея» стали символом силы и победы над врагом.

вернуться

191

…во время «трех дней ограничения»… — Последние три дня перед праздником дарования Торы (Шавуот), когда евреям рекомендуется воздерживаться от пустых разговоров и больше времени уделять изучению Торы.

вернуться

192

…это тот самый лес, который встретил наших предков… — Тут Агнон в очередной раз отсылает читателя к своим собственным произведениям, в данном случае — к рассказу «Древности», последняя (4-я) редакция которого начинается словами: «Эта история — предание от наших праотцев, взошедших в Польшу… Остановились они на путях своих, гадая о стезях вечных: где тот путь, по которому им идти, чтобы найти покой душе своей? Тут упала записка с неба: идите в Польшу». И далее: «Всевышний послал им благословение и благословил их в этой стране… И было: будучи в этой стране, нашли они лес, растящий деревья, и на каждом дереве вырезано по трактату из трактатов Талмуда… И сказали они друг другу: вот, пришли мы в страну, в которой жили наши праотцы издревле. Не потому ли нарекли ей имя „Полин“?» (это название объясняет в другой легенде, по которой еврейское название Польши «Полин» состоит из слов «По» и «лин», что в переводе означает «тут отдохни»).

вернуться

193

Плач Иеремии, 1:1.

61
{"b":"596252","o":1}