Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

От этих воспоминаний сам дом словно бы ширится, и мебель в нем меняет свой вид, словно на нее ложится отблеск тех прежних дней. Уже много лет эти девочки не чувствовали себя так уверенно и спокойно, много лет уже не слышали они таких приятных рассказов. А он, рассказывая, снова возвращался к своим размышлениям: «Ну вот, теперь я состоятелен, у меня надежный доход, но у меня все равно нет возможности дать приданое всем этим девочкам, ведь у меня самого растут дочери первой жены от ее первого мужа, и на мне лежит обязанность выдать их замуж». И у него снова начинается спор с самим собой: «Неужто же я, который когда-то способен был продумать, как должен поступить рабби Хаим, не могу теперь продумать, как должен поступить я сам?!» Доел он остаток чолнта, благословил, как положено, Создателя, встал и распрощался. А когда вернулся домой, его снова потянуло в дом рабби Хаима. Но теперь уже он стал размышлять не о его дочерях, а о себе самом — что, вот, он живет без жены, и, можно сказать, всю жизнь жил без жены, и хотя был женат и имеет детей от того брака, но женился-то все-таки только ради дома и лавки, которые были у его первой жены, а теперь, поскольку она умерла, не пора ли ему самому подыскать себе пару? Легко сказать, да как сделать? Ведь та, которая у него на примете, моложе его на двадцать лет и даже больше, а кроме того, дочь самого рабби Хаима. Правда, за прошедшие годы мир изменился, высшие сошли вниз, а низшие поднялись на верха, но не по справедливости, нет, не по справедливости спустились те и поднялись эти. Это война сделала бедность красивой а богатство — уродливым. Когда б он мог, он украсил бы всех дочерей рабби Хаима золотом, что уж говорить о старшей, которая созрела и уже на выданье?! Но если он просто даст ей на приданое из своих денег, то этим он ограбит сыновей и дочерей, которых его покойная жена оставила ему от первого мужа, и тех, которых она родила ему. А кроме того, где ей найти такого, кто мог бы стать мужем дочери рабби Хаима? Но кажется, есть выход из всей этой путаницы. Какой же выход? Он должен не в прислуги ее взять, а жениться на ней, тогда он освободит ее от всякой заботы о приданом.

А что думала девушка? В ней было что-то от отца, который во всем полагался на Нафтали-Цви, своего верного слугу. Придя к ним в следующий раз, он сказал ей: «Ты знаешь, зачем я пришел. И если знаешь — пожалуйста, не торопись с ответом. Я пробуду здесь два-три дня. Посоветуйся за это время со своей матерью и своим сердцем, а потом дай мне ясный ответ. А сейчас я попрощаюсь с тобой и пойду по своим делам».

Вернувшись, он не стал повторять своих слов, и она тоже ничего ему не сказала. Но когда вошла ее мать, он встал и обратился к ней со словами: «Я сказал твоей дочери то-то и то-то». Мать спросила девушку: «И что ты ему ответила?» Та опустила голову: «Я не знаю, что ответить». Мать посмотрела на нее сурово: «Вчера знала, а сегодня забыла?» Дочь сказала: «Я не забыла». Мать сказала: «Тогда ответь нашему гостю, иначе я отвечу вместо тебя». Девушка повернулась к Нафтали-Цви: «Я сама отвечаю ему сейчас». Мать поднялась и позвала остальных своих дочерей со словами: «Идите и скажите своей сестре: желаем счастья». И они устроили хупу, и она пошла за него. Но поскольку она была девушкой слабой и нежной, то попросила одну из своих сестер пожить с ней, чтобы помочь ей на первых порах.

Я не видел старших дочерей рабби Хаима, только младшую, которая все еще жила с матерью, потому что она время от времени приходила к отцу постирать его рубашку. Самая старшая, как я уже сказал, жила со своим мужем, с этим Нафтали-Цви, и второй сестрой далеко от Шибуша, а третья сбежала из дома неизвестно куда — то ли в Россию, то ли в коммуну. Эта младшая, Ципора, была молчальница. Когда я ее спрашивал о чем-нибудь, она смотрела на меня с испугом, как будто хотела попросить, чтобы ее не обижали. Но со временем она попривыкла и даже здоровалась со мной на святом языке, хотя ничего, кроме «шалом», не могла сказать. И я не думаю, что она умела читать. Я хотел было намекнуть рабби Хаиму, чтобы он научил ее чтению, но передумал. Если он сам ничему уже не учится, будет ли он учить свою дочь?

Глава тридцать четвертая

О молитвенных домах нашего города

Но вернусь в наш старый Дом учения. У нас стало уже обыкновением, что собирается миньян и мы произносим общественную молитву. В последнее же время к нам присоединились еще и несколько лавочников — они приходят на утреннюю молитву, шахарит, чтобы погреться перед тем, как пойти в свою лавку. Дошло до того, что у нас образовалось три миньяна. А со временем стали приходить даже хасиды.

Тут я должен сделать отступление и рассказать о наших шибушских хасидах[159] и об их синагогах и молитвенных домах в нашем городе, о тех штиблех, шулихлех, клойзн и клойзлен[160], которые в нем были до войны.

Вначале все наши здешние общины, пришедшие из Германии, Польши, Литвы, Богемиии и Моравии, молились по канону Ашкеназ[161], полученному от своих отцов, которые получили его от своих отцов, направлявших таким манером свои молитвы к тем вратам, через которые душа уходит на небеса. И так же, как все они молились по одному обряду, так и мелодии молитв у всех были одинаковы — часть из них была дана нам всем еще на Синае, а другую часть они получили от святых мучеников Ашкеназа, то бишь Германии, во времена Крестовых походов, ибо, когда враги зажигали под этими мучениками костер и они восходили с пламенем в небеса, их души, взволнованные предстоящим вознесением к Богу, в восторге пели молитвы и прославления, музыка и слова которых были исполнены благодарности. Они не знали, что душа их поет, но ее голос лился сам по себе, и эта мелодия запечатлевалась в молитве. А потом пришли первые канторы и положили слова на эти мелодии, так что и по сию пору всякий молящийся, если только он молится по-настоящему, может ощутить, что его голос звучит как бы сам собой, даже если он не способен петь. И где бы ни находился еврей, когда он произносил молитву — это была молитва всего Израиля. Сами Небеса сделали ее такой, ибо сказано: «Небеса проповедуют славу Божию, и о делах рук Его вещает твердь»[162], то бишь небосвод. А кто подразумевается под «делом рук Святого и Благословенного, как не Израиль, о котором свидетельствует сказанное в Писании: „Не он ли Отец твой, Который усвоил тебя, создал тебя и устроил тебя?“»[163]

Мудрые люди увидели это единение всех общин, но по ошибке решили, что оно означает приближение прихода Мессии, и потому открыли избранным секреты этой молитвы, ее цели, и значение, и комбинации, и значения всех комбинаций, чтобы те поусердствовали в молитвах своих и этим приблизили бы Избавление. Однако на самом деле Израилю того поколения не суждено еще было спастись, и эта ошибка лишь смутила сердца, ибо они приняли обещание Геулы[164] за саму Геулу, и нашлись даже такие в Израиле, которые решили, что Избавление уже пришло, и потому оставили обычай своих отцов и усвоили новые обычаи, особенно в обряде молитвы. Из-за этого смешались врата небесные, и в возникшей сумятице новые молитвы вошли в эти врата по своему назначению, и, когда бы не светлой памяти Бешт и его люди, кто знает, что могло бы, упаси Господь, случиться со всеми нами.

Бешт тоже изменил молитвенные обряды — ввел среди своих учеников вместо канона Ашкеназ канон Сфарад[165], обряд изгнанников из Испании, потомков колена Иегуды, поскольку увидел, что мы близки к Избавлению и царство дома Давида вот-вот вернется к своей былой славе. И, увидев это, постановил, чтобы все люди молились так, как молился Давид, мир с ним, то есть подобно слугам царя, всякие действия которых направляются словами царя.

вернуться

159

…рассказать о наших шибушских хасидах… — Хасид (см. также примеч. 18) — первоначально просто «добрый», «праведный»; позднее этот термин стал означать приверженцев хасидизма — религиозного течения в иудаизме, которое в первой половине XVIII в., после провала мессианского движения Шабтая Цви и казацких погромов при Богдане Хмельницком, за очень короткое время охватило еврейское население Речи Посполитой и прилегающих территорий. Хасидизм во многом основывается на каббале, которая трактуется как путь к нравственному совершенствованию и познанию судеб еврейского народа. Специфическими в хасидизме являются концепции «двекут» и «цадикизм». Термин «двекут» («прилепление») обозначает ощущение присутствия Бога в мире. Для хасидизма характерно большое количество мистических и экстатических элементов, выражающих стремление к этому «двекут», т. е. к тесной связи с Богом, которая может быть достигнута через выражение восторга, через песни и танцы. Поэтому хасидизм считает достижение веселья фундаментальным принципом религиозной практики. В результате хасидизм создал новую модель набожного еврея, в которой эмоции и религиозный восторг преобладали над логикой и ритуалами, а религиозная экзальтация над ученостью. Не случайно Бааль-Шем-Тов на первый план ставил не изучение Закона, а религиозное чувство и нравственную жизнь. Сущность религии не в уме, а в чувстве. Другой основоположник хасидизма, рабби Элимелех из Лежайска, выработал принцип «цадикизма», состоящий в том, что хасидский цадик (букв. «праведник»), он же ребе, посредничает между простым народом и Богом, и так как Бог посылает людям через него жизнь, детей и здоровье, то людям надлежит содержать цадика, предоставляя ему материальную поддержку, чтобы он мог посвятить себя общению с Богом. Место цадика, или ребе, передавалось по наследству по мужской линии, хотя на практике наследовали титул племянники, зятья, а то и верные ученики. Исторически течения хасидизма формировались как группы последователей того или иного цадика, получавшие свое название, как правило, по месту, где находилась его резиденция («двор»). С самого начала хасидизм не был однородным движением и состоял из различных групп, объединявшихся вокруг своих лидеров (цадиков, адморов или ребе), часто конкурировавших и враждовавших между собой.

вернуться

160

Штиблех, шулихлех, клойзн и клойзлен — уменьшительные и/или множественные формы слов «штибл», «шул» и «клойз» на языке идиш. Штибл (букв. «маленький дом») — молитвенное помещение у хасидов и некоторых ортодоксальных еврейских общин, много меньше синагоги, иногда просто частный дом или даже комната, выделенные для религиозных церемоний. Шул (букв. «школа») — название синагоги у ортодоксальных евреев. Клойз — помещение (обычно при синагоге), где изучают Талмуд и раввинистическую литературу; нередко также название хасидских молитвенных домов.

вернуться

161

Ашкеназ — в Средние века евреи называли Германию «Ашкеназ». Отсюда и общее название центрально- и восточноевропейских евреев — «ашкеназы», или «ашкеназские евреи». Когда ашкеназы из Германии мигрировали в страны Восточной Европы, они привезли с собой также и ашкеназский канон молитв и обрядностей. Позднее большинство евреев Восточной Европы отказались от ашкеназского канона в пользу хасидского (канон Сфарад), кроме евреев Литвы, где находился центр противников хасидизма и сохранился ашкеназский канон.

вернуться

162

Псалтирь, 18:2.

вернуться

163

Второзаконие, 32:6.

вернуться

164

Геула — окончательное освобождение и избавление, связанное с приходом Мессии.

вернуться

165

Канон Сфарад — В Средние века евреи называли Испанию «Сфарад» (отсюда пошло название «сефарды», или «сефардские евреи», позднее перенесенное на всех евреев Магриба и Ближнего Востока). Канон Сфарад — это молитвенный обряд, который еврейские изгнанники из Испании (1492 г.) принесли с собой в еврейские общины Западной Европы, Балкан, Магриба и Ближнего Востока и который позднее заимствовали у них также хасиды Восточной Европы.

51
{"b":"596252","o":1}