И вот сидит этот оплакивающий перед пятью достопочтенными вдовами из знатных семей, чьи мужья ушли и уже не вернутся. Ищет в душе, что им сказать, чем утешить, но, поскольку отнято у него сравнительное «как», не находит для них утешения.
Наконец Сара заговорила: «Пусть господин простит меня за то, что я его побеспокоила. На самом деле не нужно было ему трудиться приходить к нам, я бы пришла сама снова». Я склонил перед ней голову и сказал: «Напротив, для меня большая честь прийти сюда. Я вспоминаю этот дом, когда смотрел на него со смирением и думал: „Счастлив этот дом, где сосуществуют величие Торы и величие ее знатоков, и счастливы жильцы, которые исполняют Тору в богатстве своем“».
Одна из невесток сказала: «Из всего этого богатства не осталось ничего, кроме одной книги». Вторая добавила: «И эту книгу мы хотим теперь продать». Третья спросила: «Не поможет ли нам господин в этом деле?» А четвертая закончила: «Эта книга, „Руки Моисея“, досталась нам от нашего деда-гаона».
Я сказал: «Возможно ли, что от такого гаона остались какие-то рукописи и их до сих пор не напечатали?»
Сара пояснила: «Мы имеем в виду книгу „Руки Моисея“…»
Я заметил: «Но ведь эта книга уже печаталась несколько раз».
Одна из невесток сказала: «Книга печаталась, но рукопись находится у нас». А вторая добавила: «И она оказывает особое влияние на женщин во время родов. Я тоже спаслась с ее помощью, когда рожала своего сына, мир ему». И, упомянув своего сына, она залилась слезами, потому что сын ее погиб на войне — снаряд разорвал его на куски, и он не удостоился захоронения в еврейской могиле. Третья сказала: «Оставь, Сареле, оставь, ты уже столько наплакалась, не буди меру суда, не дай Бог». И тоже залилась слезами.
Четвертая сказала: «Я объясню господину. Дело вот в чем. У этой рукописи есть необыкновенное свойство. Если женщине, которая затрудняется родить, положить на бок эту книгу, она тут же рожает с легкостью. И скажу вам, что с того дня, как это свойство нашей книги стало известно, не было еще ни одной неудачи среди рожениц. Сделай одолжение, Сареле, принеси эту книгу».
Сареле встала, вышла в соседнюю комнату и вернулась с книгой — огромной, как трактат «Шабат» или «Бава батра»[194]. Она положила ее на стол передо мной и сказала: «Вот эта книга».
Комнату заполнил запах карболки и лекарств, поднявшийся от ветхого фолианта.
Я открыл книгу и стал листать. Шрифт был четкий и ясный, буквы красивые и разборчивые, какими писали наши предки сто лет назад, когда ценили каллиграфию, — каждая буква сверкала на бумаге, а сама бумага сверкала, как зеркало. Но мое удовольствие не было полным. Глаза мои радовались виду книги, но сердце в этой радости не участвовало. Я еще раз полистал страницы, посмотрел немного там и сям — слова были божественные, недаром эта книга была с восторгом встречена во всех странах рассеяния. И тем не менее я не почувствовал большего волнения, чем чувствует человек, который держит в руках обычную рукопись. Что-то подсказывало мне, что это не почерк автора.
Но если так, почему же эта рукопись спасает рожениц от боли?
Я еще раз с тоской полистал страницы, думая про себя, что ответить этим женщинам, которые ждали моих слов. И, листая так, дошел до места, где было написано: «Скопировано с собственного писания священной руки учителя нашего гаона служащим в святости Эльякимом, по прозвищу Гец». Я был в полном недоумении: неужели в руке простого служителя оказалось столько силы, что через нее приходит спасение и милосердие? Но как бы то ни было, я не знал, что с ней делать. Книга печаталась несколько раз, она есть у многих, и, даже если бы это была рукопись самого автора, непонятно, кто захочет ее купить.
Но тут мне вдруг пришла в голову некая хитрая мысль. Я сказал: «Вы меня удивляете, дорогие женщины, — наш город удостоился такой книги, а вы хотите отдать ее другим. Что же будет с теми здешними женщинами, которым она потребуется?»
Они разом вздохнули: «Если б в ней нуждались в нашем городе, мы бы не продали ее ни за какие деньги».
Я сказал: «Что значит — если бы нуждались? А что, разве в нашем городе женщины подобны диким животным и не нуждаются в средствах для облегчения родов? Завтра у вас попросят эту книгу, и что вы скажете? Что вы ее продали? Так ведь вам скажут: „Для чего вы делаете такое дело?“ — как сказал фараон повивальным бабкам[195]. Но фараон это сказал потому, что повивальные бабки оставляли детей в живых, а вы… но не буду открывать рот дьяволу. В общем, если хотите послушать моего совета, то не продавайте эту книгу, даже если вам дадут за нее все деньги и золото мира».
Сказала одна из них: «Фараон велел умерщвлять только сыновей, а наши здешние женщины не хотят рожать и девочек. Видел ли господин со дня своего приезда сюда хоть одну качающуюся колыбель?»
Я сказал: «Не вдовец народ Израиля. Я сам подписал недавно ктубу[196] дочери хозяина гостиницы. Вы ведь знаете Рахель, его младшую дочь, которая пошла под хупу с кудрявым парнем по имени Йерухам Хофши?»
Тяжело было мне видеть их огорчение. В доме нечего есть, и вся их надежда была на деньги, которые они выручат за эту книгу, а я им рассказываю о какой-то дочери хозяина гостиницы, которая вышла замуж за какого-то кудрявого парня.
Я сказал: «Дорогие женщины, кто открыл вам, что эта рукопись имеет такую силу, о которой вы говорили?»
Одна из них сказала: «Наш дед, праведник, когда к нему приходили женщины просить помощи, отправлял их прочь, указывая им на дверь мундштуком своей трубки, и говорил при этом: „Вы идолопоклонницы, прости Господи. Вы должны просить помощи у Святого и Благословенного, а вы поднимаете глаза на смертного. Если вам нужна помощь, просите у Него, у Благословенного, и Он вам поможет“. Но как-то раз он сел писать свою книгу, и тут пришла женщина с криком: „Рабби, рабби, спаси, моя дочь уже три дня не может разродиться!“ Охватила его жалость, и он сказал: „Те новые толкования, которые я записал сегодня в своей книге, помогут ей, твоей дочери, родить спокойно“. И как только он это сказал, она родила мальчика».
Я сказал: «Да, все то время, пока сей праведник был жив, живая Тора в его устах несла спасение. Но как знать, происходит ли такое и после его смерти?»
Одна из невесток молвила: «Но разве господина не учили, что великие праведники после смерти становятся еще более великими, чем при жизни? Сареле, Сареле, расскажи господину, как было дело с твоим мужем!»
Сара вздохнула: «Когда мой муж, мир ему, приходил на свет, родовые муки моей свекрови были так тяжелы, что они все почти отчаялись. А ее отца, праведника, тогда уже не было на свете. И они пошли помолиться на его могилу, но не нашли ее, потому что в ту неделю пошел большой снег и засыпал все кладбище до верха памятников. Этот праведник сам помог нескольким роженицам, а теперь, когда его дочь оказалась в большой беде, он спрятался, нельзя было найти его могилу. Тогда Святой и Благословенный надоумил повитуху, и она взяла эту его книгу и положила рядом с роженицей. И как только она положила ее рядом с роженицей, та тут же родила сына, и этот сын потом стал моим мужем. И вот так все узнали, что в этой книге есть целебная сила».
Я спросил: «А как вы думаете, что содержится в этой книге?» Одна невестка сказала: «Откуда мы знаем?» Другая добавила: «Нужно послать ее в Америку». А третья воскликнула: «Или Ротшильду!»
Я сказал: «Я готов послать эту книгу в любое место, куда вы захотите, но я не отвечаю за деньги».
Они удивленно подняли брови: «Неужели Ротшильд захочет, чтобы мы отдали ему эту книгу даром? Ведь мы бедные люди». Одна сказала: «Я думаю, что, если эта святая книга попадет в руки Ротшильда, он оценит ее на вес золота». А вторая добавила: «Господин гость приехал из Страны Израиля, ему ли не знать, как расположено сердце Ротшильда к этой стране. Ведь он каждому, кто только попросит, тут же дает там колонию».