ПРУТКИС. Все-таки. Ясно, она вас за нос водит. (Смеется.) Будь я на вашем месте — я давно бы ее бросил. Какая-то там моссельпромщица{255}, что с ней связываться? Да с вами любая красавица сойдется…
МИША (холодно). Я не интересуюсь, где и кто с кем целуется. (Поворачивается уйти.)
ПРУТКИС. О-о, конечно… Что для вас поцелуи? Пошлость. У вас — экономика. Только к чему она, ваша экономика, зачем?
МИША. Как зачем? Это дураку даже ясно.
ПРУТКИС. Дураку-то, может быть, и ясно, а мне нет. И нет вот. И даже очень. (Смеется.) Не только экономика, а даже вся земля ледышкой будет. А вы с экономикой. Вроде человека, которому на виселицу идти, а он заботится, как ему быть потолще. (Хохочет.) Что, а? (Суетясь.) Берет, берет… Боитесь проклятых вопросов, боитесь! (Вдруг как наскакивая.) А я вот возьму еще и вроде бомбочку, а? И вся ваша надменность к черту разлетится. (Смеется.) Партии вот выгодно, чтобы вы к рабочим и крестьянским чулкам, а вы к буржуазным, шелковым, что, а? Страсть сильнее вас. (Хохочет.)
МИША. А знаете что? Вас из партии выкинули, то же с вами надо и из вуза. Возмутительно только. Сволочь вы! Находились в партии и не верили в эту же партию.
ПРУТКИС (подхихикивая). А вы верите?
МИША. Да, я верю — сильнее партии ничего нет.
ПРУТКИС. Эх, блажен, кто верует. Я тоже верил в справедливость. А выходит, даже при социализме в любви будет несправедливость и страдания. Вы вот красивый, а я с горбом, хе-хе. А вы — партия, революция, завоевания. А что завоевали? Не одну ли только экономику? А все остальное — как было. Никакой революции. Революция еще не начиналась. Жизнь как была. А бытие определяет сознание. Значит, что же? Хе-хе. Легче несколько раз перезабыть и разучить Маркса, чем в любви разобраться. Почему вот, например, ответственным нравится больше нога в шелке?{256} И не голая или в другом чулке, а именно в шелке? Впрочем… кто поймет?.. Надменному — от смешного…
Делая ручкой, скрывается. МИША тоже вдет.
ВАРЬКА (с ларьком через плечо). Мишка, слушай!
МИША. Что?
ВАРЬКА. Я так, ничего…
МИША. Ничего, а ловишь меня и по коридорам, и везде…
ВАРЬКА. Ну да, очень ты мне нужен! Я так… Разговариваю вот, а ты даже не глядишь.
МИША. Мне некогда… (Показывая часы.) Я и так из времени вышел. Давай в другой раз… рационализм вот… (Показывает блокнот.) Или я тоже болтать только буду о рационализме, как и другие. А я решил примером быть. Все рационализировать, понимаешь? Что такое вот штаны, воротнички, галстучки?
ВАРЬКА. Почему же раньше у тебя не было этой рационализации?
МИША. Ой-ей-ей… Это пойдут еще за упреками слезы, настроения и всякая чепуха.
ВАРЬКА. Да, теперь чепуха, когда наблудил…
МИША. Брось. Я предупреждал, что у меня никаких любовных отношений. Тоже рационализм. Одинаково, как пища: мужчине нужна женщина, а женщине — мужчина. А по-товарищески я жить могу и с мужчиной, а не почему-то должен непременно с женщиной.
ВАРЬКА. А если вдруг у меня… (Не замечая того, костью скелета ковыряет обои стенки.) Ребенок будет? Как тогда? И учиться надо, и ларька бросить нельзя, и сама не совсем еще взрослая…
МИША. От последствий я ни от каких не отказываюсь. Было бы бесчестно. Будь покойна, я всегда готов. Если, конечно, будет доказано, что он… ребенок… мой…
ВАРЬКА. Как доказано?
МИША. Обыкновенно. Говорят… со мной ты по-пролетарски, а с другими по-буржуазски. А я, если так, тоже в долгу не желаю быть.
СУСАННА БОРИСОВНА (с примусом и кастрюлькой). А, Мишенька…
ВАРЬКА (пристально смотрит то на Мишу, то на Сусанну Борисовну. К Мише). Потому тебе и доказательства потребовались… дрянь ты… Я даже разговаривать с тобой не желаю!
Скрывается.
СУСАННА БОРИСОВНА. Что это значит?
МИША. Так просто, нервы.
СУСАННА БОРИСОВНА. А вы, Миша, мне страшно нужны… [Нет ли сыновей наркомов или членов це-ка…] Между прочим, знаете…
На подоконнике разжигает примус и ставит кастрюльку.
…у старых, говорят, коммунистов дети гораздо приятнее, чем они сами. Жаль лишь, что вы так молоды, Миша. С вами можно только забавляться.
МИША. Извините, я по расписанию, мне некогда. Рационализм. Даже обед пропал.
Бежит к двери.
Мамаша, давай там булку с чем-нибудь!
Скрывается в дверях.
МУХОДОЕВ (все с трубками). Мое почтение. Хозяйствовать изволите? (Оглядывается.) Ну как, не решили еще? Не подумайте только, что я с вами шуры-муры хочу. А очень бы вам это сходно. Комната — бутоньерочка, как говорят ученые. И платить буду я. Но чтобы никто… ни-ни. Вы — хозяйка. Мне только не часто так… Вы вечерком в театр уйдете, а я в это время к вам бы с кем-нибудь… Только и всего. Очень, видите, сходно. Соглашайтесь, а?
СУСАННА БОРИСОВНА. Пока не знаю, подумаю.
МУХОДОЕВ (скрываясь). Хорошо, хорошо, подумайте….
СУПОНЬКИН (невидимый). Слушайте, это уж чудовищно, вы слышите?
СУСАННА БОРИСОВНА. Я занята.
СУПОНЬКИН. Как занята? Жизнь решается…
СУСАННА БОРИСОВНА. Что же делать, у меня молоко кипятится, уйти может.
К МИШЕ, который выбегает с булкой в руках и на бегу ест.
Ах, Мишенька, милый… (Бросая молоко, осматриваясь, тихо.) Вы знаете, я так хочу познакомиться с партийной средой. Пожалуйста, познакомьте меня хотя бы с вашим папашей.
МИША. Не могу, не могу. Рационализм. Потом, потом.
Убегает.
СУПОНЬКИН (являясь в одной руке с гранками, в другой с карандашом, не дослышав). Куда, куда, чтоб я пошел? Ко всем чертям меня посылаете?
СУСАННА БОРИСОВНА. Тише… Все слышать могут. В какое вы ставите меня положение…
СУПОНЬКИН. Плевать мне теперь на всякие положения! Я предупреждал вас: не доводите меня до последней черты. Я нервничать буду, и тогда берегитесь, я за себя не ручаюсь. И вот… я нервничаю!.. (Ковыряет в ухе карандашом.) Убирайтесь сейчас же, и ни отнюдь…
СУСАННА БОРИСОВНА. А я вам сказала: убирайтесь вы, а не я. Зарубите это себе на носу.
СУПОНЬКИН. А, так? Хорошо. Раз вы не понимаете моей деликатности и сами не хотите уходить, то я вынужден вам помочь. Пожалуйста!.. (Выставляя из-за двери вещи.) Вот… вот ваши вещи… вот…
СУСАННА БОРИСОВНА. Не смейте трогать моих вещей, не смейте! (Топает ногами.) Дурак вы, идиот!
Выглядывают ПРАСКОВЬЯ ПЕТРОВНА, МУХОДОЕВ и другие.
СУПОНЬКИН (запирает дверь на висячий замок). Всего…
Уходит.
