ЛИЗА. Какая я ему жена? Я не жена.
ТЕРЕХИН. Правильно, Лиза, крой его!
ЛИЗА. Какая пошлость! Это, знаете ли, мещанские девицы создают себе уютные уголки, квартирки. Я свободна от всей этой дряни. Я к мужчине прежде всего отношусь как к товарищу. А с кем я жить буду — для меня это роли не играет. Сегодня один понравится как мужчина, завтра — другой. Я не самка, чтобы на этом строить отношения к товарищам.
ПРЫЩ. Вот это теория, Лизочка. За твое здоровье! За здоровье подлинно наших баб! Как говорит Володя Маяковский.
Мне надоели конфеты и сласти
{203},
Дайте мне хлебище жрать ржаной,
Мне надоели бумажные страсти,
Дайте мне жить с живою женой.
ТЕРЕХИН (Лёнову, тихо). Это по-нашему, Лёнов. Вот это баба!
ЛЁНОВ. Баба на ять, Костя. Ничего не признает.
ТЕРЕХИН. А ведь я ее отобью у тебя, Лёнов!
ЛЁНОВ. Нет, Костенька, накося (показывает ему фигу), у меня не отобьешь.
ТЕРЕХИН. Я не отобью? Сегодня со мной спать будет.
ЛЁНОВ. Сегодня? Ха… ха… ха! Три ха-ха.
ЛИЗА. Что вы?
ТЕРЕХИН. Да так, анекдотик. (Тихо, Лёнову.) Смеешься? Ну, вот пари на дюжину, что сегодня Лизка будет со мной. Что, струсил?
ЛЁНОВ. Я струсил? Идет! Поставишь дюжину!
ТЕРЕХИН. Кто поставит, увидим!
ПРЫЩ, который беседовал о чем-то с нэпманом, теперь целуется с ним. ТЕРЕХИН поворачивается и видит это.
(Кричит.) Сволочь! Ты с кем целуешься? Ты при мне, при рабочем, с нэпманом целуешься! За моим столиком! Мразь! А ты, как тебя… Вавилов… Хапилов. Вон отсюда! Рожа твоя опротивела.
ПРЫЩ отшатывается. ПАНФИЛОВ хватает шляпу. Пятится к соседнему столику.
ЛЁНОВ (наклоняется к Терехину, говорит тихо). Подожди. Что ж ты гонишь? А платить кто будет?
ТЕРЕХИН. Платить… Да, платить… Ну ладно. Эй, как тебя, слушай, товарищ Платилов. Погоди. Иди сюда. Это я так. Бывает это у меня, после фронта. Нервы.
ПАНФИЛОВ. Ничего. Я понимаю. Сам нервный. Тоже иногда, как в анекдоте…
Рассказывает студентам. Они, слушая его, смеются.
ТЕРЕХИН (подсаживается и говорит Лизе). А со многими ты живешь, Лиза?
ЛИЗА. Не считала. А тебе что?
ТЕРЕХИН. Ничего. Молодец. А вот у меня баба — мещанка, слякоть. Начнешь говорить с ней в общежитии об этих вещах. Сейчас: т… ш… шш. Боится слово громкое сказать, чтобы не услышали. Мне шагу не дает ступить. Ревность. В собственность меня приобрела.
ЛИЗА. Ненавижу такое бабье. Да разве человек может жить с одним? В тебе есть одно, что мне нравится. В нем — другое, в том — третье. Зачем же стеснять себя? Ведь живем раз.
ТЕРЕХИН. Правильно, Лизка, раз.
ЛИЗА. Весна. Кровь во мне бурлит. Выпью пива — губы вспухают… и… кусаться хочется… Дай пива!
ТЕРЕХИН (совсем тихо). Лизка, пойдем со мною… к тебе.
ЛИЗА (так же). А Нина твоя?
ТЕРЕХИН. Да ну ее!.. Ну пойдем…
ЛИЗА (после паузы). Пойдем… Погоди только, я Лёнова отошью. Что бы ему сказать такое? (Идет к Лёнову, напевая.) «Прощай ты, новая деревня, прощай, быть может, навсегда»{204}.
ПЕТР. Выть хочется по-волчьи. Выть и зубы оскалить на все это, проклятое… проклятое…
ПРЫЩ. Пей… Петя!
ЛИЗА (Лёнову). Митя, я к тебе не пойду сегодня. Ко мне тетка приехала. Буду дома.
ЛЁНОВ. Тетка приехала? Ну да! А Терехин тебя провожать пойдет?.. К тетке…
ТЕРЕХИН (прислушиваясь). А тебе что? Может, не позволишь… жене…
Смеется.
ЛЁНОВ. Нет… я… Ну что же, отправляйся. (Тихо.) Какая же ты сволочь… Какая гадина…
ЛИЗА идет. ТЕРЕХИН встает. Туго берет ее под руку. Они уходят. На пороге ТЕРЕХИН оборачивается. Кричит громко ЛЁНОВУ, который, стоя, провожает их глазами.
ТЕРЕХИН. Дюжина… ха… ха…
ПАНФИЛОВ. Дюжина… ха… хха… (Глупо хохочет.) Дюжина!
ЛЁНОВ оборачивается и дико смотрит на него.
Лицо ПАНФИЛОВА меняется. Он удивленно смотрит на ЛЁНОВА, потом торопливо и угодливо.
Дюжина… хе… хе… А нам мало дюжины… А мы еще хотим. (Кричит.) Эй, Коля, дюжину!
Несут пиво.
Занавес.
Эпизод четвертый
«ТЕРЕХИНУ ТОПЧУТ ЖИЗНЬ»
Комната Терехина в общежитии. Две кровати: одна хорошая, другая сделана из досок, сундука и стульев. Сидит НИНА. Пишет что-то.
ТЕРЕХИН (входит тихонько, подходит к Нине, читает через плечо). Так-с. Так и запишем.
НИНА (испуганно закрывает то, что писала). Подсматриваешь?
ТЕРЕХИН. Глупости. Всю эту мазню я читал.
НИНА. Неправда!
ТЕРЕХИН. Ну вот, неправда! Тебя не было — доставал и читал. Не все тетрадки, правда, успел. Интересные местечки попадаются. Особенно по поводу меня, в начале. А вообще — мещанство.
НИНА. Что мещанство?
ТЕРЕХИН. Мазня твоя. Зубоврачебное воспитание чувствуется. Да и дневник вести — мещанство.
НИНА. Вообще ведь все, что я делаю, мещанство.
ТЕРЕХИН. Ты, кажется, собираешься очередную сцену устроить? (Роется в углу.) Рубашка мне есть чистая?
НИНА. Нет. Не постирали еще.
ТЕРЕХИН. А почему не постирали?
НИНА. Не успела отдать прачке.
ТЕРЕХИН. Постоянная история. Мелочи не можешь сделать. Ну на что ты годна?
НИНА. Я тебе говорю: отдать не успела.
ТЕРЕХИН. Тише. Не ори… Когда тебе надо с Федором шататься — находишь время.
НИНА. Это еще что? Ты с ума сошел.
ТЕРЕХИН. Брось! Я прекрасно вижу твои штучки. Тут она льет притворные слезы: «Она меня любит, а я ее нет», а сама подготавливает себе парня, чтобы потом…
НИНА. Что, тебе удовольствие доставляет меня мучить? Ведь это же пытка.
Плачет.
ТЕРЕХИН. Тише. Да тише же, Нина! Ну, Нина, Нинка. Перестань! Ну, будет! Ну, не надо же. Ребята услышат — неудобно.
НИНА. Зачем ты всегда… так?
ТЕРЕХИН. Ну ладно, Нинка, успокойся. (Целует ее.) Ну, вот видишь — опять ссора, и черт его знает, из-за каких пустяков.
НИНА. Не в пустяках дело, Костя. Ты со мной совсем не считаешься. Я издергалась. Ты меня превратил черт знает в кого. Откуда-то робость появилась. Что бы ни сказала, все кажется, что не так… не то…
ТЕРЕХИН. Ну, я тут ни при чем.
НИНА. При чем, Костя! Ты груб со мной. Уже и ребята замечают.
ТЕРЕХИН. Замечают потому, что ты болтаешь об этом. Ходишь зареванная. Орешь в комнате. Ведешь себя как баба.
