ГЛУХАРЬ, председатель Районной контрольной комиссии ВКП(б).
ЛАРЕЧКИН, рабочий, секретарь фабричного партколлектива.
ЛИЧНЫЙ СЕКРЕТАРЬ СОРОКИНА, интеллигентный молодой человек.
КУРЬЕР советского учреждения.
МАНИКЮРША.
<ПОРТНИХА.
КАССИР.>
РЕПОРТЕР.
СТОРОЖ РАЙОННОЙ КОНТРОЛЬНОЙ КОМИССИИ ВКП(б).
1-й РАБОЧИЙ.
2-й РАБОЧИЙ.
КОМСОМОЛКА.
ЛЕТЧИК.
БОРТМЕХАНИК.
1-й ПАССАЖИР, толстый.
2-й ПАССАЖИР, тонкий.
3-й ПАССАЖИР, дипкурьер.
ПОЭТ.
<ДЕЛЕГАТ от собрания беспартийных рабочих.>
МУЗЫКАНТЫ, РАБОЧИЕ, РАБОТНИЦЫ.
Действие первое
Квартира Сорокина.
ШУРКА, ТАНЯ и МАНИКЮРША, которая занимается ногтями Тани.
ШУРКА (Тане). Значит, послезавтра в шесть уезжаете?
ТАНЯ. Не уезжаем, Шура, а улетаем на аэроплане.
ШУРКА. Прямо до Берлина?
ТАНЯ. Да…
ШУРКА (вздыхает). Здорово.
ТАНЯ. Почему — здорово?
ШУРКА. Так…
ТАНЯ. То есть как — так?
ШУРКА. Очень просто.
ТАНЯ. О чем я так страстно мечтала, наконец сбывается…
МАНИКЮРША. Да, по теперешним временам трудно мечтать о загранице…
ШУРКА. А я, например, не мечтал и не мечтаю… Буржуазное окружение…
МАНИКЮРША многозначительно смотрит на ШУРКУ и переглядывается с ТАНЕЙ.
ТАНЯ. Не видевши Европы, трудно быть объективным в суждениях, Шура…
ШУРКА. Капитализм не обязательно видеть, нужно только знать его.
ТАНЯ. А я, представь, еду с наслаждением. Я волнуюсь и дрожу от одной мысли…
ШУРКА. Кого тянет — другое дело…
ТАНЯ. Я глубоко интересуюсь Западом. Мне хочется своими глазами увидеть другой мир… Я всегда не успокаиваюсь до тех пор, пока сама не испробую глазами, руками, чувством…
ШУРКА. Будто наш Кавказ, Крым, Кисловодск и разные Ессентуки хуже капиталистических курортов…
ТАНЯ. Ха-ха-ха! Мой дедушка был таким же патриотом, как ты. Мама мне рассказывала: как начнут собираться в Ниццу — дедушка бузить… Но ведь он был старым генералом, а ты, Шурка, интернационалист!
ШУРКА. Та-ак!..
МАНИКЮРША заканчивает работу над ногтями ТАНИ, молча получает деньги, складывает инструменты в шкатулку.
МАНИКЮРША. Счастливого вам пути!
ТАНЯ. Благодарю вас.
МАНИКЮРША уходит. ТАНЯ любуется ногтями.
Вы сегодня странный, Шура: загадочно «такаете»…
ШУРКА. «Затакаешь», когда… выходит не по-твоему…
ТАНЯ (резко). Бросьте глупости! Я вовсе не желаю быть вашей любовницей…
ШУРКА. Но он же вам противен!
ТАНЯ. Я прошу личности Сорокина не касаться. Вам он — старший партийный товарищ, а мне — муж… Я пошутила, а вы вообразили… Я улетаю с мужем заграницу и прошу забыть о наших шалостях.
ШУРКА (хочет что-то сказать, но, махнув рукой, смотрит на часы, сверяет с ручными). Ну, я рванусь в райком…
ТАНЯ (примирительно). Какой вы эгоист, Шура!.. Николай Алексеевич берет меня заграницу… А я…
ШУРКА. Но ведь я люблю вас, черт возьми, и жду полгода…
ТАНЯ. Мне какое дело до вашей любви? Когда я была машинисткой, никто не обращал внимания на меня. [Теперь я езжу в мужнином салон-вагоне, и вы липнете ко мне, как мухи…]
ШУРКА (гневно). Но вы к Сорокину пошли не по любви, а из расчета!.. Вы можете любить только спецов!{280}
ТАНЯ (грозно). А вам какое дело?! (Спохватывается, нежно.) Какой ты честный, но наивный коммунист, Шура… Да. Я Сорокина иногда не выношу… до безумия!.. Особенно в постели, по ночам, когда он на кровати по газетам ползает. И шуршит, шуршит, шуршит… Ах, боже мой, как он шуршит!..
ШУРКА (резко). Ну, до свиданья!
ТАНЯ. Шура!..
ШУРКА. Мне некогда.
ТАНЯ. Одну минуту…
ШУРКА. Я должен быть в пять в райкоме на совещании, в шесть — в эм-ка-ка{281}, в семь МОПР{282}, в восемь — шефбюро, в девять — редколлегия, в десять — безбожник{283}, в одиннадцать (достает памятную книжку, перелистывает)… внезапная проверка тут.
ТАНЯ. Верю, верю!.. Девять совещаний…
ШУРКА. Значит, я вернусь домой не раньше часу.
ТАНЯ (притворно нежно). Верю, милый!.. Прощай! Будь здоров! Когда вернусь… буду вся твоя!
Подходит к ШУРКЕ, порывисто обнимает его, тот опускает портфель на пол.
ШУРКА (удивленно). Таня!.. Милая!.. Любишь?
ТАНЯ (целует прерывисто). И в Берлине, и в Париже, и в Чехословакии я буду думать только о тебе! Ты не можешь себе представить, как мне хочется… взглянуть одним глазком… почувствовать…
Входит ШАЙКИН.
ШАЙКИН (тревожно). Кто из вас ходил в уборную, товарищи?
ТАНЯ и ШУРКА отскакивают друг от друга.
ТАНЯ (растерянно). Не знаю… А что случилось?
ШАЙКИН (строго). Надо свет тушить в уборной. МОГЭС, вы знаете, за это гайку как накручивает?
ТАНЯ. Я не знаю, кто ходил…
ШАЙКИН. С вашей стороны ходили…
ТАНЯ. Почему вы думаете, с нашей?
ШАЙКИН. С нашей стороны я узнаю всех по шагам…
ТАНЯ. Может быть, соседка?
ШАЙКИН. Я спрошу… МОГЭС не шутит с этим… Строжайший режим экономии.
Уходит. Слышен настойчивый стук.
ШУРКА. Кажется, заметил, как мы?..
ТАНЯ. Ну и черт с ним… Но возмутительно: до сих пор не может человек расстаться с привычками военного коммунизма… врывается без стука…
Звонит телефон.
Вероятно, Сорокин.
ШУРКА (берет трубку телефона). Алё!.. (Важно.) А кто его спрашивает? С фабрики?.. На доклад?.. Товарища Сорокина сейчас нет дома.
ТАНЯ. Скажи: мы улетаем за границу, и никаких докладов делать он не будет…
ШУРКА (в телефон). Неизвестно, товарищ, когда он вернется… Я не могу на себя взять такую ответственность… А вдруг он не приедет вовремя…
ТАНЯ. Дайте трубку. (В телефон, важно.) Алло!.. Кто спрашивает Николая Алексеевича? Ну, кто говорит со мной? Товарищ, это мне интересно… Потому что я жена товарища Сорокина. Я должна знать, кто его спрашивает. Секретарь ячейки? Так вот что, товарищ: Николай Алексеевич выступать с докладами не может… Очень просто… Послезавтра мы летим заграницу… (Кладет трубку на стол.) Бесконечные съезды, конференции, заседания и совещания! Как это однообразно…
Входит ШАЙКИН с бумагой.
