Интеллигентами гордое слово «гражданин» на фоне голода и разрухи воспринималось сардонически:
Сумрак тает. Рассветает.
Пар встает от желтых льдин,
Желтый свет в окне мелькает.
Гражданина окликает
Гражданин:
— Что сегодня, гражданин,
на обед?
Прикреплялись, гражданин,
или нет?
— Я сегодня, гражданин,
плохо спал.
Душу я на керосин
променял.
(Вильгельм Зоргенфрей. Над Невой. 1920 г.)
Но основной массой населения оба эти слова — и «гражданин», и «товарищ» — поначалу воспринимались нейтрально, как равнозначащие и стилистически равноправные:
► Такие слова, как товарищ, гражданин, гражданка, восприняты как слова-ОБРАЩЕНИЯ. «Товарищ — это по-нынешнему зовут так»… «Гражданин — это по-новому так зовут».
(А. Селищев. «Язык революционной эпохи. Из наблюдений над русским языком последних лет. 1917–1926». С. 214)
Эта запись А. Селищева датирована 1925 годом. Однако десятилетие спустя слово «гражданин» почти окончательно перекочевало в места заключения: обращаясь к лагерному начальству самого мелкого разбора зэку полагалось говорить: «Гражданин начальник!» И стоило ему по старой, вольной привычке, обмолвившись, сказать «товарищ начальник», как он тотчас же получал в ответ классическое:
— Тамбовский волк тебе товарищ!
А на воле слово «гражданин» возникало лишь в исключительных случаях. И чаще всего тоже в устах зэка (бывшего или потенциального):
Стою я как-то раз на стреме,
Держуся за карман,
Как вдруг ко мне подходит
Незнакомый мне граждан…
И недаром этот «незнакомый граждан» оказывается иностранным шпионом.
А обращение «товарищ», «товарищи» тем временем уже совсем утратило свою былую «партийную» окраску и даже в сознание людей старшего поколения окончательно вошло как синоним дореволюционного — «господа». Теперь разве только эмигрант, осевший где-нибудь в Париже или Лондоне, мог расслышать в таком обращении привкус чего-то чужеродного и даже враждебного.
Любопытный казус, связанный с различным восприятием этого все еще сакраментального для них (эмигрантов) слова, вспоминает в своих мемуарах Аркадий Райкин:
► Наш театр был в Лондоне, когда мы узнали, что на днях в Оксфордском университете состоится церемония награждения Анны Андреевны Ахматовой… Так получилось, что из советских людей лишь Рома да я оказались свидетелями, да и то случайными, этого триумфа Ахматовой, триумфа русской поэзии…
Мы застали у нее художника Юрия Анненкова, специально приехавшего из Парижа… Кроме Анненкова, из Парижа на двух автобусах приехало множество поклонников и друзей молодости Ахматовой. Через несколько минут после нашего прихода они тоже явились в гостиницу. Я никогда не видел в таком количестве старых русских аристократов. Все они были крайне воодушевлены в тот момент, но смотреть на них было грустно. Некоторые плакали…
Когда же Анна Андреевна по привычке обратилась к присутствующим:
— До свиданья, товарищи! — возникла напряженная пауза.
Прощаясь с нами, Анна Андреевна сказала:
— Они забыли, что товарищ значит друг. Но мы-то это помним, не так ли?
Совершенно очевидно, что этой последней своей репликой Анна Андреевна хотела сгладить возникшую неловкость. Сделала, что называется, bon mine au mauvais jeu (хорошую мину при плохой игре). Не может быть никаких сомнений в том, что, кинув эту прощальную реплику «До свиданья, товарищи», она имела в виду отнюдь не старое русское, а именно советское, новоязовское значение сакраментального для эмигрантов, но вполне привычного, естественно вошедшего в ее словесный обиход слова.
Было это в середине 60-х.
Интересно тут, что примерно в это самое время слово «товарищи» на слух молодого, подрастающего поколения уже опять стало звучать как чужеродное, отчасти даже враждебное.
* * *
В начале 70-х мой сын, которому было тогда лет пятнадцать, играл перед нашим подъездом с подружкой в бадминтон. Волан то и дело пролетал над головой сидящей на лавочке старушки, которая всякий раз при этом испуганно втягивала голову в плечи. Из подъезда вышла наша соседка, не старая еще, но уже и не молодая женщина, с которой мы когда-то состояли в одной комсомольской организации.
— Товарищи! — возмущенно обратилась она к подросткам. — Неужели вы не могли найти для своих спортивных упражнений какое-нибудь другое место?
Ребята на это увещевание никак не прореагировали, и тогда она пригрозила им, что пожалуется на них — уж не знаю, куда — в школу, в милицию, в комсомольскую организацию…
— Идите, идите стучать в свой райком, — ответил на эту угрозу мой отпрыск.
Вечером вся эта история в повышенных тонах была изложена мне бывшей моей товаркой по комсомольской организации по телефону. Я отвечал, что согласен с ней на сто процентов, что сын мой хам, вел себя безобразно и я, конечно, проведу с ним соответствующую воспитательную работу.
— При чем тут твой сын? — удивилась она. — Я возмущена не им, а вами! Не далее как третьего дня Володя (так звали ее мужа) стал членом бюро райкома, и вот уже в вашей семье это обсуждается! И воображаю, в каких тонах!
— Дорогая, — слегка ошеломленный таким поворотом сюжета, сказал я. — Я очень рад за твоего Володю, прими мои поздравления, но, клянусь, я и понятия не имел об этом важном событии в вашей жизни!
— Да? — искренне удивилась она. — А почему же тогда твой сын сказал мне: «Идите и стучите в свой райком»?
— А тебе не пришло в голову, — сказал я, — что для них — пятнадцатилетних, шестнадцатилетних — само это слово «товарищи», с которым ты к ним обратилась, ассоциируется только и исключительно с райкомом?
После довольно долгого и утомительного (хотя уже и не такого нервного) разговора она вынуждена была принять эту мою версию как единственное логически безупречное объяснение вышеизложенного инцидента.
Номенклатура
В современном, одном из последних по времени (1999 года издания) «Словаре иностранных слов» слово «номенклатура» объясняется так:
► 1. Совокупность или перечень названий, терминов, употребляющихся в какой-либо отрасли науки, искусства, техники и т. д.
2. Номенклатура продукции — классифицированный перечень продукции, производимой промышленностью и другими отраслями хозяйства.
3. Круг должностных лиц, назначение или утверждение которых относится к компетенции какого-либо вышестоящего органа.
В официальный советский новояз слово это вошло в третьем значении. Но поскольку все знали, что на самом деле за словом этим стоит совершенно иная реальность, с ним произошла весьма комическая история: на какое-то время оно просто исчезло из словарей — не только лингвистических, толковых, но даже и энциклопедических.
В первых двух значениях оно иногда еще упоминалось. Но в третьем, как правило, стыдливо замалчивалось. А в иных случаях вообще не упоминалось, словно бы относилось оно к той самой «ненормативной лексике», место для которой в российских словарях нашлось лишь однажды — в бывшем до недавнего времени библиографической редкостью четвертом издании «Толкового словаря» В. Даля под редакцией И.А. Бодуэна де Куртенэ.
Вот что пишет по этому поводу автор книги «Номенклатура» Михаил Восленский в «Введении» к этому своему фундаментальному труду:
